Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2015
Олеся Николаева, «Небеса уходят из-под ног»
«Дружба Народов», № 10, 2015
Олеся! Олеся! Олеся! Как птицы кричат в поднебесье! Думается, не зря москвичка Ольга Николаева взяла себе этот звучный «белорусский» псевдоним. Николаевых — тьма-тьмущая. А Олеся Николаева — одна такая. Замечательный поэт, читать которого — большое удовольствие. Ум, ирония, глубина мысли — все при ней.
Кто юности своей не дописал страницу,
Тот в старости бодрится, молодится,
Изображает пылкость и кураж,
Ломая карандаш.
Но прочитай — и, судя по отрывку,
Видать, не укатали горки сивку,
В пороховницах порох цел и сух.
Хотя перо повылезло и пух.
Но бойки старички, кокетливы старушки
И после небольшой утруски и усушки,
И блеск в глазах, и шутка льнет к устам…
И только подлый дух крадется по кустам.
Бывает даже так: вдруг посредине смеха
Лицо изменится, звук превратится в эхо.
И чья-то тень мелькнет в зрачках, но вновь
Чуть-чуть лукавя, изогнется бровь…
И вновь взыграет золотая рыбка,
Плеснет хвостом, земля качнется зыбко.
И как бы на скрипичный ключ игры
Сам ангел смерти заперт до поры…
И во всей подборке из номера «Дружбы Народов» вы не найдете ни одного стихотворения, которое было бы не равно таланту его автора. Уже само название цикла «Небеса уходят из-под ног» показывает недюжинный поэтический дар автора. Спасибо Вам, за стихи, Олеся!
Кирилл Ковальджи,
Стихотворения
«Золотое Руно», № 1, 2015
Литературные альманахи, как правило, выходят не так часто, как регулярные журналы. Однако по персоналиям и качеству материала они достойны быть отмеченными не меньше. Вот, например, новая подборка маститого Кирилла Ковальджи из номера «Золотого Руна». Здесь присутствуют самые разнообразные стихи, однако я выбрал для рассмотрения только восьмистишия. Мне кажется, в интересе самых разных авторов к восьмистишиям прослеживается стойкая тенденция, и, возможно, именно восьмистишиям суждено стать «сонетами XXI века». Что я имею в виду? Слишком строгие поэтические формы излишне сковывают ныне творящих поэтов. А восьмистишие, при достаточно свободной рифмовке, обладает достаточным объемом для богатого содержания. Время уплотняется, информация сгущается, и восьми строк нынче вполне достаточно, чтобы сказать то, на что раньше требовалось четырнадцать. В восьмистишии нет ничего нарочитого: ни определенной сложной рифмовки, ни обязательной коды. То, что у восьмистиший большое будущее в русской поэзии, стало понятным еще на опытах позднего Мандельштама. И Кирилл Ковальджи, который, кстати, от сонетов никогда не отказывался, теперь все чаще обращается к восьмистишиям.
Пусть по заслугам поэтам награда
или премия, но порой
на полке книги из первого ряда
перекочевывают во второй,
или навек покидают полку,
когда от них поубавилось толку.
Переменчивая библиотека —
литературное зеркало века.
А бывает и наоборот — поэты из второго ряда перекочевывают в первый. Как это было, например, с Осипом Мандельштамом. Его ведь Маяковский вообще не считал за соперника! А вон оно как обернулось со временем… Я думаю, что все эти нынешние антологии «100 лучших поэтов» — занятие пустейшее; кого-то переоценили, кто-то прошел в сотню по блату, а кого-то действительно великого, кто трудился (трудится) в это же время, еще даже не знают по каким-то причинам. И потом окажется, что «парадом командовали» вовсе не те люди… Но я отвлекся. Вернемся к лирике Кирилла Ковальджи. Не могу сказать, что в мысли «ад — это то, что мы переживаем на земле» есть какая-то сверх-новизна, однако поэт еще более усложняет символику мира. Рай у него — это страна, куда уже отправились налегке друзья и любимые. И этот Рай находится там, где ему и положено быть — на небе. А вот на земле все перемешано, элементы ада (Содом и Бухенвальд) благополучно соседствуют и сосуществуют с «майским райским садом»:
Ну, как вы там в раю? В неведении, что ли,
Что существует ад и вопли вечной боли?
