Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2015
В «Литературных известиях» (№ 11 / 2014) — рассказ Александра Файна «Огурцы». Если заглянуть в творческую лабораторию
писателя, лонглистера «Большой книги», нетрудно
убедиться в неизменности методологии. Мне уже приходилось писать о Файне, потому кратко пропущу текст через сито элементов
письма автора.
Два «столпа» прозы Файна: «энциклопедия
советской/российской жизни» (впервые об этом — по отношению к нашему герою —
сказал Министр культуры РФ Владимир Мединский) и
собственная форма, т. н. «рассказ-судьба»; то общее, что находит отражение в
каждой работе писателя. Энциклопедичности тексту придают не только сноски и
комментарии (в последней книге Александра Файна
«Дороги, жизнь» их несколько сотен), сам контекст — зиждущийся на четко
очерченной границе воспоминаний/реальности; случаев из прошлого и происшествий
из настоящего. Впрочем, энциклопедия — это скорее весь корпус текстов Файна, а «Огурцы» — лишь одна из «статей» (выразимся в
«энциклопедическом» дискурсе). Свойство
рассказа-судьбы — в последовательном (во временном отношении) развитии образа
героя, чаще всего представленного глобальнее, чем требуется для рассказа.
Оттого и приближается подчас повествование к «романной выжимке» — в небольших
текстовых рамках. С обязательным вкраплением исторических реминисценций.
Еще одно «производственное» свойство — многократное перемалывание уже
написанного. Некоторые рассказы Александра Файна
перекочевали в указанную выше книгу из первой, выпущенной в 2008 году. «Огурцы»
— новое произведение. Но даже в единственном промежутке — между первым и вторым
изданием — Файн внес в текст несколько десятков
исправлений и дополнений. Это и новые диалоги, и корректировка имеющихся;
доводка языка персонажей до «естественности» — уплотнение пространства. Так,
разговор об охоте дополнился вкраплением рыболовного эпизода; в паре реплик
видны кардинальные отличия в мировоззрениях протагониста (профессора) и его
друга
Временной контекст также существенен. Герои каждого рассказа Файна — и «Огурцы» не исключение — «зависают» между прошлым
и будущим. События, произошедшие с ними в прошлом/настоящем, напрямую влияют на
поступки и действия в настоящем/будущем. Отказали
Невозможно в достаточной мере проиллюстрировать, но следует сказать и о прирастающей
точности рассказа. Львиная доля малых, казалось бы, поправок, как, скажем,
добавления нескольких слов в реплики рыночных торговцев, работают на две цели:
уплотнение образа персонажа и уточнение его микросюжета.
Казалось бы, бросовая деталь. Автор в реплику: «И мне прибыток — десять кадок
еще заказал» добавляет словосочетание «на капусту». Но оно ровно в два раза
увеличивает знания о настоящем
Если обратить внимание на композицию, то она — волнообразная, похожая на
движение; в машине ли, по жизни — не суть. Обусловлено это вкраплением
воспоминаний, элементов «рассказа в рассказе». Примером этому
в «Огурцах» может служить краткий пересказ сценария профессора, элементы
воспоминаний по пути в Торопец и др. Впрочем, подобные отсылки куда пространее и существеннее в других рассказах и повестях Файна, по отношению к «Огурцам» можно отметить попытку полифрнического построения диалогов — каждый персонаж —
носитель своей мысли и правды (и — малозначительное словосочетание о капусте
обретает новый смысл).
Таким образом, прибавляя черт индивидуальности
персонажам, а, значит, и эпохе, и происходят подвижки к синтезу жанров,
вырастает из рассказа-эпизода, рассказа-анекдота — рассказ-судьба. Жили два
человека, не тужили, даже дружили, но один,
споткнувшись, свернул с пути, а другой — протаранил бывшую гранитной стену. На сломе
мировоззрений, на упорстве одного и следовании течению другого и скроен
рассказ. Поучительный и горький. Как бывает всегда, когда на твоих глазах
происходит падение человека, (бывшего?) друга. И тебе одному толкать вагонетку
лет к выходу в вечность.
Есть ли искусство поэзии?
Сергей Мнацаканян в новой книге «Дагерротипы» (М.: «МИК», 2014) пишет, как явствует из аннотации «о творчестве, поэзии и поэтах». Этакая вещь в себе. Самоцельная в своей самозамкнутости. Создающая мир (книжный) о мире (творческом). Несмотря на это, книга — по словам автора — писалась всю его жизнь. Таким образом, в «Дагерротирах» передан опыт поэта и отдана дань уважения коллегам по цеху. Тематически сборник поделен на три цикла, каждый из которых завершал (увенчивал?) книги воспоминаний Мнацаканяна (цикл «Ретророман, или Роман-ретро»). Отмежеванные от прозы они, тем не менее, перекликаются с нею, поскольку их объединяют нарративные мотивы, а также ряд адресатов. «Искусство поэзии», таким образом, является квинтэссенцией этого опыта и программным стихотворением книги. Этот верлибр — рассуждение о явлении поэзии, его многообразии и приближении к необъяснимому, то есть — искусству. Между иронией —
Молодые поэты,
оказывается,
не пропали —
у них есть талант и стремление,
просто
они плохо понимают,
чем собираются заниматься.
— и перечислением знаковых имен (Вознесенский, Бродский, Межиров, Коржавин) скрывается и авторское отношение к этому неуловимому делу — выискиванию словесных бриллиантов: поэзия «манит и сияет/ из своего будущего» (то есть: оно непостижимо) и что искомое искусство существует невзирая ни на что, хотя никто не ведает, что это за искусство такое и с чем его едят.