Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2015
Тамара Жирмунская,
«Веет осенью… Тишина…»
М.: «Вест-Консалтинг», 2015
Имя Тамары Александровны Жирмунской — русского
поэта, переводчика, литературного критика, автора множества стихотворных
сборников, прозы и книг воспоминаний, в том числе исследования «Библия и
русская поэзия» (Москва, «Изограф», 1999) хорошо известно не только в
литературной среде. Жирмунскую читает и знает народ.
Ее творчество не просто жизненно, как сказано в аннотации к новой стихотворной
книге «Веет осенью… Тишина», но и жизнеспособно. Ставшая в один ряд с
легендарными поэтами-шестидесятниками — Борисом Слуцким, Беллой Ахмадулиной,
Булатом Окуджавой, Давидом Самойловым и многими другими — о них она
рассказывает в своих воспоминаниях, —— Тамара Жирмунская остается верна своей поэтической линии,
придерживающейся классических традиций. Эта книга, вышедшая в 2015 году в
Москве, в издательстве Вест-Консалтинг, — «итог ее поэтической работы за
десятилетия».
Она включает в себя циклы стихов и поэму «Мать Мария», посвященную Е. Ю.
Кузьминой-Караваевой и написанную от первого лица в форме монологов лирической
героини. Кузьмина-Караваева известна нам по дружбе с А. Блоком и ей посвященным
стихам «Когда вы стоите на моем пути» и «Она пришла с мороза раскрасневшаяся».
Эмигрантка, принявшая монашеский постриг, Кузьмина-Караваева посвятила свою
жизнь служению Богу и людям и вошла в историю как Мать Мария. Нам также
известно, что во время Великой Отечественной войны Мать Мария принимала участие
во французском Сопротивлении и погибла в газовой камере Равенсбрюка.
Александр Мень, «духовной дочерью» которого являлась
Тамара Жирмунская, много раз повторял своим прихожанам,
что встречи людей не происходят случайно, что каждая встреча — промысел Божий и
задумана Им для того, чтобы чему-то научить нас в духовной жизни через обиды,
печали или радости, получаемые от человека. Но как не бывает случайных встреч,
так не может поэт обратиться случайно к той или иной теме, к тому или иному
историческому персонажу. Поэт выбирает для своих размышлений лишь то, что
близко ему по духу. Как артисту, по системе Станиславского, требуется войти в
образ своего героя, чтобы не прозвучало часто цитируемое
«не верю», так и поэту надо перевоплотиться и прожить чужую жизнь со всеми ее
страстями и мучениями, отлить ее в слове так, чтобы монолог героя прозвучал
убедительно. Поэтому так много общего как в биографии,
так и в мировоззрении двух женщин: обе они поэтессы («Всю свою жизнь Мать Мария
писала стихи. Даже в концлагере, по воспоминаниям уцелевших узников, она
сочинила несколько стихотворений, но они утеряны»), обеим пришлось покинуть
Родину («Попутный ветер не тот, что в спину, / а тот, что в грудь… / О том, что Родину покину, / могла ль подумать
когда-нибудь?»), одинаковы их печали о людских судьбах и, прежде всего, их
точка зрения на христианство и веру, которую выразила Мать Мария в нескольких
словах, —— эпиграфе к одной из частей поэмы:
«Нет еврейского вопроса, есть христианский вопрос. Неужели вам непонятно, что
борьба идет против христианства?» Сама же Тамара Жирмунская
продолжила эту мысль поэтическим текстом:
Народ Христа, народ пророков,
прости незрячим злобный стих.
Я вольнослушатель твоих
неукоснительных уроков.
Когда тебе назвался Бог
вверху горы, не в снах, а въяве,
«Я есмь», «Есмь… Есмь…» —
за эхом «Ягве»…
Христианское прощение обид своим врагам, чувство благодарности, отрицание
отчаяния как смертного греха и скромность — эти качества также присущи обеим, —— одной, жившей в начале XX века, и другой — нашей
современнице («Записывай обиды на воде, / зато благодеяния — на меди, / не
падай духом при любой беде / и не труби кичливо о победе»).
Илья Эренбург, о котором Тамара Жирмунская оставила
воспоминания («Дети Ра», № 12 (86), 2011), считал, что поэтесса становится
собой, когда пишет о том, что у нее болит. Владея особым даром стихотворной
речи и индивидуальным поэтическим языком, Тамара Жирмунская
обладает к тому же еще и вкусом, и чувством меры. Ведь творчество ее основано
на приемах той классической школы, которая учила выдержке и поощряла бережное
отношение к каждому слову. Мастерство дополняется искренностью и проницательным
умом. Разнообразие тем (Россия и эмиграция, размышления о творческом даре и
своем месте в творчестве, посвящения родным, друзьям, близким, духовные поиски
и т. д.) удерживает интерес читателя.
Но истинная природа творчества признанной и талантливой поэтессы заключается,
по-моему, не в безупречной стихотворной технике и правильном выражении чувств.
Ее сила в любви и желании принять и простить — высшем христианском даре.
Елена Сафронова, откликаясь на мемуары Жирмунской
«Нива жизни», пишет об этом же в «Независимой газете»:
«…Жирмунская прощает всех, кто ей причинил боль, и
просит прощения у всех, кого она невольно ранила. Может быть, эти любовь и
всепрощение — результат воздействия богословия, которым автор книги занимается
уже много лет, веры, ставшей ее второй натурой».
Книгу открывает стихотворение «Наброски с натуры», в котором есть следующие
строки:
…Люблю, люблю
жар четырех крестов,
белянку-церковь
в старорусском стиле,
на ржавой двери
маленький засов,
чтоб воры хоть на миг
повременили.
Люблю, люблю
пионов чахлый куст,
растущий месяц
с колокольней вровень,
и всю Тарусу,
без которой пуст
Ваш Мюнхен, полный
всяческих диковин.
Что-то цветаевское уловил когда-то Илья Эренбург в стихах Тамары Жирмунской, но
не назвал ее подражательницей. По наблюдению Эренбурга, как вспоминает
поэтесса, цветаевские приемы она использует не
формально, а подтверждает собственным сердцебиением. Стихи «Тому, кто невзначай
/ мой номер наберет» или «Здесь не соскучишься — столько…» убедительно
доказывают сказанное. Не хочется — да и невозможно! — разложить их на цитаты. И
в этом, видимо, заключается монолитность авторской мысли, несущейся неудержимо
вперед, на одном дыхании, и не имеющей проходных слов, что и было характерно
для Цветаевой, которую так почитает Тамара Жирмунская.
Поэзия — это почти всегда провальная попытка наладить гармонию с миром.
Вспоминая о Заболоцком, Жирмунская писала когда-то,
что гармонию он пытался найти в плодах человеческого гения… в
этом преуспел и сам стал посредником между землей и Небом. Такое же
предназначение имеет, на мой взгляд, и Тамара Жирмунская:
Жизнь — это пестрый том,
где сказка, стих, новелла,
трагедия, притом
поставленная смело.
В конце же предпочту
простую песню или…
Или молитву ту,
какую все забыли