А под землей вулкан — не видно сквозь асфальт?
В большие города с неоновым фасадом
Вползают смертники, а с майским райским садом
Соседствует Содом и Бухенвальд!
Не внемлет слух, не различает око
Хотя бы одного среди рабов пророка!
И еще на одно восьмистишие Кирилла Ковальджи из «Золотого Руна» мне хотелось бы обратить ваше внимание: о русских женщинах нерусского происхождения, любивших наших гениальных поэтов — Айседоре Дункан и Марине Влади. Хотя, конечно, мне могут возразить по поводу «нерусскости» Марины.
Айседора Дункан и Марина Влади,
Вы спасение ради… увы… се ля ви…
У Сергея стакан, игла у Володи,
неформат европейской любви.
Потому, что Россия со счастьем в разводе,
В разладе, не в моде — зови, не зови…
Но бессмертье Серёжи, бессмертье Володи —
В беспределе русской любви!
Эти женщины оказались конгениальны русским гениям по беззаветной беспримерности своей любви. Как же трудно было любить этих хулиганов, этих пьяниц, этих беспредельщиков! Но героини стихотворения Кирилла Ковальджи почти справились с этой непосильной ношей. Ибо их любовь тоже была беспредельной. По таланту — любить!
Борис Мессерер, «Александр
Володин»
«Звезда», 2015, №10
Всегда радуюсь «неформатным» публикациям в толстых журналах, которые не о
стихах и не о прозе. Известный художник и вообще большая фигура в мире
искусства Борис Мессерер вспоминает о своих встречах с известным драматургом
Александром Володиным, автором знаменитых «Пяти вечеров». Кроме «Пяти вечеров»,
смотрел я и Володинскую «Ящерицу» в театре
Маяковского, которая тогда, в середине восьмидесятых, производила на зрителей
чуть ли не авангардное впечатление. События в пьесе происходили при первобытно-общинном строе, но
производили впечатление аллегории на советскую действительность.
Борис Мессерер показывает Александра Володина обаятельным, живым человеком.
Память — штука странная, но менее всего подвержено забвению живое в человеке. Я
имею в виду глубоко индивидуальное, иногда даже
странноватое. Мессерер вспоминает, что особенно активно Володину работалось в
нетрезвом состоянии, и он этого не скрывал, полагая, что ему, как известному,
состоявшемуся писателю, это не запрещается. Он даже издал такую книжку —
«Записки нетрезвого человека». Невзирая на эстетическое пристрастие к алкоголю,
Александр Володин прожил долгую и насыщенную жизнь, очевидно, потому, что
спиртными напитками никогда не злоупотреблял. Ему очень нравились стихи Беллы
Ахмадулиной. Борис и Белла часто приезжали в гости к Володину в Питер. Драматург обладал способностью «писать между
строк». Вот, например, его знаменитые «Почемучки»:
Почему наши войска оказались в Венгрии, а не
венгерские у нас?
Почему наши войска оказались в Чехословакии, а не чехословацкие у нас?
Почему наши войска оказались в Афганистане, а не афганские у нас?
Почему наши войска оказались в Эстонии, Латвии, Литве, а не их войска у нас?
Почему они добровольно присоединились к нам, а не мы к ним?
Пьесы Александра Володина пользовались огромной популярностью, его очень любили артисты, занятые в спектаклях, поставленных по его пьесам. А культовый режиссер Анатолий Эфрос специально приезжал из Москвы в Питер, чтобы посмотреть «Пять вечеров» в постановке Георгия Товстоногова. Это было незабываемое время, когда театральная жизнь кипела, объединяя самых разных людей.