Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2015
Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник. Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях и сборниках. Автор многих книг стихов и книг прозы. Лауреат премии имени Андрея Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
ВОСКРЕСАЯ В ОГНЕ
I
Многих дней облака проводив,
Поначалу не дрогнет рука —
Но почудится новый мотив
И затронет, коснувшись слегка,
Чтобы в музыке зримой опять
Находить предугаданный ключ, —
А лета не умеем считать —
Весь их путь точно солнечный луч.
II
Многих обликов помня черты,
Не рассеяньем живы сердца
Посреди мировой темноты,
Где в колодце не сыщешь лица, —
Но проклюнется слово птенец,
Уподоблено юной звезде, —
И как эхо венчальных колец
Отзовутся венки на воде.
III
Многих взоров храня волшебство,
Мы смиреннее были не раз,
Чем теперь, осознав торжество
Осязаемых розами глаз, —
И в слезах, закипевших рекой,
Столько будет еще доброты,
Что приди и меня успокой
Посреди роковой красоты.
IV
Многих песен постигнув залог,
До скончания века щедры,
Мы судьбе не стирали порог,
Но зажгли в неизбежном костры,
Чтобы, вещим простором дыша,
У реки, что и впрямь глубока,
Пить как равные, лишь из Ковша,
Провожая на юг облака.
V
Многим звездам подвержены
въявь,
Очевидцами славными быв,
За венками не ринемся вплавь —
Кто из нас не сгорал, горделив! —
Но всегда, воскресая в огне
И в любви обретая приют,
Жил, как ангел, в родной стороне,
Пел, как птицы пред утром поют.
ВСЕ БЫЛО С НАМИ НАЯВУ
В груди дыханье затаив,
Ты молчалив? — я молчалив, —
Звезда над кровлями сверкает,
Чужою кажется рука,
И боль висков не отпускает —
Куда как с веком коротка! —
И так послушен каждый час
Прикосновенью влажных глаз.
Как сердце тянется к тебе!
Возьми хоть горстку лунной пыли —
Ведь это в ней тебя забыли,
И лишним там не по себе.
В окне, раскрытом для ветров,
Стихают отсветы костров,
Чтоб ночи явленное чудо
Пришло, не выдав ни светил,
Ни слов, — их стольким посвятил! —
Ни возвращения оттуда,
Где гор мерещится гряда,
Чего хватило б навсегда.
Все было с нами наяву —
Теперь мечтать о нем — к чему бы?
И с кем глаза теперь и губы?
Я их простил, и вот — живу.
Когда подумаешь опять,
Как просто это потерять,
Еще задуматься успеешь,
Еще посетуешь, поймешь,
Что никуда ты не уйдешь
И прошлым рук не отогреешь, —
Послушай сказку о былом —
Она махнет тебе крылом.
Не прекращалось, как и встарь,
Ее высокое соседство —
Но к возвращенью нету средства
И безрассудства пуст алтарь.
Вокруг невидимого дня,
Подобны пению огня,
Кружатся пчелы желтым роем,
В цветах — алмазные мазки
Росы, не ведавшей тоски, —
А мы никак ее не скроем, —
И причитания сверчков
Утяжеляют вес оков.
Не обошла меня беда —
Но все же люди не узнают,
Зачем была она горда, —
А звезды — звезды так сияют!
ЛИТАНИЯ ЛИСТВЕ
Листвою ли, нагретою невольно,
Иль памятью, открытою едва —
Ведь нежности по-прежнему довольно —
Раскинуты спокойные слова.
Не старостью берут у поворота —
Усталости оставим неспроста
Немилости открытые ворота
И ненависти стылые уста.
Года прошли — святая канитель!
А сколько их вернется беспричинно?
На всякий случай звонкая метель
Позванивает ложечками чинно.
Вино я воспевал иль не вино? —
Не все равно ли в мире одиноком! —
Но кажется: забытое давно
Покажется в обличии высоком.
Окажутся ненужными права —
Не те, что нас, невысказанных, греют,
А те, не удружившие сперва, —
Да что до них! — о прошлом не жалеют.
И вот, до дна испив мгновений яд,
С тобою мы беседуем устало,
А это значит: с видимостью в ряд
Безмерное биенье нарастало.
