Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2016
Александр Орлов, «Разнозимье»
М.: «Вест-Консалтинг», 2017
Александр Орлов родился в те годы, когда до завершения строительства материально-технической базы коммунизма оставалось лет пять, к этому времени окончательно потерял свою некогда мощную силу самый атеистический век в истории земного шара. В 1990-е годы выше обозначенную базу стали разбазаривать. Среди ровесников Александра Орлова было и есть очень много людей, более или менее удачно вписавшихся в российскую историю, которая не вдруг и не случайно понеслась, сильно ускоряясь, без оглядки, на крутом вираже порубежного времени, то есть вековой нейтральной полосы, то есть этапа потребления. Как наши современные поэты и реагируют на время. Одни пишут гневные социальные стихи, и они правы, потому что отображают напряжение социальной динамики. Другие уходят в семантические, философские и поэтические глубины слова, абсолютно не интересуясь тем, что творится вокруг. Третьи ищут себя в Боге и Бога в себе. И все наши поэты уверены в том, что они не просто пишут стихи, но творят поэтические векторы будущего. Но мне очень хочется найти в сложнейшей поэтической системе координат, в русском поэтическом пространстве, то место, то подпространство, в котором работает Александр Орлов. Да, сам он и его строка живут во времени, сосуществуют со временем, но другое дело, как определить субстанциональное качество поэта и его строки, качество, формирующее его поэтическое подпространство. На мой взгляд поэзия Александра Орлова обладает подлинной сдержанностью, ее нельзя назвать нажитой, которой заболевают пугливые, ведь она напряжена до предела, она многоцветна и многогранна. И как пример я процитирую его стихотворение:
Какая в длинной жизни перспектива?
Сидеть в тепле, работать за столом,
И размышлять отважно и пугливо,
Таращась сонно в капли за окном.
Все рифмовать и составлять конспекты,
И понимать, что жизнь — сплошной урок,
Взирать, как переулки и проспекты
Считают каждый скинутый листок.
И ждать покорно ангельского сыска,
Пересчитав грехов своих тома,
В которых жизнь, дрожащая курсистка,
Причины горя прячет от ума.
Предвосхищать перерожденье смысла,
Который не постигнуть мне никак,
И видеть как звезда любви нависла,
И свет читает полутьме кондак.
Мы знаем человечеству свойственно увлекаться и забываться в бездумных развлечениях. И часто никакие увещания и предостережения ему не указ. Для осмысления основных, причинных факторов поэзии Александра Орлова важно помнить, что в «эпоху мудрых» мыслители разделились на два лагеря. Одни из них считали, что «человек по натуре добр», другие — что «человек по натуре зол». Но все жили в напряженно-сдержанных тонах. Я говорю о поэзии Александра Орлова, которой эти качества присуще, и она не просто пропитана верой, но она питается верой, она является эманирующим следствием веры. С верой, надеждой, любовью человека, прекрасно чувствующего, понимающего и знающего современную ситуацию в родной стране и уже поэтому ищущего выходы из положения, написаны все стихотворения поэта: пейзажная лирика, житейские картинки, стихи-обращения, такие как «Благотворец» схиархимандриту Власию, «Венец» иеромонаху Макарию Комогорову… Разве можно найти в его творчестве нечто подобное громогласному, будоражащему души, умы и сердца людей призывы?! — Нет. Читая книгу, я часто вспоминал гениальную фреску великого Феофана, которую он сотворил в Великом Новгороде. Многофигурная, динамичная композиция фресок и отдельные фигуры точно передавали мятежный дух времени, напряжение момента. Но мастер кисти и «философ зело хитрый» изобразил в сложном произведении нечто большее: самую суть предстоящих вселенских схваток и окончательный успех в ней достигнет лишь тот, у кого хватит терпения. Со стен храма смотрят Иисус Христос, ангелы, пророки, святые и отшельники. Все персонажи собраны Феофаном в церкви Спаса Преображение с другой целью, объемной и глубинной. Об этом убедительнее всего говорит фигура преподобного Макария Египетского. Старец, высокий, сильный, с почерневшим от пустынного жара ликом, с густой седой шапкой волос, ниспадающих к покатым плечам, к длинной бороде, к груди, стоит, повернув не воинственные, но крепкие ладони навстречу вошедшему в храм прихожанину. Этот молчаливый жест используют лишь люди, уверенные в своей миролюбивой силе. Так действуют наделенные безграничной властью повелители, поднимаясь над толпой. И люди успокаиваются, злость слетает с их душ. Старец Макарий словно говорит: Люди, вы обязательно достигнете цели, но путь будет сложен. Учитесь терпеть, не поддаваясь слабостям, ради великой истины. А единственной великой истиной для русского человека была, есть и будет Россия. И с нею, и в ней — русский человек. И в каждом из нас Господь Бог. Время увлекло людей своими «заказами», мы слишком доверились ему и стали забывать старую-старую истину: «несмотря на то, что каждый человек уникален, в людях, тем не менее, гораздо большего общего, чем частного». Александр Орлов этого не забывает. Он бережно относится к человеку вообще. Стихотворение «Жестянщик» о приезжем бедняке говорит, что любой человек имеет право на работу, заработок, собственные суждения о жизни между Москвой и дальней Родиной.
