Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2015
Н. В. Коротков, «Онтология и
гносеология фантастики»
Киров: «Радуга-ПРЕСС», 2014
Монография кандидата философских наук Н.В. Короткова посвящена раскрытию
философского значения фантастики. Автор идет от философии к фантастике и
стремится показать эвристический потенциал фантастических образов и сюжетов для
осмысления онтологических, гносеологических и иных философских проблем.
Согласно современным определениям фантастики, последняя есть жанр и творческий
метод в художественной литературе, кино- и изобразительном
искусстве, характеризующийся использованием допущений «возможность
невозможного», «элементов небывалого», нарушениями границ реальности, принятых
условностей. Исходной идейно-эстетической установкой фантастики является диктат
воображения над реальностью. Здесь художественный вымысел получает наибольшую
свободу, и пространство фантастики простирается от изображения странных и
необычных «чудесных» явлений до создания целых вымышленных миров со своими
закономерностями и возможностями.
Феномен фантастики чрезвычайно сложен и противоречив. Он, безусловно, интересен
для философии и заслуживает с ее стороны пристального и серьезного внимания.
Это только для поверхностного обывательского взгляда фантастика — пустая
выдумка, в лучшем случае, развлекательное чтиво или
кино.
В первой главе монографии Коротков рассматривает феномен фантастики через
призму онтолого-гносеологических идей определенных
философов, в особенности, М.К. Мамардашвили. Критикуя
сугубо рационалистические представления о познавательном процессе, игнорирующие
его антропологическую и социокультурную
обусловленность, автор обосновывает положение о важнейшей роли фантазии как
продуктивного творческого воображения в познании человеком мира и самого себя.
Собственно говоря, без фантазии человек не смог бы самоопределиться и построить
картину окружающей действительности. Вслед за автором можно поддержать точку
зрения Ж.-П. Сартра, согласно которой «воображение не является некой
эмпирической и дополнительной способностью сознания, оно есть само сознание в целом, поскольку в нем реализуется свобода
сознания». Воображение определило появление и мифа, и религии, и искусства, и
философии, и науки. Оно в предельном выражении реализовалось, наконец, в
фантастике как жанре литературы и искусства.
Коротков придерживается мнения о фантастике как феномене, выходящем за рамки
художественного творчества и занимающем некое промежуточное положение в
культуре. В книге говорится о фантастике «как особом художественно-философском
феномене наподобие романтизма или экзистенциализма, начало формирования
которого фантастиковеды относят ко второй половине
XIX века». Дело в том, что фантастике свойственна интенция на совмещение разных
типов рациональности по принципу их дополнительности.
Познание не сводимо к науке, научному типу
рациональности. Существуют мифологический, религиозный, художественный и
философский типы познания со своими признаками мыслительной деятельности и
предвидения будущего. Фантастика способна в своем содержании интегрировать
разные типы рациональности, несмотря на их противоположность, и выдвигать свои
фантастические гипотезы, прогнозы и предостережения касательно каких-то
возможных опасностей и угроз. Как известно, некоторые фантастические идеи
воплотились в жизнь на самом деле (см. романы Ж.
Верна, Г. Уэллса, К. Циолковского, А. Беляева, А. Толстого и др.). Конечно,
фантастика фантастике рознь. Есть фантастические произведения сугубо
развлекательные и не имеющие идейного содержания. Речь должна идти о фантастике
высокого художественного уровня, богатой разнообразием фантастической
образности и несущей в себе философские смыслы (произведения С. Лема, А. Кларка, А. Азимова, братьев Стругацких, Ф.К. Дика,
Р. Брэдбери и др.). В свое время Н. Бор говорил о
необходимости «безумных идей» для развития науки, которые могут черпаться и из
фантастики. В конце концов, в самой безумной с точки зрения здравого смысла
идее могут содержаться указания на пути возможного грядущего развития и
отражения элементов скрытой реальности. Фантастическая образность может охватывать
и то, для характеристики которого нет готовых культурных форм, нет
соответствующего языка. В связи с этим Коротков высказывает интересную, хотя и
спорную мысль о возможности с помощью фантастической образности выражать трансцендентное.
