(О русских поэтах татарского происхождения)
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2018
Лилия Газизова — поэт. Окончила Казанский медицинский институт и Литературный институт им. А. М. Горького (1996), ответственный секретарь журнала «Интерпоэзия» (Нью-Йорк). Автор тринадцати сборников стихотворений, изданных в России и Европе. Публикации в журналах «Новый мир», «Знамя», «Арион», «Дружба народов», «Октябрь», «Нева», «Интерпоэзия», «Дети Ра», «Зинзивер» и др. Стихи переведены на двенадцать европейских языков. Лауреат нескольких литературных премий. Переводит тюркскую поэзию на русский язык. Основатель и организатор международных поэтических фестивалей имени Н. Лобачевского и В. Хлебникова (ЛАДОМИР).
Писать по-русски, будучи не русским по национальности, — это особая «стать», а говоря менее лирическим языком, это ситуация, которая может быть выражена как «свой среди чужих и чужой среди своих». Меня всегда интересовал вопрос самоидентификации поэта, поскольку я и сама, будучи татаркой, владеющей родным языком, пишу по-русски.
Набившая оскомину поговорка «Поскреби любого русского, найдешь татарина» в отношении литературных фамилий особенно актуальна. Гавриил Державин, Николай Карамзин, Иван Тургенев, Фёдор Достоевский, Александр Куприн, Иван Бунин, Владимир Набоков, Анна Ахматова — самые громкие из них.
Не обошел тему и Владимир Высоцкий:
Только русские в родне,
Прадед мой — Cамарин.
Так что, если кто и влез ко мне —
Так и тот — татарин!
Почему малое всегда вливается в большое?
Что определяет выбор языка творчества?
Всегда ли есть выбор?
Сложность темы обусловлена, с одной стороны, распространенностью явления, с другой, уникальностью каждого отдельного случая. Не претендуя на полное раскрытие проблемы, хотелось бы, пусть и лапидарно, остановиться на отдельных аспектах этого явления.
По семейному преданию, некий Багрим-мурза, предок Гавриила Державина, выехал в Москву из Большой Орды и после крещения поступил на службу великого князя Василия II. Судьба Державиных типична для многих представителей знатных татарских родов, принявших православие и присягнувшим русским царям.
Казань стала местом рождения поэта. Здесь он учился в гимназии, проявил способности к рисованию. Это была обычная русская дворянская семья, в которой говорили по-русски и, наверняка, по-французски.
Биография поэта известна: Державин сделал блестящую карьеру государственного мужа, которую считал главным делом жизни, но прославился при жизни и как поэт, автор «Фелицы» и «Анакреонтических песен».
Державин в своих произведениях ничем не выдает своего происхождения. Думаю, что он и сам считал себя исключительно русским человеком. Ни собственные татарские корни, ни случайно услышанная татарская речь не стали темой для стихотворных размышлений. Но — «мысль изреченная есть ложь»… И можно только предполагать, занимала ли его тема, называемая нынче этнической самоидентификацией.
И все же он упоминает о татарской столице в одном из программных стихотворений «Арфа»: «…И возвещает мне, как там цветет весна,/ Как время катится в Казани золотое!».
Незадолго до смерти Державина хотели назначить губернатором Казанской губернии. Может быть, и появились бы стихи, проникнутые причастностью автора к татарским главам российской истории, окажись он снова на земле своих предков. И закольцевалась бы история жизни поэта, если бы он нашел последний приют в своем родном городе…
Анна Ахматова через сто лет после Державина подчеркнула свою принадлежность к татарскому роду, но сделала это не совсем обдуманно, поскольку вынуждена была взять псевдоним из-за отца, не одобрившего ее стихотворные опыты.
Татарское происхождение для Ахматовой, конечно, подчеркивало ее инакость. Фамилию «Ахматова» она взяла от бабушки по материнской линии, «не сообразив, — как писала позже, — что собираюсь быть русским поэтом». Ахматова считала, что ее род идет от легендарного ордынского хана Ахмата: версия не подкреплена документами, но приводится в ряде автобиографических заметок.
