Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2018
Константин Комаров — поэт, литературный критик, литературовед. Кандидат филологических наук. Стихи публиковались в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Урал», «Дети Ра», «Нева», «Новая Юность», «Волга», «Сибирские огни», «День и ночь» «Вещь» и др. Автор нескольких книг стихов. Участник и лауреат нескольких поэтических фестивалей.
* * *
Дух разварен в теле,
как пустой пельмень.
Нефтяная темень,
скользкая Тюмень.
Замолкает плеер,
как в чуму — роддом,
и толпа теплеет,
покрываясь льдом.
За стогами плоти
не видать лица
и балет в болоте
продолжается.
* * *
Слово за слово, имя за имя,
непрерывный тактильный размен,
и хотя результат невзаимен —
ничего не желаешь взамен.
Но когда остается лишь бухнуть
это бренное тело в кровать —
строчка за строку, буква за букву
будут ночью тебя прикрывать.
* * *
Приходит звук, как гость незваный
и топчет ночь, как серый слон —
навязыванием названий,
эксплуатацией имен,
истрепываньем старых истин,
которые дня в день изо
ведут сквозь мир — гол и воинствен —
на сатанинское ИЗО.
Неброска, как пейзаж Небраски,
строка ложится в чистый лист,
за ней идут иные сказки —
и чистый лист уже не чист.
И все ж — спокойно и корректно —
пред словом я держу ответ,
ведь в нем, как на Большом Каретном,
прошли мои 17 лет.
* * *
С. Б.
Чему звенеть — то к свадьбе вызвенится,
забудется медовым сном —
так словно девственница, лиственница
стояла за моим окном
и лепетала ветром высохшим
о том, что не туда я влез,
что доведут идеи высшие,
что образ смотрит, как обрез,
что я не доползу до ужина,
сраженный пулей роковой,
что дерзкая защита Лужина
не защитила никого.
Да, мы встаем на лапки задние,
когда — вовеки испокон —
нас молча окружают здания
с глазницами чужих окон.
Блестя крестами и секретами,
страдая пламенной крезой,
питаемся мы сигаретами
и догрызаем горизонт
стишком — передрассветным, контурным,
допив тяжелое вино,
(с которым становится в контры нам
не надо да и не дано).
А ты — уютная и ламповая,
в контекстах солнечных твоих
мне кости звук не переламывает
и не перемывает их.
И мне с тобой светло и действенно
вериги времени терпеть.
И я — восторженный, как девственник,
стою перед тобой теперь.
* * *
С. Б.
Ну нет… Ну не настолько глуп же
я, чтоб не знать, как ты родна,
чтоб не копнуть сетчаткой глубже
последнего грудного дна,
чтоб не узнать твои пароли,
не умыкнуть твои ключи,
когда тягучим аперолем
апрель горчит и горячит.
Глаза от счастья намокают
и в зимний хлад, и в летний зной,
как будто взгляду намекают,
что он теперь уже не злой.
У соловья последних истин
цветастую гортань свело.
Взлетаю, как осенний листик —
настолько мне с тобой светло.
Забывши — памяти на диво —
и ту, и ту, и ту, и ту,
закончив пиво торопливо,
к тебе — иду, иду, иду…
* * *
Беременный тоской бармен
протянет: «Стекла убери».
Ты порешил, что супермен,
тебя херачат упыри.
Теперь терпенье запасать
под градом молотьбы изволь,
чтоб опосля все записать
и в рифмы переправить боль.
Зря пьяной ухал ты совой,
что черт — не черт и бог — не бог,
лови смещенье носовой
перегородки — вот итог.
С лицом — краснее, чем пион —
пока ты не находишь слов —
бросавший «Локо — чемпион»
в рой уралмашевских скинов…
* * *
Грядет затактовый закат,
корежа небо красным сколом,
свет отдается тьме за так,
на сырость переправив скорость.
И одинокий карандаш
вычерчивает злые знаки,
устраивая раскардаш
уставшей от него бумаге.
Сон накрывает длинной дланью
умаявшийся за день день,
и к мозгу грациозной ланью
ночная прилегает лень.
* * *
Меняют ники инки,
застыл фарфор фанфар,
пролистываю снимки —
вдыхаю перегар.
Теперь в каком-то роде
я в сетевом нигде,
и палец мой на взводе,
как камень на воде.
И мечутся частицы
по цифровой земле
и мерзнут нечестивцы
в безадресном тепле.
На первое-второе
рассчитана еда.
Я стал скучнее втрое,
но это не беда.
В аккаунты я спрятан
от всех незримых лиц
и весело состряпан
с нулей и единиц.
Я знал, что так бывает,
я новой роли рад,
и слух мой забивает
концертный концентрат…
* * *
Слова мои идите смерьте,
адепты свадебных свобод.
Возможность засмотреть засмертье
не раздается на слабо.
Попытка видеть, но не выдать
разумные густые сны
одним движением провыта
губ — заспанных и запасных.
А люди чуют инородца,
«что если — говорят — найдем»,
их ненависть передается
бездушно-скальпельным путем,
изюмно-пышная, как булка,
она растит себе бока,
но только буковая буква
стиха — по-прежнему крепка.
И где-то заблудилась мойра
в районе вечного нуля,
и выдает по мере моря
покой мне милая земля.
* * *
С. Б.
Если двое нас будет
и уснем мы вдвоем,
пусть нас утром разбудит
голубой окоем.
Ни одна неполадка
нас не парит пока,
вдоха каждая складка
для дыханья сладка.
Растворяется в плоти
успокоенный дух,
голос жаждет мелодий
ослепительных двух.
Поступь белого света
топчет горестный мрак.
Я люблю тебя, Света,
потому что вот так…