Фантастика обращена в будущее и играет важную прогностическую роль. Создание
картин грядущего, разработка разного рода утопий и антиутопий — это дело
фантастики, которое делает ее весомой в пространстве культуры, в пространстве
человеческих устремлений, ожиданий, надежд и опасений. А будущее немыслимо вне
достижений научно-технического прогресса, особенно сейчас, в эпоху компьютерной
революции, освоения космоса и глобализации жизни человечества. Все эти роботы,
киборги, клоны, виртуальные двойники, звездолеты, машины времени и другие
удивительные персонажи и устройства не могли бы появиться на страницах
научно-фантастических произведений без реального научно-технического прогресса
и предвидения его перспектив. Существенное место в современной научной
фантастике занимает проблема выстраивания взаимоотношений человека, с одной
стороны, с искусственным интеллектом, а с другой,— с чужим внеземным разумом.
Изображаются альтернативные ситуации: дружелюбный контакт, сотрудничество,
приумножение человеческих знаний и возможностей или война, закабаление,
превращение людей в рабов машин или звездных пришельцев, утрата ими собственной
сущности и даже их массовая гибель. В этом отношении значительна роль для
современного мировоззрения таких научно-фантастических фильмов, как «Матрица», «Терминатор»,
«День независимости», «Чужие» и некоторых других.
Рассматривая утопии и антиутопии, рисующие контуры грядущего техно-социогенеза, Коротков приходит к выводу о том, что
фантастика выступает средством конструирования новой реальности, которая в
принципе уже входит в саму жизнь, прежде всего через виртуалистику.
Последняя влияет на образ жизни многих людей, через
Интернет открывает им дорогу в планетарное информационное пространство,
позволяет моделировать воображаемые миры и вступать в отношения с его
искусственно созданными существами. Именно фантастическая образность стала
подлинным катализатором развития компьютерной графики и создала мир
компьютерных игр. В свою очередь, благодаря виртуальной реальности открылась
возможность визуализировать многие фантастические представления, образы и
сюжеты, что дает новые перспективы для творческого воображения. В конечном
счете, человек оказывается перед картиной виртуальной Мультивселенной,
которая позволяет ему с новых сторон осмысливать свое положение в системе
всеобщего бытия.
Первая часть монографии завершается размышлением автора о фантастике как о
форме преодоления традиционной конфронтации между трансцендентальной
(«рационалистической») и экзистенциальной («художественной», «интуитивистской»)
парадигмы в философии. Данное утверждение справедливо только в том случае, если
философствующий субъект способен быть фантастом или, как минимум, воспринимать
фантастику серьезно.
Вторая глава посвящена рассмотрению сущностных взаимосвязей между фантастикой и
космизмом. Поскольку космизм
получил наибольшее развитие в русской философии, то речь идет о русском космизме и, прежде всего, о философии общего дела Н.
Фёдорова. По мнению Короткова, «нервом» русского космизма
является взаимодополнительность различных форм
рациональности в постижении тайн бытия и выстраивании перспектив человеческого
будущего.
Учение Фёдорова, проникнутое великим пафосом долга детей перед своими
родителями, необходимости воскрешения умерших отцов своими сыновьями — это
философия бессмертия человеческого рода, устремленного ко
всемирному братству и восстановлению всех своих поколений в преображенном
совершенном виде. Она как многогранник, поворачивающийся то своей религиозной
стороной, то научной, то проективно-технической, то этической, то культурно-воспитательной,
то натурфилософской или еще какими-то другими сторонами. Коротков указывает на
параллели между многочисленными идеями Фёдорова (регуляция природы, полноорганность, возможность физического бессмертия, наука
как дело не только профессиональных ученых, но и всех людей и др.) и новейшими
научно-техническими понятиями, разработками, проектами и прогнозами (астроинженерия, нанотехнология, крионика, теория квантовой телепортации,
Интернет и др.). Правомерным является утверждение о том, что «идеи Фёдорова до
сих пор остаются в авангарде технонауки, выступают
предельным заданием для нее».
