Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2016
Евгений Степанов — литератор, кандидат филологических наук, издатель. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института, Университет христианского образования в Женеве и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. Президент Союза писателей XXI века. Генеральный директор холдинга «Вест-Консалтинг». Автор книг стихов, прозы, научных монографий, многих публикаций в периодике. Живет в Москве.
Поэзия невозможна без искренности. Без искренности и боли. Без покаяния. Я
убежден, что поэзия — это религиозная материя. Для кого-то — проповедь, для
кого-то отповедь. Для подлинного поэта — это, прежде всего, покаяние, исповедь
— перед всем человечеством.
В этом смысле показательны стихи иркутского поэта Владимира Скифа, напечатанные
в журнале «Подъем», № 4 / 2016.
В ДОЛГУ
Я у Всевышнего в долгу:
Меня ловили силы мрака.
Молиться Богу не могу,
Поскольку грешен, как собака.
Я у лесных цветов в долгу:
Я продавал их, чтобы выжить…
Когда-то верил, что смогу
Взрастить цветы и поле вышить.
Я у земли моей в долгу!
Ведь не брала меня забота,
Как мало на своем веку
На пашню уронил я пота.
У мамы я своей в долгу
За все обещанные роли.
За то, что влет и на бегу
Я причинил ей много боли.
Я у страны своей в долгу,
Что смог сегодня оглядеться,
Что дал извечному врагу
Над бедной Родиной слететься.
И если я не помогу
Отчизне, воину, калеке,
Останусь, видимо, в долгу
У самого себя навеки.
Вероника Долина в журнале «Зарубежные записки», № 32 / 2016, узнаваема с первых строк. Этого поэта не спутаешь ни с кем. И тоже — покаяние, горечь утраты, боль. И вина — без вины. Замечательная подборка. Вот только одно стихотворение. Горькое и высокое.
*
* *
Не увидела моя мама
Золотистого Амстердама.
Не успела. А как хотела…
Так хотела — мечтала прямо.
А была моя милая мама —
Самая настоящая дама,
Для которой все продавщицы
И раскладывали вещицы,
И разглаживали любовно,
Щебеча, как есть, поголовно…
А моя античная мама
Шла, несла себя — только прямо.
Папа мой и летал пониже,
И мечтал-то лишь о Париже.
Но Москва пустить не хотела,
Пока мама не улетела.
Улетела мама на небо —
— взять билеты бы что ли мне бы…
Погулять с отцом — не счастливо,
Но хотя бы — не сиротливо.
А не так, как было на деле.
А на деле — не углядели.
Я пишу это много позже.
На отца похожа, похоже.
Я сама себя укротила,
Но Москве моей не простила.
А чего я ей не простила?
Что родителей упустила.
Юрий Казарин — уникальное явление в русской поэзии. Неутомимый и глубокий исследователь и популяризатор стиха, доктор филологических
наук, профессор Уральского федерального университета, редактор отдела поэзии
журнала «Урал», который давно стал центром различных версификационных
направлений. И, прежде всего, — замечательный поэт, один из самых моих
любимых. Казарин соединил в своем поэтическом творчестве, казалось бы, несоединимое — почвеничество и метаметафоризм, сумев создать свой неповторимый и мгновенно
узнаваемый стиль. Это хорошо видно, в частности, по опубликованной подборке в
журнале «Урал», № 6 / 2016, по стихам в этом номере «Детей Ра». Казарин — говоря о вполне земных людях (лесовозах, плотниках и т. п.)
— выходит на глобальные метафизические обобщения, через слово и звук (у поэта,
кстати, как правило, точные звонкие рифмы) дает философскую (и вполне
узнаваемую!) картину мира.
Разговор о метаметафоре тут не праздный. Термин этот,
как известно, предложил в 1986 году поэт, философ и литературовед Константин
Кедров и сформулировал квинтэссенцию «метафоры, где каждая вещь — вселенная».
«Такой метафоры, — писал К. Кедров, — раньше не было. Раньше все
сравнивали. Поэт как солнце, или как река, или как трамвай. У
Парщикова (поэт Алексей Парщиков. —
Е. С.) не сравнение, не уподобление. Он и есть все то, о чем пишет. Здесь
нет дерева отдельно от земли, земли отдельно от неба, неба отдельно от космоса,
космоса отдельно от человека. Это зрение человека вселенной. Это метаметафора».
Юрий Казарин в журнале «Урал», № 6 / 2016, пишет:
Дерево — это дерево, снег и птицы
с месяцем, истончившимся до ресницы, —
в небе, в глазу, и теперь золотятся слезы:
слышно, как сердце надсаживают лесовозы, —
и мужики наливают с ресницей водку,
чтобы построить не баню, а просто лодку.
Дерево — это лодка. Я спал под лодкой —
и посылал сороку за новой водкой.
Плакал мой бог и лицо вытирал пилоткой…
Метаметафора — налицо. Все здесь взаимосвязано — «дерево, снег и птицы/ с месяцем, истончившимся до ресницы,/ — в небе…» Возникает космос, космос поэзии, возникает, казалось бы, из ничего, из обыденных простых слов и понятий, где каждая вещь самоценна, единственна и неповторима, где «дерево — это дерево…». Но метаметафора Юрия Казарина — особенная; в ней нет ничего лишнего. Никакого семантического перебора и нагромождения. Поэт не усложняет простое и не упрощает сложного. За метаметафорой Казарина — виден человек, живущий здесь и сейчас.