Стихотворения. Публикация Татьяны Степановой
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 2, 2016
Вадим Степанов — поэт, публицист, соучредитель Академии Зауми. Родился 31 декабря 1940 года. Жил в Тамбове. Скончался в 2015 году.
* * *
Пробуждение резкое
Как штрих угля на белой стене
Несколько линий
И контур рисунка
Неровный
Но полный очарованья
И силы
Необузданной первобытной!
Резкое пробужденье
Оттенки всех чувств и цветов
Открываются неожиданно
Широко раскрытыми глазами
Будто водопад яркий и буйный
Обрушивается
И тончайшая чуткость к горю и счастью
Рождается в сердце
И от этого больно и сладко.
Рожденье таланта.
* * *
Опадают листьями слова,
И к зиме пустеет голова.
Ветер не свищи и не рыщи —
Ничего тебе там не найти.
Снова ожидание весны.
На деревьях иней седины.
А слова — как корни под землей.
Где-то глубоко и далеко.
* * *
Настойчивость
С нежностью переплетаются.
Гроздья цветов на копье,
Нацеленном в солнце.
И лицо ее в памяти —
Тонкое и прекрасное лицо.
Творение гениального художника —
Имя которому
Любовь.
* * *
Растворилось во времени то
Что усталость мелкие ссоры привычки
Нанесли на берег крутой
С которого сердце однажды
Бросилось в море любви.
Осень с зимою прошли
Обнажился песок золотой
И из памяти вышла она
Такой чистой и светлой
Как прежде.
Растворилось во времени то
Что усталость мелкие ссоры привычки
Нанесли на берег морской…
* * *
Перебираю, как четки,
Воспоминанья,
Ищу там алмазы мгновений
И без устали шлифую их,
Чтоб превратить в бриллианты.
Потом нанижу их
На какую-нибудь юношескую идею,
А потом вновь спрячу
Драгоценное для меня
Ожерелье
В шкатулку памяти…
* * *
Услышав плач, палач печальный,
Накинув плащ на плечи спешно,
Прошел на площадь, где пылало,
Как пламя, племя возмущенно…
* * *
Я сломлен там — внутри.
/Опустошенье жжет./
Как горбуну — чей недостаток виден —
особенно весенним утром,
так мне сегодня
тяжко внутрь смотреть.
Там дерево, что сломано в корнях.
Хоть плоть жива,
душа уже мертва.
Так паралитик смотрит на бегущих.
* * *
А там
другой уж мир.
Мы им окружены,
не виден чувствам он.
И только разум наш,
как крот,
тот роет мир,
чтоб вырвавшись когда-то на поверхность
лучами солнца, что ползут за ним,
вдруг осветить
еще одно
мгновенье.
* * *
В картинной галерее в полумраке
/в старинных канделябрах тают свечи/,
брожу я средь картин или приятно,
на корточках сижу я возле печки.
Давно мечтал я о таком сюжете,
прошения куда-то подавал.
Увы, мне ни привета, ни ответа,
и я проник сюда через подвал.
И сделал верно. Ощущенье риска,
как обострили чувства все иные.
Вот миска с молоком стоит для киски —
вдруг обернулась репинской картиной.
А женщина, лежавшая на книжках,
меня зовет /пока, мол, здесь безлюдно/.
Смешались явь и сон, а рукава с манишкой…
Но в данном состояньи мне уютно.
* * *
Вечереет. Сиреневый лес
превращается также в утес.
И тогда, волнуясь, овес,
морем тех становится мест…
* * *
Одуванчиков время ушло, и прикатят когда
эти шарики белых, мерцающих матово, стрел?
Когда смотришь на них издали между всяческих дел,
то мне кажется, — кем-то разбросаны здесь жемчуга.
И прикатят тогда, когда стрельчатым станет росток.
И с собой принесут так желанное нами тепло.
И средь этих бесчисленных солнечно-рыжих голов
ты узнаешь, что время безвластно над нами, дружок.
* * *
Вот сочетанья слов округлых, как подлодка.
Гармония размеров, как в дельфине.
Они ведь о любви? Но быт подобен мине.
/Пока же, что внутри, заключено, как в скобки./
Мы движемся друг к другу очень плавно
И плавниками рук приветствуем и гладим.
Так нужно жить. И не толкайтесь, гады.
Горючее любви сродни тому ж урану.
* * *
Безумна ли сладость слов.
А слабость ли это — кто знает.
Там, в воздухе, что-то витает,
проглотишь — тебе повезло.
Мгновенья — их отложи.
Что тянешь и тянется — гниль.
А вспышки когда-то сложи,
это и будет жизнь.
* * *
У порога старого дома я осень заметил.
За калиткою ясень — широкий и мощный такой.
Заглянул за забор: качели, две клумбы, беседка…
В ней старушка и тазик пред нею с водой.
Она моет старинный — на вид золотой — канделябр.
На нее, ожидая чего-то, взирает лохматый щенок.
На качелях девчонка, мечтая о Васе, готовит урок.
Поросенок блаженствует в луже.
Но скоро октябрь…
* * *
Веранда в запустеньи,
стекол нет,
Гоняет скучно пыль и листья ветер.
