Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2016
Андрей Тавров — Поэт, прозаик. Родился в Ростове-на-Дону. Окончил филологический факультет МГУ. Работал как журналист, художник по мозаике, редактор на TV. Сейчас — главный редактор поэтической серии издательского проекта «Русский Гулливер», журнала «Гвидеон». Ведет авторскую программу на «Радио России», пишет сценарии для телеканала «Культура». Член Союза писателей Москвы, член Международной федерации русских писателей (МФРП). Стихи печатались в журналах «Новая Юность», «Футурум АРТ», «Дети Ра», «Зинзивер», «Октябрь», «Новый мир», «Дружба Народов», «Комментарии», «Воздух», «Арион» и др. Автор поэтических книг «Настоящее время» (1989), «Эль» (1996), «Театрик» (1997), «Две серебряных рыбы на красном фоне» (1997), «Звезда и бабочка — бинарный счет» (1998), «Альпийский квинтет» (1999), «Sanctus» (2002), «Ангел пинг-понговых мячиков» (2004), «Парусник Ахилл» (2005), «Самурай» (2006), «Зима Ахашвероша» (2007), «Часослов Ахашвероша» (2010) и др. Опубликовал также книгу сказок для детей «Май, драконы и волшебное зеркало» (2005), романы «Кукла по имени Долли» (2008), «Мотылек» (2008). Участник антологии «Строфы века» и «Антологии русского верлибра». Один из учредителей литературного направления «Новый Метафизис». Живет в Москве.
ЭЗРЕ ПАУНДУ
Ты хотел написать рай и
ты его написал
Великой неудачей называют твою работу
те чьи удачи не принесли им величия
стоит ли спать под солнечным плющом
Рай нуждается в постоянном участии души
а также ветра и бодхисаттв
продолжим работу вместе с деревом рыбой
и рыбацкими звездами
АЗБУКА
Майклу Палмеру
и Александру Скидану, поэту и переводчику
розовая подкова
вложенная под небо
ее с тебя спросят на переправе
вместо динария что ли обола
имя коня спросят
имя цветка с тяжелым бутоном
имя того кто ее разымет
как кованый свод небесный
вместе с тобой
а ты протянешь
ложку цыганской крови
замешанной на просторечии ангела
на хате выстроенной на отшибе
на говорении языками
после выстрела танка
снегопад и ласточки несовместимы
фердинанд де соссюр не
является розой
конь и цветок бегут как-то боком на воздух ты
понимаешь
человек с саблей против толпы сзади голая
опрокинутая девочка
восход солнца и закат одновременны
ЭДИП В КОЛОНЕ
вырвал себя слепец из неба кармана
огромного лязгающего челюстью птицеголового
в сияньях и промежутках
в свисте и знаменах
с алым перышком на челе
я .б ее до утра а утром снова .б
есть нечего было только кофе и водка
зачем ты? пришел как раковина
в чудищах из перламутра в медленных слонах времени
в вони московской подземки
с этой босоногой
с этой безрогой безрукой — сплошной
дланью для дождя и смерти открытой
река времен начинается кровью
кончается бровью
в упор простреленной а между —
перетекают друг в друга обличья
так не действуя действует Дао
умноженная реальность когда Христос не один
и все же — единственный
а буквы больше листья чем буквы
и Пан пропал в Пане как
слово лед растаяло в слове вода
и все же что может быть немногословнее яйца —
белая сфера кривая выраженная головоломной
и бесконечной кажется формулой
но мы рядом стоим созерцая
сами становясь белыми сферами
уходи говорю гнида чтоб я тебя не видала
больше тварь поганая
а вертолет антигоны — стеклянный аквариум
и этот зеленый селезень в ее глазах
Ах! отец — вот твои деревья
не в Пекине или Хабаровске — здесь
эвмениды богини
в этой множественной реальности
эту с остальными сцепляет
самолет из глаз ее зеленых
взлетая в грозу
беспал эдип безгласен безголос
сердце как пятка босая
израненная дорогой
пульсирующая
тезей берет его за руку
ведет к священной поляне они
исчезают из вида тезей возвращается
один с ужасом в глазах
вот и ответ деревьям и людям
возьмешь ли его встанешь ли насмерть руку протягивая
к конверту с этими глазами и с этим ужасом
зачем нам множить себя античная рыбка
как одна рыба ест другую а ее тоже кто-то
бесконечна золотая цепь
ласточка леденец
фобос в очах бегает на руках голый брат
уменьшенный до снежка еще меньше
погреби в себе ухвати ничто и засыпь
слоем земли
* * *
у вещи есть невидимый объем
губные полости для говоренья
прозрачные и тихие
как жабры говорящие водой
они-то и вылепливают вещь
так у паращютиста в затяжном
прыжке за телом шепчет тишина
в которой спит
вся будущая жизнь
из поползня
из лисы на холме
из глаз умирающей матери
из надписи змеи на дороге
из ствола где ты на мушке
тихо говорят губы
они твои
ПРЕВРАЩЕНИЯ
Глаз смотрящий на
бабочку бабочкой стал
а на землю — землей
зачем тебе дева вся если суть умещается в кулаке
внутреннего тела
как силомер стеклянный и
живет снегирь трехгрудый в сердце твоем
а в черепе черпает мысль черепаха
пуговицы от бюстгальтера отпечатались на белой спине
