Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2017
К. Ваншенкин. Оксфордский блокнот.
Стихи 2010-2012 гг.
М.: Текст, 2017
Поэт — определение само по себе настолько сильное, что невольно отталкивает дополнительные. Гениальный или выдающийся, замечательный или
популярный? И где переход? Конечно, все это неважно, если главное состоялось.
Константин Ваншенкин — автор известных песен и целого ряда лирических шедевров
— как раз тот случай, когда дополнительные определения не обязательны.
Последние несколько лет жизни он записывал стихи в блокнот, подаренный дочерью,
с изображением Оксфордского университета на обложке. Отсюда и название его
новой книги — «Оксфордский блокнот». Она снабжена кратким, динамичным
предисловием
(С. Чупринин) и хорошо составлена.
В ней, изданной через пять лет после смерти автора, К.
Ваншенкин, всегда стремившийся сказать, а не говорить, радостно узнаваем. Его
стихи — это ясность, точность, доверительность. Краткость. Сочетание
собственного достоинства с уважением к читателю. Что касается, кстати, не
только его стихов, но и прозы. Так, в свое время «Писательский клуб» почти
утолил мое сожаление о том, что я не знал автора лично. Можно сказать,
познакомились. «Я когда-то пил и ел,/ Явно пользуясь моментом,/ На веранде
ЦДЛ,/ Под слегка провисшим тентом./ … И с внимательностью всей/ Воскрешала нам столица/ Потрясающих друзей/ Узнаваемые
лица».
Немало значила, конечно, и война, через которую прошел К. Ваншенкин. В стихах,
как и в жизни, ему хватало солдатской честности, добросовестности мастерового
не врать и не кривляться.
Да и сама стилистика его поэтического высказывания просто не оставляет автору
шансов скрыть, «заболтать» смысловую пустоту. Кажется, что словесная форма
работает здесь лишь на облегчение понимания. Любым, в том числе случайным,
совершенно неподготовленным читателем. Содержанию, сути служат и хорошая,
крепкая рифмовка, и удобство чтения, и въедливая ненавязчивость подобных
стихов.
Они рождаются ниоткуда. Из повседневного наблюдения — «Автомобиль съезжает с
тротуара. Так человек слезает с табуретки…». Зацепившей книжной строчки —
«Удивляет Ахматова нас,/ Безусловно к иному
привыкших:/ «Я была у них несколько раз —/ Приезжала кататься на лыжах». И,
конечно, воспоминаний —
Мир был безжалостно одинаков,
Когда раздумываешь о нем.
Мир тех землянок или бараков,
Где затруднительно быть вдвоем.
Что еще раз наводит на мысль о пребывании человечества внутри громадного,
причудливо разветвленного литературного текста. Фрагменты
которого более или менее удачно фиксируются в отдельных произведениях. «Пегас
отмахивает рысью,/ Сообразуясь с седоком./ Художник близок к бескорыстью,/
Судьбе отдавшись целиком».
За такими стихами, конечно, нельзя не почувствовать и большую, кропотливую,
систематическую работу — обязательную спутницу таланта, который состоялся на
«длинной дистанции». Здесь надо много думать, переживать и не считаться с
эмоциональными и многими прочими издержками. Это называется служением.
Подобного отношения к своему труду всегда будет не хватать, и наше время здесь
— не исключение. Сразу понятно, о какой «древней эпохе»
упадка говорит автор, когда «Ушла серьезность, выродился юмор,/ Утеряно
искусства естество,/ И никому не нужно мастерство,/ И самый стих, по сути дела,
умер».
Но, в то же время, Ваншенкин даже в поздних стихах — уж никак не брюзжащий
старик. При том, что изрядную часть их он написал в
больнице: «А жизнь моя, в общем частная/ И думает о
простом./ Тихонечко в ней участвуя,/ На койке лежу пластом». Но его жизнелюбие
поражает. Он и теперь, по большому счету, говорит только о любви — к стране,
женщине, миру. Причем именно к современному, а не миру вообще: «Так любят
страждущего больного,/ Которого мы посещаем снова,/ В кошелку вкусное положив,/
Еще надеясь, что парень жив».
Именно эта любовь, в том числе — к своему призванию, является главной причиной
того, что К. Ваншенкин является одним из самых ярких в отечественной литературе
примеров кропотливой, систематической, заинтересованной работы над текстом.
Я научился на свои
Стихи смотреть как на чужие —
Их строчек плотные слои
Уже не раз отдельно жили.
Кручу строку и так и сяк.
Порой могу себя поздравить,
А все какой-нибудь пустяк
Порою хочется поправить.
Эти заключительные строчки «Оксфордского блокнота» не худо бы знать наизусть
любому, особенно начинающему, сочинителю.
А так как любое хорошее стихотворение — сочетание не только таланта, труда, но
и самой обыкновенной удачи, нельзя не сказать, что счастливых последствий таких
совпадений по книжке рассыпано много: «В окне бежали дни, резвы,/ Все очевидней
были дачи,/ И с шумом роща от листвы/ Отряхивалась
по-собачьи». Или «Зал был холоден и зол,/ Но при помощи студентов/ С верхних ярусов сошел/ Оползень аплодисментов» и т. д.
Конечно, как в любом сборнике, стихи в новой книге не равнозначны по
художественной ценности. Однако Ваншенкин принадлежит к авторам такого уровня,
все произведения которых просто обязательны к публикации. А там время покажет.
Следующим шагом, весьма предсказуемым, тривиальным, но от этого не менее нужным, был бы выпуск избранных стихотворений
Константина Ваншенкина. В конце концов, для человека, написавшего однажды «Я
люблю тебя, жизнь», смерть — еще не повод молчать.