Интересно, что через полвека ее сын Лев Гумилёв в своих работах будет утверждать, что Русь — это продолжение Орды, а многие русские люди — потомки крещеных татар. Он назовет иго «русско-татарским симбиозом». А еще через полвека в Казани ему воздвигнут памятник с высеченной на нем цитатой из его работ: «Я, русский человек, всю жизнь защищал татар от клеветы…».
Делился ли Лев Гумилёв с матерью своими идеями? Читала ли она его работы? Об этом нам ничего не известно. В «Записках» Лидии Чуковский, пристрастно прочитанных мной, ничего не сказано об этом. Хотя известно, что автор воспоминаний кропотливо фиксировал высказывания Анны Андреевны, касающееся как литературных, так и семейных тем.
Лишь в одном стихотворении Ахматова упоминает о татарских корнях.
Мне от бабушки-татарки
Были редкостью подарки;
И зачем я крещена,
Горько гневалась она.
Это лирическое высказывание носит, скорее, орнаментальный характер.
Надежда Мандельштам в своих воспоминаниях отмечает слова Ахматовой о том, что ее имя принесло ей много бед. Имелась ввиду, конечно, фамилия.
Татарское, дремучее
Пришло из никогда.
К любой беде липучее.
Само оно — беда.
Слова Ахматовой в отрыве от контекста бесед с Надеждой Яковлевной представляются не особенно убедительными. Учитывая страшное время, вряд ли имя сыграло столь неординарную роль.
Ахматова перевела на русский язык одиннадцать стихотворений великого татарского поэта Габдуллы Тукая. Эти переводы входят во все переиздания классика татарской литературы. Интересно, что просьба перевести Тукая исходила от Семёна Липкина, который перевел татарский эпос «Сказание о Йюсуфе и Зулейхе». В ответ на его просьбу она ответила: «Своего переведу».
Другой известный поэт, носитель татарской фамилии, Белла Ахмадулина в стихотворении, посвященном Анне Ахматовой, обозначила свое отношение к псевдониму поэта.
Это имя, каким назвалась,
потому что сама захотела, —
нарушенье черты и предела
и востока незваная власть,
Белла Ахатовна в одном из интервью сказала: «Я — Ахмадулина, и это не может ничего не значить. И то, что я Ахатовна, для меня очень важно. Татарские гены, наверное, сказались на способе моего сочинительства…».
Белла Ахмадуллина родилась в семье Ахата Ахмадулина, татарина по национальности. Дома вряд ли говорили по-татарски; даже если отец и знал его, мама была русской с итальянскими корнями.
Стоит отметить ярко выраженную татарскую внешность поэта: высокие скулы, темно-карие глаза, что придавало ей особую притягательность. Некоторые критики усматривают в ее поэтике восточные орнаментальность и подспудные смысловые нюансы. И это особенно проявлялось в ее неповторимой манере чтения.
Если возможна попытка обобщения в этом тонком вопросе, то Державин, Ахматова и Ахмадулина писали на единственно возможном, учитывая обстоятельства их жизни, языке. Их поэтика — русская поэтика. Ни формально, ни содержательно в их поэзию не проникла татарская «стрела».
Сложная российская история знает периоды, когда многие были вынуждены скрывать свое происхождение. Люди меняли не только фамилии, но и имена. Ольга Олсуфьева, известная, хотя и узкому кругу, как поэт Алла Зимина (1903 – 1986), принадлежа к известному княжескому роду, чтобы выжить, изменила имя и фамилию. Ее фамилия имеет греко-тюркские корни.
Советские поэты Михаил Львов и Роман Солнцев имели при рождении иные имена-фамилии: Рафкат Маликов (Габитов) и Ринат Суфеев соответственно. Фактически они изменили свою национальность, взяв чуждые для татарских традиций имена. И это были не литературные псевдонимы. Можно предположить, что выбрав судьбу русского поэта, они захотели по-настоящему ассимилироваться, подписывая свои произведения да и просто подписывясь русскими именами.
Есть авторы, которые не мыслят мир без своей принадлежности к татарскому этносу. В их произведениях то и дело слышится татарская речь, появляются предметы национального обихода и костюма, символы татарской культуры.
«Умирает во мне азиат/ И уздечку ищет рукою», — пишет казанский поэт Рустем Кутуй. Эту «уздечку» ищут в своих стихах многие татары, пишущие на русском языке. Ищут и не находят, ощущая себя пресловутым «отрезанным ломтем»:
Вспять не бежит к истокам
даже простой ручей.
