Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2016
Елена Оболикшта — поэт. Родилась в 1985 году в городе Новоуральске Свердловской области. Окончила философский факультет Уральского государственного университета им. А. М. Горького по специальности арт-менеджер. Окончила музыкальную школу по классу скрипки. С 2002 г. является постоянным участником и лауреатом региональных и российских конкурсов и фестивалей авторской песни. В 2009 г. стала серебряным призером Молодежных Дельфийских Игр в номинации «Авторская песня». Исполняет песни на собственные стихи и музыку, а также пишет музыку к стихам других поэтов. С 2005 г. участница литературного семинара Андрея Санникова при журнале «Урал». Стихи публиковалась в различных литературных журналах, а также сетевых ресурсах. В 2008 г. стала лауреатом межрегионального фестиваля литературных объединений «Глубина». Автор литературно-критических эссе и книги стихов «Эльмира и свинцовые шары» (Челябинск, Издательский дом Олега Синицына, 2010), удостоенной Большой независимой поэтической премии «П» (2011). Долгое время жила в Екатеринбурге, с 2012 года — в Челябинске.
* * *
и развернули ветер в лиственное горение
голуби валаама
над головой хаттаба вольные астронавты
режут ножами время
вогнутые деревья спят поедая воздух
перед сражением в шашки
длинные псы тумана тянутся из окраин
будто перед расстрелом
перелистав морщины мерзлого генерала
сны захлебнулись матом
будто одновременно выключенные птицы
капли упали в кадр
вот и земля сгустилась в хохоте мандрагоры
вдоль метрополитена
и паровозы с тиной выплюнула наружу
кашляя и крестясь
* * *
Лунное тело наста рвется наполовину,
одновременно птицы вращают воздух,
падает в горло крыльев сухая глина,
буквами обнимая соленый остров.
Или: влюбленно смерть выгладила рубаху,
превозмогая речь стуком пустой посуды,
где для уснувших рядом — ни сна, ни страха,
бог отмеряет: март и еще минута.
Новорожденной тьмою в оба зрачка убитый,
видишь, как сын по букве ест у деревьев руки,
тополя подбородок, высохший от обиды,
яблоневых корней теплые виадуки…
* * *
голем горит улыбаясь разбитым лицом
левую руку протягивает кому-то
камень в правой руке но еще минута
кто-то его называет вторым отцом
переворачивая листву отказавшись выпить
голем идет к обрыву с обрыва в припять
смотрит пока вода не вмерзает в тело
голем бежать по льду непростое дело
ветрены города и дома без окон
жил будто насекомое в белый кокон
смерти своей глядел говорил не больше
выше деревья только в опальной польше
смотрит вперед сухими как соль глазами
в поезде разбивающемся в рязани…
* * *
1.
крути педали бог
над спящим олоферном
боливия видна
и команданте жив
не покладая ног
соломенных наверно
цикадами вдоль дна
все воды оглушив
2.
вниз головой летя
над пустотою места
сквозь парашют едва
ли кислород проник
разбитых два локтя
запойного модеста
целуй пока трава
не вырастет на них
3.
смотри-ка дровосек
ты потерял мизинец
и подлетает стерх
выравнивая клюв
сквозь аномальный снег
садится на эсминец
и выпадает вверх
январь сведя к нулю
4.
на полресницы от
мы спящие от смерти
атлантику взболтай
да перелей в бутыль
и выпьет ланселот
и за базар ответит
и ляжет сквозь алтай
в какой-нибудь ковыль…
* * *
Распрямляя спину скарабея,
бог уснул в светящейся листве,
женщина, прощаясь и робея,
завертела пламя в рукаве.
Камнепады двинули к востоку,
радио расплескивает вой,
врут кардиограммы понемногу
Родине о том, что я живой.
Только горы, свернутые втрое,
мне молчанием могут отвечать:
дерево сгорело или Троя
вплавлена в горящую тетрадь?
* * *
в дубай на реактивных
ранцах
летали дни
над головами пакистанцев
передохни
вдевая смех по самый ужас
меж ребер слов
среди брыкающихся кружев
почти лесов
не оборачивайся сразу
и бойся не
стирая жизнь будто фразу
наедине
завравшиеся мониторы
один патрон
в руке архангела который
приговорен
сплавляться вниз по корвалолу,
как по реке
сквозь продырявленные села
на языке
* * *
За дождь или два,
вдоль губ — отрешенный воздух,
я знаю слова
и реки молчания после.
Стрекозы легки:
кругами летают в Нижний
и Верхний Тагил,
где поезд, почти не слышный,
ржавеющих рыб
нерыбное место — справа
и вместо молитв
целую в затылок травы.
Ногами огня,
касанием — в босые плети,
врастаешь в меня
за восемь стрекоз до смерти.