На редкий снег во тьме у гаража
Разложены машинные запчасти.
Он говорит, от холода дрожа
О Путине, Москве, мигрантах, власти..
В сужденьях этих нет ничей вины —
Он отпустил домой чумные страхи —
В тот город, что рожден при ширваншахе,
Где осенью бушует джебаны…
Кто-то может сказать, что среди таких «жестянщиков» всех наций и народностей гораздо больше желающих все взорвать, Орлов пишет каких-то блаженных, если и существующих, то в очень малом количестве. И эти тихони делают и будут делать жизнь сиюминутную и далекую. А ведь история всех социально-политических потрясений убедительно иллюстрирует мысль, что во главе всех человеческих ураганов стояли дерзкие люди, готовые к жестким и жестоким деяниям. Люди — победители, а не какие-то миролюбивые орловские трудолюбы. Но автор ближе к тем, кто вынужден жить в социально-психологической системе координат простолюдинов. И наше время он чувствует именно как человек обыкновенный, о чем говорит хотя бы такое стихотворение:
Столетье платежей и ипотек —
И кажется, что будет только хуже —
Но также на асфальте мерзнут лужи
И прячется в одежды человек.
Дорога к Богу, разве что, поуже.
Поуже, да еще не всем видна —
Нет светофоров, постовых, разметки —
Лишь птицы красногрудые на ветке,
Целительница-полная луна,
И звезды, заменившие таблетки.
Наш век сырыми войнами рожден,
Контуженный, в потертом камуфляже,
Он выстоял в эпоху распродажи,
Он выжить, как и прошлый, обречен.
Его понять вы не пытайтесь даже.
Размышляя о стихах Александра Орлова, я бы сказал так: время — в Боге, а времена — в нас. И счастлив тот поэт и даже не поэт, которые чувствует разницу между временем и временами и их торжествующее единство. Разговор о творчестве Александра Орлова можно продолжить и так: «Русскому поэту без пейзажа, без чувства единения человеческой души и природы один путь — в никуда». Александр Орлов не пытается проникнуть в метафизические тайны Вселенной и там найти ответы на волнующие его вопросы. Он не дробит мир в поисках первопричины, не просто не достижимой для человеческого разума, но опасной даже при приближении к ней. Ему вполне достаточно просто наблюдать мир и осмыслять увиденное и прочувствованное. Но когда он осознает, что понять-то первопричину несметного, срединного и малого ему не удается, он смиренно обращается к Тому, Кто знает и может все объяснить. Как известно, поведать читателю о своих сдержанных наблюдениях можно, но без активных выводов, которыми часто грешили даже гениальные поэты, будоража мир. Орлов не рафинированный наблюдатель. Он — не воинственный романтик. Он — искренне увлеченный искатель истины, имеющий обостренное чувство ответственности за каждый свой шаг на пути к ней. В его стихах даже не очень внимательный читатель найдет и еще одно качество поэта, какое-то особое чувствование природы. Она всегда с ним и в нем. Он чует ее совсем слабые «токи». Он, естественно, волнуется, оказавшись в каком-нибудь эпицентре природного буйства. И здесь душевных оттенков много, но все они не выходят за пределы сдержанного восприятия мира. Автор стихотворного сборника «Разнозимье» обрел точное и сильное композиционное чутье, которое позволяет ему мощно венчать свои произведения.