Произнесу с восторгом:
Господи, я ничей!
Отчизна ли снова станется,
чужбина ли впереди,
я сам себе иностранец,
прости меня, Господи.
Автор этих строк — Равиль Бухараев. Его судьбу русского поэта можно назвать успешной. Выпускник Казанского университета и Высших литературных курсов в Москве. Множество публикаций в центральных журналах, таких, как «Новый мир», «Знамя», «Дружба народов», признание на малой родине (лауреат Государственной премии имени Г. Тукая Татарстана). Но и в Бухараеве присутствовал надлом, связанный с расхождением родного языка с языком творчества. В «Милостыне родного языка», имеющим подзаголовок: «Венок сырого дыма. Переложение с татарского», автор признается:
Глагол любви, наследье Кулгали…
Немая, память предана стократ.
Утраченная речь родной земли
вернется ли когда-нибудь назад?
В последние годы жизни Равиль Бухараев писал и на татарском языке. Не это ли дань любви и памяти родному языку:
Утраченная речь родной земли,
татарская целительная речь…
К татарам, пишущим на русском языке, в Татарстане до недавних пор было неоднозначное отношение. Порой их называли предателями родного языка. Известный татарский драматург Туфан Миннуллин в беседе с матерью русскоязычного поэта, татарина по национальности, подчеркнуто говорил с ней на русском языке. В ответ на ее вопрос, почему он не говорит с ней по-татарски, Миннуллин ответил: «Я говорю с вами на том языке, на котором пишет ваш сын».
Но парадоксальным образом родной язык мог стать и препятствием к образованию и приобретению профессии. В советской России преподавание в вузах велось на русском языке. Поэтому, хотя татарские школы и существовали, правда, в мизерном количестве, татары отдавали своих детей преимущественно в русские школы, чтобы они были конкурентоспособными при поступлении в университеты и институты. То есть, речь идет о планомерной русификации татар. И это большая и горькая глава истории татарского народа…
Вспоминает Рустем Кутуй: «Как-то раз на уроке я, вместо того, чтобы слушать, писал стихи. Учительница и спросила меня, мол, что это такое. «Все равно не поймете, я же на татарском пишу». «Вам давно надо научиться писать на советском». «А это не советский, что ли?»; «…на русском», поправилась она… Она поправилась, но было уже поздно. Унизила меня перед всем классом. Я это надолго запомнил…»
Для крупных поэтов, владеющих татарским языком и ощущающих неразрывную связь со своими предками, но пишущих по-русски, характерно гармоничное соседство различных форм, методов и поэтик, проявляющееся даже в рамках одного стихотворения. Метафоры, образы и эпитеты татарского происхождения создают притягательные интонацию и аромат восточных лабиринтов в русской речи.
Многие из них включают в ткань стихотворения суры из Корана, как, например, в стихотворении Рустема Кутуя «Молитва Ибрагима»:
«Бисмилляхи рахманы рахим…»
Помереть дай, аллах, мне в седле.
Дай дыханье оставить в золе.
Постарел, как луна, Ибрагим.
«Бисмилляхи рахманы рахим…»
…Мой аллах, я не лучше других,
Хуже даже хромого коня.
Ты возьми его в рай за меня.
На земле проживет Ибрагим.
«Бисмилляхи рахманы рахим…»
Рустем Кутуй был сыном классика татарской литературы Аделя Кутуя, автора знаменитых «Неотосланных писем», которыми зачитывалась романтически настроенная татарская молодежь в 30–60-е годы. Для меня, в 90-е годы начинающей поэтессе, он был человеком, который, и я тогда это хорошо понимала, сумел органично соединить в себе два противоположных качала и сделать свое происхождение и знание татарской культуры достоянием русской литературы.
Русские поэты татарского происхождения — это сочетание двух равновеликих стихий. Они особенно остро ощущают свою принадлежность к драматичной истории русских и татар.
Большое поглощает малое — это закон физики. Но русская поэзия не поглощает, а обогащается и возвеличивается благодаря языкам и народам, населяющих Россию и весь мир.
Отлученность от родного языка, казалось бы, воспринимаемая как горе, становится почвой для рождения самобытной поэзии.