И не устану всюду прославлять
Я эту вольность, честную до края,
Где некуда себя переставлять
И некому отказывать, играя.
Да здравствует и всячески живет
Пружинистая чуда приземленность,
Самой неуловимости налет,
Живой невозмутимости влюбленность.
Не всяк на все ли открывает глаз,
На вас взирая с важностью тотема?
Язычества невыветренный Спас
Развязывает эту теорему.
Иль нас порой не тянет на Восток
Скуластыми порывами Борея?
И мир жесток, и берег невысок,
И выросли грядою эмпиреи.
Листвою ли, прогретой наобум, —
Название шумит, не умолкая, —
И мы земной улавливаем шум,
В безумии шальном не отдыхая.
Заслуженная шепчется стезя
То с крышею, то с чашей, то с черешней,
И выпутаться более нельзя —
Для странника приют оставлен здешний.
Листвою ли, как смелостью простой, —
Иль медлит с ней томленья наважденье —
Повеяло? — так велено — постой! —
Представлены — ну вот и отчужденье.
На плотных струнах звук заворожен,
Минуй его отважными перстами, —
Мы тоже не разменивали жен,
Итожили — недаром возрастали.
Листвою ли, как зрелостью всегда,
Представилось былое ненароком?
Не чаяли вернуться — но куда?
Не все равно ли в мире одиноком?
Вино я воспевал иль не вино?
Что было тем единственным когда-то?
Но было или не было дано
Примеривать, как истинное, даты?
Протянешь руку — след ее простыл,
И в воздухе, как вотчине паучьей,
Доступнее невыезженный пыл
Средь сел, где ограждения да сучья.
Дарительница дали дармовой,
Ну что тебе скажу на это, Гера?
Как дарственную надпись вперебой,
Храни меня сквозь пристальную веру.
Ирана ли отзывчивая синь
Скользит по Украине вечерами,
Сквозящая, куда ее ни кинь,
Двоящаяся, бьющаяся в раме.
Да грешным делом катится к ногам
И радуется грусти домотканной, —
Я видел степь! — и мне кивал курган —
Была она невестою желанной,
Надеждою, поющей наверху,
Явившейся неведомо откуда, —
И с вами я искомое влеку,
Посланцы мотыльковые причуды.
Еще бы мне не видеть в октябре,
Куда мы, набродившиеся, смотрим,
Покуда не объемлем на заре
Творимое, родившееся морем!
Не с вами ли сдружились мы, костры?
Успели бы — литания не та ли
Воистину уж выстелит ковры —
И мы ее, впитав, не испытали.
Как будто бы над нами снова стяг есть,
Как будто бы глядят из-под земли
Те розы, что Гафизу были в тягость —
И ранили, и мучили, и жгли.
ОТГОЛОСОК ЗИМЫ БЫЛОЙ
Долгожданной отдав луне
междуречья неровный крик
ты зачем доверяешь мне
человечный открыв язык?
в нем смолою вскипает кровь
закрываются глаз белки —
а весна вызревает вновь
и шаги ее так легки
в нем не ирис растет а риск
и разлит облаков кумыс
и слова не пустой каприз
а из трех родников дались
и рассыпчат колес отсчет
словно рисовых зерен тьма
там где видимой горстью год
разбросал на бегу дома
на земле и долги легли
чередою утрат и троп
чтобы долгую мглу прошли
и могли оглядеться чтоб
точно пращуров жив обет
поклоняться родным богам
и отраднее вета цвет
упадавший к твоим ногам
и когда небосвод заснул
на безлюдье блеснув золой
то без эха снежком дохнул
отголосок зимы былой.
ВОСПОМИНАНИЕ О СЕМИДЕСЯТЫХ
И только дождь размахивал плетьми,
И ночь была недоброю и скрытной —
И беды разлетелись меж людьми
Из ящика Пандоры любопытной.
Поди-ка выгадай, где проще, где теплей —
Уюта невидаль давно тебе не снилась,
Не опаль — непогодь упала с тополей —
Сама усталость и сама немилость.
Шарами ртутными играющий Гермес
Не высунет на улицу и носа —
А ты расхлебывай стекающий с небес
Весь этот проливень — упреки и вопросы.
