Содержание Журнальный зал

Сергей Кузнечихин

Стихотворения

Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2016

Литературно-художественный журнал ‘Дети Ра’. № 3 (137), 2016. Сергей Кузнечихин.

 

Сергей Кузнечихин — поэт, прозаик. Родился в поселке Космынино Костромской обл. в семье служащего. Окончил Калининский политехнический институт. Работал инженером в Свирске Иркутской области, в Красноярске, сторожем. Печатается как поэт с 1977 года. Автор книг стихов «Жесткий вагон», «Соседи», «С точностью до шага», «Поиски брода», «Неприкаянность». Выпустил книги прозы «Аварийная ситуация», «Омулевая бочка». Постоянный автор и член редколлегии журнала «День и Ночь». Член СП СССР (1991). Награжден медалью «За трудовое отличие» (1981). Живет в Красноярске.

 

ПРОСЕЛКИ

Памяти Владимира Солоухина

1.

В окнах стекол острые осколки
И
крапива выше чем плетень.
Отмирают старые проселки,
Щупальца сиротских деревень.

Было время, и они таскали
Д
ля хозяйства жита, сена, дров…
Уводили, радости искали.
Приводили девок или вдов.

А теперь ни конный и ни пеший —
На машины сели и в объезд.
Разве только заплутавший леший
В
старой колее поганку съест.

Вязкою травой на редком взлобке
И
в низинах цепким ивняком
Заросли проселки, тропки, глобки,
Не пылят, а в горле горький ком.



2.

С какой высоты начинается небо —
Не знает гора, и береза не скажет.
С какой высоты начинается небо —
Не ведает птица и облако даже,
И ветер, шалящий в дорожной пыли.
С какой высоты начинается небо?
И люди молчат, не скажу, что боятся,
Наверное, всем нам неловко признаться,
Что небо всегда начиналось с земли.



* * *

Бронза на Руси всегда свинцова.
Храм не трудно превратить в тюрьму.
Вологда, убившая Рубцова,
Памятник поставила ему.
Водрузили и спокойней стало.
Отдан долг, замолены грехи.
Сдобренные мощью пьедестала
К
ажутся значительней стихи.
И сама собой приходит гордость
З
а талант и славу земляка.
Рядом, сознавая непригодность,
Неуместность, вряд ли с языка
Слово покаянное сорвется,
Чтобы кануть в прорву громких слов.
Сколько их друзьями назовется
Бывших непроявленных врагов?
Это ожидаемо, так было
И
спокон — слетались на беду.
Может зарасти его могила,
Памятник все время на виду.
Невозможно сразу всем потрафить
Реализм не годен для икон.

Есть престижный фон для фотографий,
Есть кому собой украсить фон.



ЧЕРНАЯ ПУРГА В НОРИЛЬСКЕ

Алитету Немтушкину

С похмелья Алитет молчун,
Но знает — кто за все в ответе.
Наш девятиэтажный чум
Р
аскачивает хриплый ветер.
Накурено, и воздух сперт,
А форточку открыть опасно —
Пурга. Закрыт аэропорт.
Когда откроется — неясно.
Страдает пожилой тунгус,
Тоскливо хворому поэту.
Пусть холодильник наш не пуст,
Но выпить, к сожаленью, нету.
Пурга, все злые духи с ней,
А кто же с нами — непонятно.
Успевший приземлиться снег
П
ытается взлететь обратно,
По окнам шарит, дом слепит,
Ползет, цепляясь за антенны,
Срывается и вновь летит,
Бросаясь в бешенстве на стены,
Но железобетонный кров
Пока что терпит и спасает.
Вот если б в тундре и без дров
П
одумаешь, и в жар бросает.
Такого страху нагнала,
Тоски тупой и обреченной.
Везде пурга белым-бела,
Но здесь ее назвали черной.
А в доме теплый туалет
И
риска нет поймать простуду.
Я спрашиваю:
«Алитет,
Скажи за что ты любишь тундру?»
Тунгус не прост, тунгус не трус,
Не уклоняется от справки.
«Люблю за холод и за гнус
И
за полярные надбавки».



РЕКА

Женщины плавают в мутной воде,
Пляж уподобленный сковороде,
Желтый, щекочущий нервы, песок,
Рядом укромный тенистый лесок.

Плавают
Д
аже последний слабак
В темной душе хоть немного рыбак,
Мешкает, мается — быть иль не быть?
Все ж исхитряется что-то добыть.

Но презирая капризы реки,
Верящий тупо, всему вопреки,
В спорные прелести чистой струи,
Узник удачи плывет за буи.



* * *

Раньше усмехались: «кровь — любовь» —
Стертой рифмой можно ль о высоком?
А теперь уже «любовь — морковь» —
Заменили кровь морковным соком.

Вон, перепихнулись впопыхах,
Голод утолив дежурным блюдом,
И стихи родили, но в стихах,
Как-то удручающе безлюдно.



ПАМЯТИ ВЛАДИМИРА ЛЕОНОВИЧА

Где родиться? — воля случая,
В годы смутные весьма.
Есть места, наверно, лучшие,
Но случилась Кострома.

Ослепит столица золотом,
Увлечет игрой ума,
А потом ошпарит холодом —
Отогреет Кострома.

Откопают между строками
Смыслы вольного письма,
И обступят дяди строгие,
Но укроет Кострома.

Молча критики мутузили —
Жестче, разве лишь, тюрьма.
Сыто и свободно в Грузии,
Но надежней Кострома.

Неподвижна акварельная
Озера густая тьма,
Дремлет в красоте Карелия,
Но роднее Кострома.

Может быть, не очень нежная,
Не накормит задарма,
Но брела душа мятежная —
Не прогонит Кострома.

Примет старого и хворого
Б
ез претензий и обид.
Ветренность и взрывы норова
Все поймет и все простит.



* * *

Перемены, те, что назревали,
Принесли не пьяные матросы,
Но пошли такие трали-вали…
Русские проклятые вопросы.

Расплевались с ханжеством и ложью,
Поглумились вдоволь над вчерашним.
И бредем впотьмах по бездорожью,
Потому что по дороге — страшно.



ЧЕРНЫЙ СПИСОК

Догадался, что не молод,
Понял правила игры.
Не бросает в жуткий холод
И
з болезненной жары.

Ожиданий, упований —
Нет
И
не на что пенять.
Список разочарований
Н
ет желанья удлинять —

Хватит! Битый и ученый
В
ыставляешь трезвый счет…
Только этот список черный
Сам ветвится и растет.



ВТОРОЙ ЗАКОН БУТЕРБРОДА

В. И. Е.

Бутерброд без масла, без икры —
Это просто корочка скупая.

Ножницы редактора остры,
Потому что голова тупая?
Не настолько.

Правила игры
Выбраны коварно и блудливо.

Ножницы редактора храбры,
Потому что задница пуглива?
Это ближе к истине.

И все ж
Е
сть в заначке и другие страсти,
Чтоб творить безжалостный правеж,
Наслаждаясь полнотою власти.

Бедный автор, опусы твои
П
ревратит в кастратов и уродов
Эта жертва чьей-то нелюбви
Ради полноценных бутербродов.



P. S.

Под руку попался старый стих,
Посвященный бдителю культуры.
Зло писал.
Но были среди них
И
вполне достойные фигуры.
Те, что всем гордыням вопреки,
Ради попупьяного паршивца
И
его пронзительной строки,
Не боялись должности лишиться.

 

1980, 2013



Следующий материал

Вечерние огни

Стихотворения