Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2015
Геннадий Кацов — поэт. Родился в 1956 году в Крыму, в Евпатории. Окончил Николаевский судостроительный институт. В начале 1980-х переехал в Москву. Один из создателей московского клуба «Поэзия» и участник литературной группы «Эпсилон-Салон». Автор многих книг и публикаций. С 1989 г. живет в Нью-Йорке.
* * *
время гораздо шире
и больше
чем необходимо
для одной жизни
отсюда
столько
неотправленных
писем
несостоявшихся
встреч и
желанных разлук
неосуществленных
планов
и необращенных в
веру
в
результате
столько
потеряных лет
которые заполняются
семьей и школой
розой и ветрами
войной и миром
войнами и
патриотизмом
депрессией и
инфляцией
ожиданием смерти
и самой смертью
которая гораздо
шире и
больше
и необходима
отсюда
география
не совпадает
с геометрией
и очертания
скалы
не вписываются
в
правильный
треугольник
отсюда же
широк
русский человек
которого
Достоевский
предполагал
сузить
а западный человек
столь свободен
что разлился
как река
в
половодье
вернее
рассыпался
как спички
из
коробка
вернее
как кораблик
бумажный
растворился
в
весеннем
нешироком и
небольшом
ручье
отсюда
археология
противоречит
физике
поскольку
падающее тело
пробитое
пулей
проткнутое
ножом
обезглавленное
во имя и
навеки
рожденное
свободным
и суженное
до короткой
несостоявшейся
судьбы
впитывается
землей
остается
молчать
в
земле
выцветшей
костью
перегноем
и прахом
голосами
роящимися
как мухи
над
раскопками
нескончаемой
перекличкой
умерших
упавших
истощенных
поглощенных
ручьем времени
— черт откуда
взялся
этот камень
под ногами
— я тебе говорила
смотри вниз
оступишься
— какой тяжелый
камень под
ногами
— я тебе
говорила
— в кровь разбил
палец
— я тебе
говорила
ведь
говорила
ведь
говорила
Камень
что чувствуют камни
если они еще способны
чувствовать
после стольких
палеозоев и мезозоев
с юрским и
меловым в конце
после кайнозоя
с глобальным
периодом
ледниковым
и
глобальным
потеплением?
чувствуют ли камни
летний зной
растворяясь в
зыбкой пелене
зависшей
над
городской брусчаткой
знаком ли
им
ужас покрытой
заледеневшей
коркой
январской травы
и
закрывают ли
камни гор
веки
когда капли
дождя
одна за одной
падают в
глазницы
растекаясь вдоль
радужной оболочки
так
широко
тепло
вечность
что радуга на небе
не исчезает
долго долго
долго?
ощущают ли
камни
мрак пещеры
куда они погребены
навеки
и где тени
с очертаниями
греческих воинов
на глиняных
амфорах
времен Платона
осторожно
касаются
поверхности
камней
перебирая их
от бурой стенки
к холодному
каменному
потолку
и растворяясь
на выходе из пещеры
на века?
знают ли себя
камни
поседевшими
занесенными золой
и пеплом
сгоревшими
дотла
спаленными
уничтоженными
пламенем тех
времен
после которых
краесогласие
любых двух
строк
уже
путь
варвара?
помнят ли камни
себя дневными
изумрудом
гранитом
рубином
малахитом
ночным
лунным камнем
внутри которого
полуденные
тени
прячутся от лунного
света
и столетьями стоит
освещенный
прозрачный
город
построенный из
теней
с лунными кратерами
на местах площадей
и с мрачными
глубокими
окнами
на прозрачных
светящихся
тонких
пластинчатых
стенах?
и что чувствует
Камень
зачитанный
за столько лет
до полевого
шпата
до придорожной
пыли
до истертых в песок
валунов
в
далеком саду
над которым
раскачиваются качели
и высокие
темные ели
и звук
осторожный
и
глухой
плода
сорвавшегося
с
древа
среди
немолчного
напева
глубокой
тишины
лесной?
интересно
что чувствует
хотя бы один
хотя бы этот
древний
одинокий
Камень?