Остался подорожник от тропы,
в грязи же след от девичей стопы.
Все вымерло? Но, чу! Мне слышен скрип —
С коляскою старушка у двери.
О, страшным оказался жизни смерч:
все перекручено от ног до узких плеч.
Но средь груды раздавленных костей
/Живей живых — в руинах Колизей!/
Глаза души поистине святой —
И светятся умом и добротой.
Какая мощь в немощном теле том!
Где смерчи революций и реформ?
Ее же не окончены труды —
праправнук на нее с любовию глядит…
* * *
Молодая, но усталость уже на щеках.
Таз с бельем на красивых еще руках.
Ребятишки, поймав, наконец, стрекозу,
не ее, слава Богу — морковки грызут.
У сарая с паяльною лампой свекровь,
свекр уже поросенка зарезать готов,
муженек лежит под машиной «Москвич»,
что-то там в карбюраторе ночью стучит.
Засолили уже бочонок грибов,
сотня банок варенья — трещит погребок.
А на грядках уже дозревал помидор.
….Наконец застучал допотопный мотор.
А вечор телевизор голландский включив,
смотрит женщина порно, детей уложив.
И завидует бабам: «Красиво живут!».
И горячие слезы на щеки текут.
* * *
Выгорали краски от жары,
неба стало белым полотно.
Краски листьев — желтые давно.
В общем, краскам щас не до игры.
* * *
Закат догорал и вспыхнул малиною сад.
Горят помидоры, как будто и вправду горят.
И яблоки рдеют на гибких от страсти ветвях.
И нет ничего, что напомнит нам давешний страх.
Иль, может быть, те огурцы? Зелены чересчур.
Иль те баклажаны, одетые в черный пурпур?
Смородины черные глазки так и сверлят…
И страх из-за шкафа выходит, чтоб душу объять.
Но вот поднимает и солнце златую главу.
Прокашлявшись, иволга пробует утренний звук.
И радость играет на струнах божественный свет.
Привет тебе, жизнь! И баклажаны — привет!
* * *
Я нашел ее
за неожиданным поворотом берега
или судьбы.
И крик восхищенья вспыхнул в моих глазах
и крик восхищенья к Солнцу вознесся,
в чьих теплых огромных лучах
лежала она —
беззащитная, гордая…
* * *
В юности мир идеален.
Ненависть или любовь.
Да или нет.
И меж красным и белым
нет перехода
из серого цвета.
Может, в отсутствии серого цвета
и заключается истина?
* * *
Сейчас в моде рифма и ритм
Также запрещают писать верлибром
Это, мол, иностранный способ мышленья
На русском, пусть и поэтическом,
Языке.
И кто знает, к каким
приведет это
последствиям…
страшно подумать.
Классический ж стих так похож
На строй бравых солдат.
Ать-два!
И никаких мыслей.
Как он дисциплинирует ум и чувства!
Но уж говорит народ:
Плотника, столяра, кофе.
Ударенье уйдет на последний слог
И само собой, постепенно
Исчезнут из классического стихотворенья
Рифмы и ритм.
Превратятся те незаметно
В верлибр
Или белый стих.
Ломается железная дисциплина.
Рушится строй.
И вместе с тем умирает
Ложная их красивость
И что-то останется?
Когда обнажится их содержанье.
* * *
Как хорошо. Смеяся,
луг цветет.
И жизнь бурлит — как океан в огне.
Такого не предвиделось и мне,
но Это есть, а значит будет То.
Не говори, а мимо промолчи.
Но Это есть. Да здравствуют Они!
Сияют над тобой мои огни,
и время мимо нас сейчас промчит.
* * *
Когда придет к ромашке спелый плод,
то из себя восстанет наш народ.
И возлетим из тяжести пород
в ликующий огнями небосвод!
* * *
Земля еще под снегом декабря,
но корни трав готовы уже жить.
Уже проснулся жизни сок. Ура!
И этот миг великий молча жди.
* * *
Ее отец, сказали мне, цыган.
Она похожа тоже на отца.
И от ее чуть смуглого лица
проходит путь из Индии в Рязань.
Как изваянье. Словно и не ждет.
Сковал дыханье и движенья страх,
чтобы не выдать бешеную страсть —
огонь, что изнутри, так жжет.
Но То не остановим мы.
Сквозь зубы пробивался стон.
И вырвался из узницы огонь.
И закричала бешено: «Возьми!»
* * *
Девушка в красном платье
мелькнула.
Как огонек.
И погас.
Но душу успел согреть.
* * *
Снег выпал ночью.
И утро стало чудом.
Из пушистого снега
росли бархатные бархотки.
«Осенние подснежники», —
теперь их зову так.
<Последнее>
Моей ясноглазой внучке
Даден дар колориста
Дабы она извлекла из грязного грязного мира
Пальцами по-шампански игристыми
Забавные, но чистые мини-атюры
Возразите: мол, это не так.
Небо искусства закрыто зловещими тучами,
что выдувает без устали черный квадрат.
Но и эта загадка преодолима:
Если Бог дает талант,
Значит, он хочет чтоб люди видели мир так,
Как видели его наши ясноглазые внучки!
Ноябрь 2015
Публикация Татьяны СТЕПАНОВОЙ