* * *
пилоты спят на высоте
а тополь в пенопласте
проходит шаркая трамвай
толкаясь головой
над вечереющим лицом
господь готовит снасти
вращая ножик в облаках
немыслимо складной
в его суставах валуны
завернутые в травы
он наш раскачивает дом
на полости крыла
где в окнах выросли кусты
напрасно и направо
и одновременная жизнь
прощается прошла
* * *
индия где ты
джавахарлал
повод ответа
в меру и мал
зверь осязает
мордой вокруг
и наползает
север на юг
едем в деревню
свят солидол
к женщинам нервным
в мертвый подол
интернацио—
нал на столе
дура на цырлах
спирт на нуле
правда ли это
неру не врет
звуки омлета
как пулемет
гладит рубанком
голень вода
вдавленный данко
в левое да
* * *
Сминая сад опущенных ресниц,
сгибая сны в предутреннее зрение,
светает бог на скорости горения,
из высоты осунувшихся птиц,
Листва прочнее лезвия стального,
остановившегося у виска.
Где в воздухе ни выстрела ни слова,
страна моя прозрачна и близка:
на улицах ее раскинул бусы
из пепла прорастающий репей,
и женщины гуляют и смеются,
пиная мясо мертвых голубей.
* * *
Воздухоплавание садов
с веревки бельевой.
Мы входим в воздух без голов,
как в ночь вплывает Ной,
мы носим руки вдоль земли,
где нищее зерно
и где полжизни провели
со смертью в домино.
Виолончельна тишина,
ресниц опавших нить
светящаяся, как страна,
где некому любить.
* * *
Снега сырое вымя
прОпили к февралю
с реками земляными,
облаком и «люблю».
Северней телебашни
пиксели сна видны —
там, в оперении влажном
голуби ждут войны.
Выпотрошив наружу
ватой набитый крик,
ворон в рапиде кружит,
крестит лицо старик.
Вот и молчи, данаец,
сидя в своем коне,
ясеня черный палец
в саже, а не в окне.
Жесты ветвей намокших
врут, и вокруг — не ты,
утро сгущает площадь
птицами пустоты.
* * *
господи как будто мы одни
белые ладони протяни
на шершавый парк на водоем
не смотри в меня слепым огнем
от тебя не спрячусь не умру
сны как дети ходят по двору
дом беды раскаяния хлеб
вот и голубь улетел ослеп
* * *
в сверчковой темноте разутые деревни
овечьими глазами смотрят из травы
в килОметрах шести от Родины примерно
озноб стучит как смех кромешной татарвы
обильный кислород горчит не за измену
а будто говорит о Гоголе тоски
и привокзальный бомж тебя проводит в вену
потом — ни зги
так в заплутавшем шатле хрип системы связи
шестые сутки сплошь один фокстрот
стираешь память вдоль по руслу клязьмы
шипящей речью забиваешь рот
смотри тагил протяжней малолетки
закуривает клевер натощак
вдоль пуповины транссибирской ветки
в свинцовых водах тело полоща
урал к тебе протягивает сырость
и пьет с лица изломанной реки
о венский кофе! тьма не расступилась
разлитая по чашкам вопреки
с утра картавит радио на польском
за пропитый солдатами гештальт
разбросанный по улицам свердловска
и вкрученный березами в асфальт
он прямо к перекошенной ограде
кирпичного барака например
тебя ведет во сне за бога ради
и Бог не умещается в размер
* * *
далеко в атмосферу поверх головы
адриан адриан
посмотри на моторы молитвы летят
самолеты несут
в горле клевер горит и оплаканы дни
я безвыездно пьян
на руках о тебе только вдох сохрани
удержи навесу
в облаках эллипсоидных смерть напрямик
только память как лед
я держу твой рукав чтобы сонный язык
плыл на слово вперед
перелистывать имя твое через пять
или девять ночей
в обе стороны бога пойти поискать
звук дверей и ключей
перед ветром стоять и проглатывать снег
точка точка тире
в этих паузах полых умрет человек
в январе в январе
без вещей утешения будто ослеп
адриан посмотри
его голос оплакивать сыну а хлеб
дочь разделит на три
* * *
Отдаленный гул тополиный со дна реки —
не умру шелестят подводные мотыльки
выпрямляя голос как надувной плавник
водяная оптика, взорванный материк
не умрешь травяное имя легко на вкус
оцифрован воздух свернут горящий куст
и дрожат шары кислорода у рыб внутри
где река ломаясь делит себя на три
* * *
1.
О чем ты говоришь мне по ночам,
дотрагиваясь пальцами врача
до глаз? Теперь я задержу дыхание:
считать до ста без видимых причин
(потом деревья, женщин и мужчин)
я не могу, но есть и оправдания:
они похожи линиями рек
в морщинах дождевых прозрачных век —
не повторит вода тепло родимых пятен,
их мертв язык, и потому всеяден.
И час от часа легче их тела
ты прогибаешь в долгие слова,
ломая плечи, глиняные ноги,
они кричат, и нитью голосов
ты зашиваешь раны мертвых псов,
и псы бегут по каменной дороге.
2.
Смонтировать молчание ветвей
и лодку — вот такую, но длинней —
я забываю, только небо — ближе.
Урал лежит с рекою ниже ног,
жонглируя трамваями как бог,
тяжелою рукой сминая крыши.
3.
Плыл дирижабль травяной в реке
И рыбы в его пористой руке
дрожали как заплаканные лица.
Древесный ангел выронил тетрадь,
где записал о том, что умирать
не страшно, будто выпадет ресница.
(ну хочешь, эта жизнь опять приснится?)