Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2018
Константин Кедров-Челищев. Собрание сочинений в трех томах.
Калининград: Калининградская книга, 2017
Том 1: Или. — (Или Поэзия) — 2-е изд., доп. 468 с.
Том 2. Бутылка Клейна, брошенная в море. Поэзия 2003 — 2017. — 572 с.
Том 3. Энциклопедия метаметафоры. — 192 с.
Свое 75-летие Константин Кедров-Челищев
встретил феноменально: целым веером изданных впервые и переизданных книг. Здесь
все: стихи, статьи, воспоминания, философские прорывы в область метаметафоры и мироздания.
Я познакомился с Константином Кедровым примерно лет сорок назад, задолго до
того, как он присоединил к своей фамилии второе имя — имя его прадеда Челищева
и одновременно имя знаменитого русского художника Павла Челищева, жившего в
Париже, его двоюродного деда. Такова одна из ветвей родословной Константина Кедрова, доктора философских наук, автора многочисленных
книг и публикаций. В юбилейные дни к трехтомнику его произведений присоединились
и другие книги, например, «В середине радуги. Статьи, воспоминания. — 460 стр.»
и «Новый альмагест. Полное собрание сочинений. — Том 1 — 444 стр.». Кроме того,
одна из его книг готовится к выходу за океаном — в одном из американских
издательств. Я написал о «юбилее», однако хочется поставить вопрос: могут ли
быть юбилеи у представителя поэтического авангарда или его жизнь сама по себе
непрерывный поток и перетекание из одной поэтической вселенной в другую?
Листая эти новые книги поэта-авангардиста, я вспоминал, как Константин в начале
80-х годов ХХ века читал лекции в Литературном институте, в которых, опираясь
на творчество Достоевского, развертывал свои теории о космизме
человеческого существования. За этот «космизм» был
сурово наказан — запрещением преподавательской деятельности перед будущими
литераторами.
Однако это не помешало ему создать свою теорию «метаметафоры»,
которую подхватили другие поэты, в частности, Алексей Парщиков.
При этом частенько имя создателя термина и понятия «метаметофоры»
не всегда вспоминалось, и сегодня мы устраняем эту несправедливость. Вот как
сам творец характеризует свою философскую посылку:
метаметафора
амфора нового смысла
как паровоз
в одной лошадиной силе
как конница в паровозе
Литератор широкого профиля, Константин Кедров-Челищев
в течение более полувека существует в самых различных жанрах. Это и поэзия, и
философские эссе, и воспоминания, и создание различных литературных лексиконов,
то есть словарей понятий.
Конечно, в творчестве Кедрова есть прямые отсылки на
следование той поэтической ветви, которая называлась «авангардизмом». Здесь
целый спектр предшественников — и Велимир Хлебников,
и Алексей Кручёных, и Давид Бурлюк…
Но не надо забывать, что со времени царствования мэтров русского
авангарда прошло сто лет, и ключик, которым открываются их творения, почти
утрачен. То же и со стихами Константина Кедрова. Его
стихи не однозначны, часто они не поддаются немедленной расшифровке, и, только
благодаря интересу и вниманию к ним, они внезапно раскрывают свою творческую
тайну: гармонию гуманизма и метафоры прозрения. Гармония покоряет:
Последняя книга которую я напишу
похожа на остов мамонта из мезозоя
Но я не пишу и поэтому я не пишу
из зоомузея записок из мезозоя
Музей музыкален в нем зоорояль зооарфа
в нем зоовалторны и зоолитавры
аморфны
в нем зоолончели с изогнутой шеей жирафа
вдоль линии Соль соловей опрокинутый в морфий
Повторы музыкальны, тайны текста завораживают. Почему-то вспоминаются слова Лермонтова о темных речах, которым «без волненья внимать невозможно»… А Кедров продолжает свою речь:
Как в банке с эфиром
расправлены крылья всех звуков-стрекоз
прозрачно теряющих крылья в изгибах рояля
где сладковкушающий мамонт — вселенский наркоз
скрипичным ключом в Ре и Ля
свой скелет повторяет теряя
Оказалось, что «ИЛИ» стала только первым томом собрания сочинений, где на
первых страницах стихи 2000-х годов, а далее они уходят в ретроспективу до
старых стихов еще юного автора, датированных пятидесятыми годами, не говоря
даже о первом двустишии 1946 года, которым Кедров завершает свои почти
семьдесят лет творческого поиска.
«Бутылка Клейна, брошенная в море» — органичное продолжение первого тома,
написанное уже в двухтысячные годы. Здесь продолжается развитие «кедровской» тематики — намертво сплетенные философия, словесная
живопись и музыка:
Я нарисовал время —
получилось зеркало в зеркале.
Зеркало будущего отразилось
в зеркале прошлого.
Так возникло настоящее —
встреча двух отражений.
Нельзя не отметить, что в течение десятилетий Кедров оставался верен своим
пристрастиям и выбранному пути, с которого он даже не пытался свернуть в
сторону. Сегодня жизнь и творчество поэта сложились в причудливую мозаику, и мы
видим, какой своеобразный поэтический мир создан за десятилетия. В этом смысле
творчество Кедрова уникально.
А путешествие героя продолжается. И вот что свидетельствует о стихах Кедрова профессор С. П. Капица во время обсуждения книги
«ИЛИ» в Институте философии РАН: «Я могу сказать, что эта
поэзия очень ответственна и в социальном, и в логическом, и в содержательном
плане. Она цементирует наше сознание в гораздо большей степени даже, чем
нам кажется. Своим строением эта поэзия навязывает какую-то внутреннюю логику и
дисциплину. Еще раз спасибо за эту книгу, и дай бог, чтобы это был не последний
том собрания сочинений».
Помимо, как мы уже отметили,
поэтического творчества, он писал и пишет проблемные статьи, философские эссе,
воспоминания о тех, с кем сводила жизнь. А это и непревзойденные Генрих Сапгир,
Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко.
Но есть в поэтическом арсенале Кедрова еще один жанр,
не обозначенный литературоведением. Это реальное движение поэзии в обществе.
Наверное, уже лет тридцать назад поэт вместе с женой — замечательной поэтессой
Еленой Кацюба стал инициатором своеобразного
поэтического общества «ДООС». Иными словами, это «Добровольное Общество Охраны
Стрекоз». Чем-то это напоминает Ремизовский «Обезволпал», созданный сотню лет назад. Скажем прямо — это
и есть авангардизм в действии. Это устные встречи друзей и единомышленников,
неожиданные творческие акции, которые частенько заканчиваются коллективным
чтением стихов, в силу своей бесшабашности и коллективной энергии названные
«катавасиями».
А сам Константин — не только весьма своеобразный представитель поэтического
авангарда в ХХ и ХХI веках, но и печальный человек,
который знает, где печаль скрывается:
Нет я ни за кого не отвечал
Я просто приютился на ночлег
У человека есть своя печаль
А у печали есть свой человек
Но отвечаю — чтоб была печаль
Необходим такой-то — имя рек
И как бы стих мой грустно ни звучал
Но для печали нужен человек