аккордеона короб сжимал танцы и
блузки меж белых ног живут белые птенцы и буква
из воздуха за которой гонялся плутарх
твой влажный глаз и алый рот —
простор метаморфозы
ты рассасываешь землю в себя
так рыба превращается в воду
в без человека — грот
в сто губ набухнувших молчащей розы
убитая Кассандра кровью говорит
без слов и снег летит
и догоняет вещего Эдипа
и красным комом по сердцу стучит
И ты ложишься в челн как рыба
и в самолет садишься гнутой птицей
и входишь в яблоко всем яблоком глазным
тебя земля стирает словно складку
пощелкивающий утюг
пространство взгляда где ты еще не танкер
но уже не человек
Кто взапуски бежит в нем на прозрачном месте
блоха или гомункул —
и темя гераклита на ладони —
с живой водою огненная плошка —
птичья точка где тебе переливаться
из себя в себя
всеми монстрами совокуплениями зевсами
как оренбургский платок продернуть
сквозь кольцо лица
и в мать ложимся матерью зеленоглазой
РОЩА ЭВМЕНИД
/ЭДИП И АНТИГОНА В КОЛОНЕ/
этот воздух беговой
весь соловый легковой
и шершень с губ слетает эвмениды
и гул в груди гуляет и гулит
и мы стволом с судьбой и солнцем слиты
и лист со лба как крышка отлетит
как саксофон кровь тяжестью прогнута
и в танкере ребро длиной не достает
до горла серого и синего мазута
до выпуклых глазниц где соловей поет
олень опять выходит из оленя
и пустота из пустоты в просторный сад
царь из царя колено из колена
из девы дева и из брата брат
облеплен полым воздухом из арки
как полиэтиленом бьешь веслом
и дышишь грудью порванной и жаркой
и вестник длинногубый невесом
и соловьи как трубы из органа
тебе поют из красного стакана
твой красен шаг
и бел твой путь
как матери
уста и грудь
ты втягивался как в пяту
улитки ласточка звенела
и уходила в высоту
луча что не отринул тела
* * *
смерть приходит с конскою головой
спеть хрустальную песенку
бабочки мать хлоя кружатся вокруг Пана
наподобие нимба Пан возбужден
Вместо одной пушки на станции
В.
стоит другая Мы долго искали ту
что стреляла по танкам
Когда плывешь вода прогибается
словно стеклянная женщина
Внезапно оглядываешься на прошлое
так быстро
что на затылок накладывается еще одно лицо
вот так воровски и входит в
кровь
настоящаяий рим с триумфом
и Янусом арки
пропахшей мочой
а мальчики убивают друг друга снежками
а он целует белые трусики
на лавочке в парке
и что-то бормочет об антигоне
Волга стекает с затылка изменяя
разиных голубей вообще имена
и ты просто идешь по улице совсем как клерк
вцепившись в ржавую лиру ребер
рассматривая что-то там
звездной головой
то ли шепчешь что, то ли плачешь
это как есть стеклянные имена родителей
или грызть сахар звезды
СНИГИРЬ
Снигирь безрукий песнь
поет суворов
нет им земли себя чтоб различать
вложить как слог губной как птичий говор
от плоти плоть — в земную эту пядь
нас нет покуда длится это лето
с войной и бабочками с тишиной
мы — то в чем это есть как омут света
вмещая все бездонной глубиной
сам дрозд и я с дроздом дружу милуюсь
и с ласточкой глоток воды делю
нелетны как они в крови
взрываясь!
как хлопотны как стоят по рублю!
Суворов пой расти петущьим сердцем
Державин плачь всей розою грудной
снигирь поет придвинув небо цейсом
и флейта множит прах земли живой
МОРСКОЙ ЛЕВ
Он выпал из футляра луча
черный язык пламени разжавшая льва пиявка
он играл полосатым мячом в разьеме ручья
как вынутая с языком мычащая речь ничья
Головоногий и языкоступый
один ты выговоришь Артемиду
со всех сторон сосцы бедро и стрелы
и уцелеешь
и увеличишь черной лупой
и вложишь словом в этот грунт убитый
Аид ты чуешь словно образ подъязычный
блаженный женственный и зычный
Вот почему ложится языком
улисс на деву словно белым рвом
и та в ответ становится язык
и телом вещим произносит ы
и будто на жаре собака
то дернет языком а то сглотнет
И Бог сказал познай меня всем телом —
на черном черное и белое на белом
Вот ход из речи лев сквозь твой тоннель
обратный горб могила дном наружу
на палубу с Мариной и Периклом
и музыкой
Моллюск объемов
однажды выплюнет иону словно луч
и как нога отдельная играет
и втянутый простор во мне хрустален и колюч
и в цирке женщина растает
СОВА
Зачем ее глава подъята
зачем она как турникет стеклянна
в нем ходят зайцы луны звери
и ночь под ней светла как выстрел в брата
или лица без мускулов поляна
и смерть безбровая вращает двери
Скажи Катулл светла ли Афродита
нагим плечом и бородатым дымом
когда ты от совы и света стал незримым
щенок огрызок клык дерьмо гермафродита
когда ты стал всей тяжестью земли
сутулым и незримым
Сова толкается наружу из Катулла
то срезанной рукой то языком культяпым
и ноги белые когтит как бревна
он в мускул белый вложен полнокровно
и дева как сова — пространство сна
меж головой отрубленной и когтем.