Олег Хлебников, «Крайний»; Виталий Дмитриев, «Post scriptum»
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2017
Олег Хлебников, «Крайний» Книга
новых стихов
М.: Арт Хаус медиа, 2016
Обычное явление, когда книга открывается предисловием маститого литератора,
который доброжелательно и в выгодном свете — а как иначе? — представляет
произведения младшего собрата по перу. Если же автор хорошо известен, то порой
и сам предваряет свой сборник вступительным словом. В нем автор может сделать
некоторые уточнения или направить внимание читателя особым, угодным для него
образом.
«Крайний» — двенадцатая книга стихотворений известного российского поэта Олега
Хлебникова. В своем предисловии он заявил: «каждая книга должна быть
поступком». А это означает особую ответственность автора перед Словом и
организацией книги. Значит, все не случайно в этом сборнике стихотворений: и
слово, и знаки препинания, и даже пробелы между словами.
Название книг отсылает к немного забытому, но хорошо знакомому состоянию,
связанному с бесконечным стоянием в советских очередях и поисках виноватого,
иначе говоря, крайнего, во всевозможных неполадках в личной, а еще более,
общественной жизни, то есть мироустройстве в целом.
В книге четыре раздела: «Четвертая четверть», «Собрание потерь», «Путешествия
по жизни», «Стихи 14 года». Достаточно информативные заглавия, которые
настраивают на откровения человека, вступившего в четвертую четверть своей
жизни, и в которой, естественно, происходило много хорошего (путешествия) и
немало драматичного (потери).
И естественно, велик соблазн в начале нашего века давать заглавия стихам,
книгам, циклам по названию года. В данном случае: «Стихи 14 года». Это отсылает
к началу XIX века (до октябрьской революции), в котором жили поэты, во многом
определившие лицо русской поэзии.
Книга начинается стихотворением вне разделов.
* * *
Я не последний — крайний
(хоть долго был последним).
Во тьме родного края
я метка и посредник
Меж теми, кто тут пОжил
и отбыл в свое время,
и тем, кто выйдет позже,
повязанный со всеми.
И в очереди вечной
российской (сдать посуду?)
я крайним был, конечно.
всегда. И дальше буду.
Лирический герой Хлебникова — обычный человек. В прошлом — обычная
советская, как у его поколения, жизнь с ее горестями и радостями, яркими и
тусклыми приметами, многие из которых хорошо знакомы современникам автора.
Но парадоксальным образом, «И вот уже подходит старость, / хоть даже юность не
прошла». Удивление, переходящее в усталость и смирение, присутствует во многих
стихотворениях сборника. Автор не собирается уходить на «скамью запасных», но
уже подводит итоги и делает необходимые распоряжения, прекрасно понимая, что
там происходило — советском прошлом, имею в виду — мрачное и непоправимое, он
все равно восклицает: «Друзья мои! Прекрасен был Союз!». Ирония присутствует,
но лишь для снижения пафоса:
И никогда никто не погибал —
ни в авиа, ни в автокатастрофах.
Ну, разве — космонавт, который в стропах
запутался, пока рапортовал…
Интересно выстроено стихотворение с эпиграфом из Геннадия Шпаликова «Я никогда не ездил на слоне». Лирический
герой рассказывает, что в детстве видел сны «о скрытном, женском», но родителям
говорил, что видел только слонов «и звали их всех Люлю,
как в прочитанной книжке». Прошло время, герой повидал слонов наяву, да
и сны сбылись. Но «хочется возроптать и завыть под старость»…
Вероятно, четвертая четверть — это время, когда всматриваешься в прошлое и
начинаешь давать оценку своей жизни. И чаще всего оценка невысокая. Да и дело
не в ней. Всем, кто значительно моложе, сложно, понять, каково это — когда
впереди меньше, чем позади… Потому и рождаются такие
строки: «Запускал стихи сорок лет — / никакого ответа нет», «И что же, значит,
это жизнь была? / и больше не покажут ничего?»
Вспоминается русаковское: «Я жить хочу! Я требую
повтора!» Лирический герой Хлебникова ничего не требует. Он принимает жизнь со
всем сводом ее правил.
Свою же миссию Олег Хлебников видит так:
Вот сейчас погаснет все и все
по двое на каждом колесе
по своим разъедутся фавелам.
Ну а я займусь любимым делом —
оставлять, что видел, насовсем.
Книга представляет знакомую жизнь со всеми ее приметами: забавными и не очень. В стихотворении «Сэлфи» автор пишет о любителях делать такие фотографии:
«Алиби обеспечивают,
Что находились здесь,
И с точностью до минут.
С виду такие беспечные,
Точно Благую весть
Сами себе несут.
Олегу Хлебникову свойственно видеть за малым значительное
и печальное. Потому что всех нас ждет известно что. Он любит людей — смешны и нелепых. Он и сам предстает, точнее, его лирический
герой предстает вполне земным, обычным не без нелепицы человеком, которому
грустно жить. Поэзия Хлебникова, мудрая и искренняя, примиряет с не очень гармоничным миростройством.