Куда податься мне? С разбитой головой,
С нелепой стойкостью, с затравленной судьбою,
Идешь, не жалуясь — а все же сам не свой,
Чтоб только выжить, быть самим собою.
Подвал заброшен, холоден и сыр, —
Сюда ли мне? Пусть так, не все равно ли?
В нем жизненный запрятан эликсир, —
Что ж, отлежусь, — избавлюсь ли от боли?
Жевала крыса высохший батон,
Я в темноте пытался отоспаться,
Да сон не шел, — зато со всех сторон
Вставало то, чего пора чураться.
Казалось мне, недаром в эти дни
Тень Сен-Жермена по России бродит,
Проходит сквозь болотные огни,
Все ищет что-то в ней — и не находит.
А там и прочие — и нечисти не счесть —
На улицу я вышел осторожно —
Уйдет ли наваждение? Бог весть!
Бог — есть, а это значит — все возможно.
И СВЕТ ВОЗНИК НЕИЗЪЯСНИМЫЙ
О, сколько б ты ни повторял,
Многозначителен и чуток,
Что есть на свете идеал,
С которым сути не до шуток,
О, сколько б ты мне ни твердил,
Что жизнь одна у нас на свете, —
В плену негаснущих светил
Еще ты вспомнишь строки эти.
Когда б не чуял я огня,
Обожествленного заране, —
В кругу друзей, на склоне дня
Я растворился бы в тумане,
Глядел из окон, как больной,
Пытаясь вырваться наружу, —
Но этот лист передо мной
Един и в засуху, и в стужу.
Хотя бы сердце дождалось
Того желаемого часа,
Когда б напрасно не клялось
И слов не трогало запаса,
Хотя бы душу мне сберечь
До нескончаемого мига,
Когда понять захочет речь,
Зачем нужна вам эта книга.
Бывает — в марте, ввечеру,
Глядишь в окошко понапрасну
Туда, где снег не ко двору,
Где расставанье самовластно,
Покуда теплится в груди
Светильник, Господом хранимый, —
И тьма осталась позади,
И свет возник неизъяснимый.
НА ПОРОГЕ СТИХИЙ
Эти кольца и серьги эти —
Все ушло — и былого нет, —
И остался на белом свете
Лишь акаций туманный цвет.
Эти волосы, слов темнее,
Этот сонный изгиб в устах
Так покорно сроднились с нею,
Словно тени с дождем в листах.
И когда я понять пытаюсь:
Чем жива? — весела ль сейчас? —
Так смутит, на свободе маясь,
Золотистая зелень глаз.
И живет она, словно птица, —
И зовет, как завет велит,
Из провалов сознанья лица,
О которых душа болит.
У тебя ли она не спросит:
Как забрел ты в сей край степной,
Где с полуночи травы косит
Полумесяца серп шальной?
От тебя ли она узнает:
Как дышал, одинок и прям? —
Что же встрече давно мешает? —
Все, что в ней недоступно нам!
Не нужны ей лета с ненастьем —
И уже умудрен, как змий,
Так жестоко испытан счастьем,
На пороге стою стихий.
ОСЕНЬ В АВГУСТЕ
Глядится осень в зеркала, —
Закаты лета вспоминая,
Считает годы мгла степная,
Где, увядания не зная,
Она бездонною была.
Теперь светлеет глубь ее,
Яснеет мысль, седеет волос,
Алеет высь, пустеет колос,
Голубизны пронзает голос
Прохлады узкой острие.
Кручинься, осень, и томись
По неизведанным просторам,
Броди по длинным коридорам,
Где впору нашим разговорам
В морскую даль перенестись.
Топчись у века на краю
С грядущей мукою во чреве,
С избытком горечи в напеве,
Подобна пленной королеве,
Которой вряд ли быть в раю.
СВЯЗЬ
Мотыльки появились ночные,
Оживилась орда комаров, —
Да и воздуха нити льняные
Содрогнулись внутри вечеров.
На стенах не шелохнутся тени,
Неподвижны растений тела, —
Человечьей не свойственна лени
Этой замершей жизни смола.
Панибратство движенья с покоем,
Сочетание света и тьмы,
Если мы хоть чего-нибудь стоим,
Осознаем когда-нибудь мы.
Есть в крови застарелая горечь
От немыслимых прежних утрат —
И поверь: не бывает благой речь,
Если ты не намучился, брат.