Осенние глаголы
на глазах разрушается лета привычная схема
чешуя серебристых потоков ночного пруда
не знакомая с рыжей согласной березы фонема
желтый лист как для кроны прощание с чувством стыда
хоровод мошкары над столом в оголтелом круженьи
над полночной беседой гигантское сито из звезд
постоянные сводки с нездешних смертельных сражений
тишина на рассвете на тысячи палевых верст
из окна в воскресенье янтарные в мареве птицы
мрамор двух простыней вдоль кровати в полуденный зной
в синих шторах мерцание струй из проточного Стикса
одинокий прохожий все там же где ранней весной
все такие же точно без речи гудки телефона
разговор бессловесный в пустой охлажденный эфир
абонент в золотистом сиянии схожий с иконой
и с мишенью второй в полный торс но по ауре тир
два зеркальных движения трубок вернее ладоней
идентичны друг другу и крупный фанерный анфас
без каких-либо черт одного до предела и до не-
вероятного входит в другой так похожий на нас
Начало учебного года
первого сентября пошли дети в школу,
а второго сентября вернулись из школы
потные, злые, тучные, повзрослевшие,
с ранцами, полными прозрачной земли
для будущих городов, садов, полей,
нефтезаводов и аэропортов,
с набитыми жвачкой полными ртами —
яблочной, земляничной, манговой,
апельсиновой, банановой, киви,
ибо после плевков ею
в плодородную землю
вырастут на спорплощадках и площадях
фруктовые и плодовые плантации
и земляничные леса с полянами,
а на постаментах расцветут яблони
в память о вишневых садах и чехах,
поляках в честь Первого сентября,
о которых дети так и не узнали
в Первый день школьных занятий,
когда пришли их учителя: садовники,
строители, землевладельцы,
работники банковского сектора,
игроки в поддавки и победители
конкурса на жевательность резинок,
и не знали, что рассказать детям
такого о жизни важного,
после чего они пойдут по домам
с прозрачной землей в ранцах
делать дело и строить строем,
но дети, не дождавшись
урока мужества,
и сами пошли.
14 лет назад
Автобус по мосту им. Вашингтона
Катил себе, пересекая реку
Гудзон — среди потоко-пассажиров
Был я, из Мегаполиса в Нью-Джерси
С другими трудоголиками вместе
Привычно ехавший в тот черный вторник,
При этом, по погоде судя, светлый,
С утра работать; говорили громко
Латиносы-товарки по-соседству;
Уже похрапывал кореец сзади;
Бестселлер (ведь ни «киндла» и ни «нука»*)
Листала девушка-очкарик справа;
Ребенок, что в поездках неизбежен,
Орал с переднего сиденья тупо;
Хрустя, как и положено, салатным
Листом, ел сэндвич пуэрториканец;
И рэп через наушники дубасил
Вперед на несколько рядов конкретно
С «камчатки», где афро-американец,
Закрыв глаза, разлегся на сиденье.
Еще мы ничего в тот час не знали,
Еще не знали, если б не водитель,
Ведь если бы водитель не сказал нам
На весь автобусный салон: «Смотрите!» —
Мы сами бы не посмотрели влево,
Сказал водитель в микрофон: «Там, слева!» —
И вмиг сентябрьская панорама
На Даунтаун раскрылась перед нами,
Обычная, казалось, панорама,
Но только странным в перспективе дальней
Был воздух — он сгустился серым дымом
И древней, дико неприятной маской
Завис над Близнецами, разбухая
Гигантским лбом — невыносимый даун,
Молох ослепший и с кривой усмешкой
Все расширяющейся полости беззубой,
Величественной, как и должно смерти
Являть, запугивая прочих смертных:
И тех, кто наблюдал ее гримасы
Со всех сторон, поскольку отовсюду
В застывшую воронку устремлялись
Надежды, взгляды, губ вмиг онемевших
Мольбы; и тех, кто зло уже увидел
В песьеголовых сполохах пожара,
Узнал по судорожной пляске пола,
По трещинам вдоль стен, по скрипу
В дугу сгибаемого металлокаркаса,
По запаху своей горящей кожи,
По воплю, что теперь сорвал навеки
Привычный твой, неповторимый голос.
Автобус по мосту им. Вашингтона
Уже достиг желанного Нью-Джерси
И ехал неспеша вглубь побережья
Меняя виды за окном и пассажиров,
Все дальше удаляясь от событий
И дня того, со временем и местом
Увязанного, и его деталей,
Улик, пылящихся в шкафу всемирной
Истории, хотя от них не деться,
Похоже, нынче никуда, и точно,
В салоне как бы ни было уютно,
Теперь ты знаешь, что нет зла абстрактно,
Оно всегда преследует повсюду,
И смерть ничья ничто ведь искупить
Не может. Хотя в остатке остается —
жить.
09/11/2015
*Электронные книги Kindle (компании Amazon) и Nook (компании Barnes & Noble).