Книга завершается стихотворением, которое называется «Вместо послесловия» и
которое говорит читателю, что смысл жизни — в ней самой…
Просвет между деревьями. Рассвет.
В просвете — и тревога, и надежда.
Хоть все на свете слишком ненадежно
и смысла, кроме жизни, в жизни нет,
какой-то там мерещится ответ.
Не свет в конце туннеля, а — река,
и озеро, и море серебрится
там, за деревьями… Вода ребриста,
как будто перистые облака.
И ждет тебя в объятья, старика.
Виталий Дмитриев, «Post scriptum»
СПб.: «Союз писателей Санкт-Петербурга», 2016
Виталий Дмитриев — поэт известный. Не настолько, чтобы его знали все-все, да
и кого нынче знают, но в литературной среде имеет репутацию одного из лучших
поэтов поколения. При этом «Post scriptum»
— это всего лишь третья книга поэта. А первая книга вышла в 2006 году в
московском издательстве «Вест-Консалтинг».
Живя в Петербурге, невозможно не быть петербургским поэтом со всеми
вытекающими: наследовать традиции и развивать их. Этому городу посвящены многие
строки книги.
Зачем я цепляюсь за место,
коль время едино для всех?
Сквозь город, не стоящий мессы,
почти презирая успех,
бреду, то ли слаб, то ли болен.
Но вот наступает тот миг,
когда с четырех колоколен
вещает единый язык.
«Поэзия Виталия Дмитриева — даже не голос, а воздух города на Неве. Поэтому
для него исторические границы — не преграда, ибо воздух не знает границ во
времени и пространстве», — характеризует стихию поэта Ефим Бершин.
В книге упоминаются места, с которыми жизнь связала навеки его лирического героя:
Троицкое поле, Финский залив, Невский, Зимний, Шпалерная,
Никольский собор… Места знаний и духовного опыта. Места любви и счастья. Места
силы.
Современная жизнь с современными вопросами — все становится темой для автора.
«Похмелье затянулось, господа, / Мы забрели куда-то не туда». Это о
заблуждениях и надеждах молодости. Это о переменах, которые ничего не изменили
ни в жизни страны, ни в жизни автора.
Вообще, политики как таковой в книге нет. Есть более важная вещь — время. Автор
слышит и видит сегодняшний день. Правда, воспринимает чего через призму своего
прошлого. Оно иногда явственней, чем современность. Не зря же автор восклицает:
«Ах, молодость — ты затянулась / и недоперевоплотилась».
В книге немало стихотворений, посвященных друзьям: Бахыту
Кенжееву, Елене Игнатовой, Евгению Блажеевскому, Александру Сопровскому,
Олегу Григорьеву, Ефиму Бершину… Что ни имя, то — уже
факт литературы. Одно их упоминание в книге дает целый пласт ассоциаций,
рефлексий, отсылок. Словно их судьба накладывается на судьбу и самого автора.
«Кого-то нет, а те далече», но автор продолжает вести с ними диалог, как,
например, с Александром Сопровским:
Ты знаешь, а время не шутит,
и много нам не успеть:
зацепит, затянет, закрутит —
сумеем ли вновь уцелеть?
И жить-то осталось немного,
и петь-то осталось чуть-чуть.
Все чудится лес и дорога,
С которой уже не свернуть.
Бахыт Кенжеев как-то
написал о Дмитриеве: «Стесняясь, иронизируя, изредка всхлипывая, не тоскуя по
золотому веку и не ожидая его, Дмитриев упрямо ищет в мире потаенный смысл,
который открывается только через искусство. Этот смысл чаще всего неутешителен,
и столь же часто — прекрасен».
Лирический герой поэзии Дмитриева — человек, который немало пожил и многое
понял про эту жизнь. Но это не делает его счастливым, ибо «во
многой мудрости много печали». И свое грустное понимание происходящего он несет
спокойно и с достоинством.
Автор чрезвычайно серьезно относится к поэзии. Более того, он считает, что это
«попытка хоть что-то поправить / в неправедной жизни своей». Подобное отношение
к стихотворчеству мало распространено в наши дни. Сегодня в ходу ирония,
которой приправлены даже самые трагические строки.
В книге Виталия Дмитриева много стихов о стихах.
Осенний сад затих и поредел.
Живу. Благословляю свой удел.
Ведь в стихотворном кружеве лиловом
Есть между строк блистательный пробел,
Где так прекрасно все, что проглядел
И не задел ни строчкою, ни словом.
Или
Поэзия — это не поза,
не выход куда-то в астрал,
не сгусток рифмованной прозы,
а вовсе иной матерьял,
Вбирающий все без остатка.
Здесь музыке тесно звучать.
И мысль, изреченная кратко,
Несет суесловья печать,
И цвет не имеет значенья.
Считается, что стоит избегать писать стихи о стихах. Но у Виталия Дмитриева
они звучат по-настоящему убедительно. Потому что это не рассуждения о поэзии
вообще, а выстраданные строки. За ними жизнь и боль.
Автор книги не из тех, кто самовыражается посредством
слова. Для него стихи — единственное, что может помочь преодолеть дисгармонию
мира. Он живет ими.