Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2017
Рада Полищук, «И было так»
М.: «Текст», 2017
Автор книги, в которую вошли, по ее собственному определению, повести,
притчи и рассказы, новичком в литературе отнюдь не является. И сборник
прозаических произведений, который ныне лежит перед нами, все еще храня запах
типографской краски, в ее творческой биографии уже тринадцатый. Меняются
названия томиков и имена героев, но автор неизменно хранит верность своей
главной теме. Рада Полищук создает повествование о судьбе еврейского народа, о
его нравах, обычаях и человеческих типах, об условиях его существования, о
трагических и скорбных страницах его тысячелетней истории… И
надо сказать, для этого требуется мужество, поскольку не секрет, что подобная
тематика по душе далеко не каждому читателю, и к произведениям легкого жанра
такую прозу никак не отнести.
Конечно, на этом пути у Рады Полищук есть и предшественники среди классиков,
творения которых прочно вошли в литературу и общественное сознание, — такие,
как Шолом Алейхем, Исаак Бабель, есть и наши замечательные
современницы — Дина Рубина, Людмила Улицкая… Тем не менее у прозаика Полищук
свой неповторимый взгляд, свой круг близких ей проблем, свое видение темы. И
здесь вполне уместно процитировать Льва Аннинского: «Книги Рады Полищук
останутся яркой художественной вехой памяти народа, острой художественной репликой».
Изгнанники или избранники?
Само заглавие книги сулит читателю некую почти библейскую простоту,
помноженную на эпический размах. Да, Рада Полищук и в самом деле творит эпос,
но только совершенно определенный и, пожалуй, наиболее камерный его вид:
семейную сагу. Подобно Джону Голсуорси, она бережно сохраняет и внимательно
разглядывает и изучает каждую веточку, каждый листик на фамильном древе…
С той лишь разницей, что Голсуорси создал «Сагу о Форсайтах» на основе
жизни британской буржуазной семьи, а Рада Полищук пишет о выходцах из
еврейского местечка. И за каждым из ее героев незримо стоят
все трагедии и тайны его рода, все скелеты из семейного шкафа, вся атмосфера
провинциальности, замкнутости, ущемленности в правах
и вечного страха за себя и своих близких в чужом и враждебно настроенном
окружении — одним словом, весь конгломерат примет и обстоятельств, который
принято называть местечковой жизнью. Ведь евреи везде были вечными
странниками, всегда подвергались гонениям и при этом неизменно считали себя
народом, избранным Богом.
Как остроумно и горько заметила безвременно погибшая талантливая еврейская
девочка Анна Франк, «хоть бы раз Он избрал нас на что-нибудь хорошее…».
«Здесь все полно рассказами о гетто…»
Слово «иври» означает «человек с другой стороны». И действительно, свидетели эпохи египетских пирамид и клинописных табличек древней Ассирии дошагали до современности словно с другой стороны потока времени. За свою многотысячелетнюю историю они пережили множество тяжелейших потрясений, преследований по национальному и религиозному признаку, погромов и, наконец, Холокост. И живут теперь «…со слезами на глазах, со сквозной раной в душе, с оборвавшейся внезапно молитвой…». Ибо потомки тех, кто стоял у расстрельного рва, погиб в газовых камерах или сгорел в печах Аушвица, Бухенвальда, Саласпилса, несут память об этом в генах и в венах. Более того, нерожденные и безымянные незримо присутствуют, стоят за плечами тех, кому выпало счастливое бремя жизни. И эта тема, в сущности, мистическая и вместе с тем такая осязаемая, придает прозе Рады Полищук особую, пронзительную ноту, которую не спутать ни с чем.
…Не плачь, мой друг, ведь мы с тобой евреи:
Есть дом родной — и тот, увы, чужбина.
Эти строчки из стихотворения Александра Ревича можно взять эпиграфом ко многим главам из повествования Рады Полищук, и все герои ее прозы под ними, несомненно, подпишутся.
Бремя, пронесенное сквозь время
Страсти на страницах прозы Рады Полищук кипят нешуточные, говоря устами одной из ее героинь, «Шекспир бы позавидовал таким страстям». Здесь и зависть, и ревность, и уязвленное самолюбие, и неудовлетворенные амбиции… Но, чтобы понять и правильно оценить это бремя страстей человеческих, следует постоянно помнить: перед нами души обожженные и уязвленные, израненные, постоянно мучимые болью. Сказываются скитания и унижения, непоправимые потери и неуверенность в завтрашнем дне, чувство отъединенности от остального человечества, оказавшегося «по другую сторону расстрельного рва»… «Пасынки судьбы» — именно так называется одна из притчей, помещенных в этот сборник. И, может быть, неслучайно, что именно на ее страницах во весь рост встает тема прошлого, которое невозможно похоронить и забыть. Хотя «время течет всегда и везде, не останавливаясь», как утверждает Рада Полищук устами одного из своих героев, недаром говорит умирающая мать из рассказа «Последняя записка»: «Я всегда буду с вами, даже когда меня не будет». И это не что иное, как эстафета Любви, которую все герои прозы Полищук несут сквозь жизнь и стремятся передать детям, внукам, правнукам — из рук в руки, успеть хоть в последний момент.
«А стол один и прадеду, и внуку…»
Как мы успели уже убедиться, одним из лейтмотивов прозы Рады Полищук
является Любовь, другим — Время в различных его ипостасях. С
одной стороны, оно трагически необратимо для каждой отдельной человеческой
личности, для которой «время на исходе», с другой — «там, у Бога, нет времени»,
и все может вернуться «снова к началу», ведь предки, скрытые от нас «за горами
горя», и их далекие потомки скованы одной цепью, «и в каком времени все
произойдет — не имеет значения». Ибо неспроста свыше дается человеку
«благословенный дар памяти», как сказано в еврейской поминальной молитве,
потому что именно он призван соединять все звенья воедино.
Но ведь Время, Память и Совесть являются основными камертонами не только для
многострадального еврейского народа, но и для всех людей на земле, а значит, в
прозе Рады Полищук отстаиваются ценности общечеловеческие.
А стол один и прадеду, и внуку,
Грядущее свершается сейчас,
И если я протягиваю руку,
Все пять лучей останутся у вас.
Эти пророческие строки принадлежат уже Арсению Тарковскому, но как они перекликаются с главными мотивами прозы Рады Полищук! Вот уж воистину «наши мертвые нас не оставят в беде, наши павшие — как часовые», и все свое мы несем с собой, памятуя о том, что «нет более трудной и радостной дороги, чем сама жизнь», как сказал один из наиболее мудрых героев этой книги. А значит — «Лехаим!», что по-русски означает «за жизнь!»