Есть в крови роковое круженье,
Предвкушение бездны такой,
Где нежданно придет постиженье
Неприкаянной веры людской.
Есть в надежде дыханье печали —
И когда замираешь впотьмах,
Вдруг поймешь ужаснувший вначале
Этой праведной доли размах.
О ТОМ, ЧТО БЫЛО И ПРОШЛО
О том, что было и прошло,
Никто на свете не расскажет —
Оно от сердца отлегло —
Кто отвечать его обяжет?
Ночное вспомнил я окно —
Не в нем ли видел я вот это
Простор постигшее давно
Явленье внутреннего света?
Никто меня не удивит —
Ночные бденья мне знакомы
От назревания обид
До прозревания истомы.
Головоломкой бытия
Никто меня не озадачит —
Сама сегодня не своя,
Она лица от нас не прячет.
Ее отчаянье сейчас
Неизреченному дороже —
Оно чужих коснется глаз,
Проснется, душу растревожа.
Ее открытые черты
Одно видение смущало —
Животворящей красоты
Кровоточащее начало.
* * *
То, что ранее намечалось,
Что, казалось, вот-вот придет —
Не сбылось, но с другим смешалось
И явилось в особый год.
Високосным, небезопасным
Называют его, страшась, —
Значит, будет и впрямь прекрасным —
Неразрывна с природой связь.
Вот и высветлят мне дорогу
Спички вспышка, свечи огонь,
Кипень звездного каталога,
Друга машущая ладонь.
Значит, сызнова ждать заката,
Чтобы исподволь осознать:
Все не сбывшееся когда-то
Будет сердце еще сжимать.
Жаркой кровью нальется око
Страстолюбца — Большого Пса,
Конь и Всадник придут с востока,
Ковш поднимется в небеса.
Море солью плеснет на раны,
Степь полынью их охладит, —
Слово душу спасет нежданно,
Да и годы мои продлит.
* * *
В эту глушь, в эту блажь под
замком,
К закоулкам, к дремотному стану,
Где цыганкам издревле знаком
Вкус полыни, врачующей раны,
В эту брешь на закате в стене,
В эту прорву и в эту нирвану,
Где разлит от людей в стороне
Вкус печали, подруги тумана,
В эту сказку и в эту тоску,
В эту сноску о том, что бывало,
Что ступало, таясь, по песку,
Рисковало, с теплом порывало,
В эти скобки о том, что прошло,
В эту ряску над зябкой водою,
В эту зыбь, в эту глубь, под весло,
В эту связь, в эту высь над бедою,
В эту весть, — чтобы встать на крыло,
Чтобы всласть надышаться нежданным, —
В эту власть, что таит ремесло,
С этим светом любви непрестанным.
* * *
Вспомни и воскреси
Час в синеве и хмари
С морем в глухом угаре,
Шедший вокруг оси.
Вспомни и пронеси
Дар свой сквозь все преграды —
Рая восторг и ада
Горечь в пути вкуси.
Вспомни и припаси
Радости хоть немного,
Ибо она — от Бога,
Выстрадай и спаси.
Как бы тебя узнать,
Ждущий меня в грядущем?
Честь и хвала идущим,
Крепость и благодать.
РОЖДЕНИЕ СЛОВ
Никогда уж не встретишь отныне
Ты наивности в тех гордецах,
Что остались, как тени, в пустыне
И ушли из гордыни в сердцах.
Нет в помине веселого звона
От капелей и вешних ручьев —
Лишь одно в этой жизни бессонно:
Вековое рождение слов.
Роковому явлению дали
Ты название вряд ли найдешь —
Потому понимаешь едва ли,
Где бываешь и где ты идешь.
Как же выразишь то, что, сбываясь,
Позволяет взглянуть и постичь?
Если ведаешь, весь раскрываясь,
То не выдашь — еще возвеличь!
Величава молчания вежа —
В ней ведь тоже таятся гонцы,
И в тумане томятся — понеже
Не упрятаны в воду концы.
В мире влаги мятежной довольно,
Чтобы путь избирать по волнам —
И поэтому так произвольно
То, что вольностью кажется нам.
Ни за что уж не скажешь, откуда
Возникает напев Божества
Для рождения нового чуда,
Где давнишняя вера жива.