Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 5, 2015
Сергей Арутюнов — поэт, прозаик, критик, публицист. Родился в 1972 году в Москве. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького (семинар Т. Бек и С. Чупринина). Печатался в журналах «Дружба народов», «Дети Ра», «Зинзивер», «Футурум АРТ», «Знамя», «Вопросы литературы», газете «Вечерняя Москва» и других изданиях. Автор многих книг. Доцент Литературного института им. А. М. Горького.
* *
*
Ни та, что прежних чувств не оживила,
Ни эта, что отчаянно звала
В январские дожди, бубнеж эфира
И наготу осеннего ствола,
Не свяжут отрешенность расставанья
Со скрипом отъезжающих саней,
Где полночь, словно лайка ездовая,
Глядит в меня безмерностью своей,
Где говорю вовеки и отныне:
Изгнал я муз, как бешеных собак,
И жалкие подачки именные,
И кличку «вор», и прозвище «слабак».
Чужды мне сестры, если я трактую
Родство как бесконечную беду,
И сына упоеннее иду
С одной площадки детской на другую.
* *
*
Подавленным январской немотой,
Тела и души суетой толокшей,
Что вам во мне, запущенному вдоль
И освещенных, и угасших лоджий?
Безродному подобный сизарю,
От странных игр людских топчась поодаль,
Я дни свои давно осознаю
Порывом ветра над шугой болотной:
Качнет осоку, всхлипнет камышом,
Но ни былинки малой не затронув,
Взойдет мой дух, скуласт и обожжен,
По отсыревшим памперсам сугробов,
И жертвы, что богам принесены,
И ордена, что выстужены службой,
На изначальной стороне зимы
Покажутся ему юдолью скучной.
…Когда иные песни оглушат,
Надзвездные, синкопа на синкопе,
Я оттолкну изломанный ландшафт
И оглянусь на мусорные копи.
* *
*
Пристанционным дребезгом звуча,
То в лихорадке буйной, то в истоме,
Истаявшим, оплывшим, как свеча,
Долбил февраль окно мое пустое.
И тихий кашель, что царапал свод,
Напоминал так неопровержимо,
Что каждый семьянин рожден как скот,
И плесневелый хлеб — его вершина.
Среди судеб крикливых и кривых
Металась явь, плыла рассвета хорда,
И млечный путь, что ко всему привык,
Сочился неизбежностью ухода,
Крушил панели звуковой прибой,
И раззвонившись, словно к возгоранью,
Трамваи разгонялись по прямой,
Отпихивая фуру эскулапью.
Пережидая транспортный коллапс
И мглу Москвы, что ныне окаянна,
Гремел замками магазин колбас,
Поддельных, как улыбка Микояна.
А винный через дверь уже пылал.
Походками слепцов туда входили
Сраженные похмельем наповал
С культяпками в прогорклом никотине,
Хватали за рукав — куда спешим?
Но что бы ни ответил им двойник мой,
Февральской гопоте недостижим,
Кружился дух с возлюбленной энигмой.
И этим был обязан не стихам,
Тем более не старцам и сусаннам,
Но лишь тому, что горлом постигал
В лучах весны и счастье несказанном.
* *
*
Дане Курской
Противиться ли униженью,
Когда, Отчизны беспробудней,
Лохматой ростовой мишенью
Душа кренится перед бурей,
И жизнь идет без всяких скидок,
Пустыннее, чем Калахари,
Под сеток противомоскитных
Раскидистое колыханье.
Еще я связан этой тайной,
Сопротивленьем жалкой плоти
Зиме сырой, зиме тотальной,
Разъятой на дневные ломти,
Но вот средь чахлых лесопарков
Схватившись намертво с рутиной,
Смолой грядущего запахнув,
Растет апрель неотвратимый,
Над прахом железобетона
Восходит полдень бирюзовый,
И синь распахивает окна,
Скрипя заржавленной рессорой,
Но что б она ни означала,
Лучами пробудив пичугу,
Я снова тот, кем был сначала,
И мальчиком вверяюсь чуду.
* * *
Летучих дней не убыстряя,
Я не хочу судьбы иной,
Втянув отвыкшими ноздрями
Истаявших сугробов гной,
Когда, бессмертье приближая,
Зеркальная, как солончак,
Синичья терция большая
В косящих нежилась лучах:
Торжественным, как при курантах,
Отринув липкий прах примет,
Одним из пахарей горбатых
Стоять, как становой хребет,
В земные дрязги не вникая,
От слез встряхнувшись и соплей,
В живую синь смотреть веками
И не раскаиваться в ней.
* * *
Ни пылинки с тех лет баснословных,
Только помню в лохматом году —
Как трава выгорает на склонах
И свой мячик в нее я кладу,
Светло-серый, с румяной полоской,
Легким звоном в ответ на удар,
И полощется рясой поповской
Тень отца, что его наподдал,
На асфальте уже бежеватом,
Испаряя подсохшую слизь,
Упаковочно жестким шпагатом
Тени луж далеко разнеслись.
Невозможный, немыслимый случай!
Пролетают, небывшим дразня,
«Инвалидки» багажник трескучий,
Милицейских «уралов» грызня.
…После рая — морозная тундра,
Лай зениток да кашель базук.
Никогда ни глоточка оттуда,
Только эта картинка и звук.
* * *
Разбежишься с оклада,
Но одернешь себя:
Мы из тех, чья зарплата,
Словно Чаша Сия:
Кто в мечтах не усекся,
Соскользнет в чернозем,
Потому и трясемся,
Экономим на всем.
И повсюду трясутся,
Чают воли святой,
Выделяя ресурсы
На одежду с едой.
И какие тут гимны,
И куда до европ,
Если вплоть до могилы
Копишь средства на гроб.
В проржавевшем капкане
Что ни сон, то огонь,
Ты с утра никакая,
Я с утра никакой.
Цепенея от страха,
Пишешь кучу бумаг:
Что ни просьба, то справка,
Да смятенье в умах.
Месяцами клокочет —
За какие грехи
Достается глоточек
Из нездешней реки?
Сколько б ни было горя,
Наливай, не жалей,
От елового корня
Небосводный елей.
* * *
Меня ль ты видишь, облако мое,
Стоящего недвижно в этом поле,
Подпрыгивающее комарье,
Заката кровь на выцветшем тампоне,
Тебя ль я жду на озере парном,
Плеядой волн обласкан и осмеян,
Единственно возможный мой паром
К непостижимым флоксам и космеям,
Когда един земли репертуар —
Коттеджное строительство в разгаре,
И воздух, что забвенью предавал,
Очнулся вдруг и движется бросками,
Того гляди, затянет в хоровод
Наличников, гераней, каланхоэ,
Под мерный стрекот полевых работ
И медный вздох усталой колокольни.
* * *
Песчинок в чаше, условно верхней,
Еще довольно, да вот беда —
Из той, что ниже и откровенней,
И капля смыслов не отпита.
Где вы, сиянья вселенских вспышек,
Вражда туманов, дождей, племен,
Метанье листьев, давно остывших,
И свет, что мглою небес пленен?
От славословий, как от нападок,
Спасаясь бегством в пустынный край,
Безумья правых и виноватых
К себе в пещеру не забирай,
И век от века все терпеливей,
Инобытиен, как скотовод,
Дыши одним лишь цветеньем лилий,
Цветеньем лилий из года в год.