Но проект борьбы со смертью и всеобщего воскрешения — это дело не только людей
и их научно-технического и духовного творчества. Проект предполагает участие в
нем Бога, поскольку воскрешение есть таинство, которое не может быть полностью технологизировано. Однако не ясно, каким образом будет
осуществляться божественное участие в проекте. Что же делать в неопределенной
ситуации? По Фёдорову, фундаментальной задачей человечества является
предотвращение Страшного Суда, Апокалипсиса, и это предотвращение возможно
только на путях выхода людей из греховного падшего состояния, в котором царят
смерть, война, сиротство, погоня за низменными чувственными удовольствиями и
культ вещей. И прав Коротков, утверждая, что оригинальность проекта общего дела
состоит не в том, что «все спасутся», а в требовании от каждого сделать для
этого все возможное. Необходимо, чтобы все (во всяком случае
большинство) захотели преодоления своего эгоизма, потребительского образа
жизни, изменения господствующей утилитарной системы ценностных ориентаций и
бездушного характера общественных отношений.
Может ли действенно служить художественная фантастика цели облагораживания
человека, культуры, общества? Коротков уверен: может. Заключительная часть
книги во многом посвящена этой вере ее автора. В ней представлены рассуждения,
идущие в русле знакомой традиции русской литературы, в рамках которой писатели
хотели видеть в своих произведениях нечто большее, чем просто художественные
сочинения, а именно пути и практические средства преображения человеческих душ
и одухотворения общественной жизни.
Фантастика как литература о будущем рисует человека и общество не такими,
какими они есть, а какими должны быть. Идеалы фантастики, несомненно, имеют
мировоззренческое значение. В монографии дан интересный сопоставительный анализ
философии общего дела Фёдорова с космической философией К.Э. Циолковского, а
также с фантастикой И.А. Ефремова, Г. Уэллса и О. Стэплдона,
затрагивается тема влияния фёдоровских идей на
творчество некоторых русских писателей (В. Маяковский, А. Платонов и др.). На
этом я не останавливаю своего внимания и сразу перейду к главным выводам
монографии.
По мнению Короткова, фантастику конца XIX — XXI веков (наверно, надо добавить —
в своих лучших образцах) можно назвать саморефлексией
фантазии и оценить в качестве «коперниканского
искусства» (понятие, введенное Фёдоровым), совмещающем в себе познания природы
и общества с возможностью их кардинальной трансформации, первоначально
происходящей на виртуальном уровне. Что же касается философии общего дела, то
ее правомерно интерпретировать в качестве апологии творческого воображения и
предельного философского основания фантастики, поскольку эта философия не
позволяет последней замыкаться в одной из своих функций и жанровых форм. В свою
очередь фантастика позволяет с разных сторон и более глубоко осмысливать
содержание фёдоровского учения.
Я в принципе согласен с этими выводами, хотя и возникают некоторые сомнения: 1)
а не преувеличены ли возможности фантастики как «коперниканского
искусства»? 2) как совместить философию Фёдорова с мистической фантастикой
субъективного толка? Ведь автору проекта всеобщего воскрешения явно был чужд
мистицизм. Мысль Короткова о том, что в период всеобщего спасения и
преображения всего падшего Бытия встанет задача спасения и бесов во главе с
Сатаной, автоматически вводящая в учение Фёдорова мистико-религиозный контекст,
не слишком убеждает.
В книге содержатся 3 приложения. Первое из них посвящено
фильму «Аватар», оцененного как метод радикальной вестернизации, утверждающий с помощью виртуалистики
иллюзию безальтернативности американского (западного)
типа цивилизационного развития. Два других,
по-видимому, даны автором для показа возможности разворачивания фантастического
сюжета в неожиданном направлении (ситуация с вторжением дьявольских сил в
осуществление проекта воскрешения, звездные войны на руинах Великого Кольца).
В заключение скажу, что монография Короткова читается с большим интересом, и ее
следует отнести к весьма небольшому числу работ, глубоко теоретически
осмысливающих феномен фантастики. Но у меня есть такое замечание. Нет должного
соответствия между названием книги и ее содержанием. Все-таки следует признать,
что Коротков онтологии и гносеологии фантастики в строгом смысле не создал.
Ведь онтология и гносеология — это философские теории, выступающие как системы
взаимосвязанных идей, принципов и закономерностей. А таких систем я в книге не
нашел. Скорее всего, исследование Короткова следует рассматривать как
разработку подходов к созданию онтологии и гносеологии фантастики, выявление
элементов будущей философской теории фантастики и начертание контуров этой
теории как целостного образования. На мой взгляд, книге Короткова больше
подошло бы название «онтолого-гносеологические и
антропологические аспекты фантастики». Выделение антропологического аспекта
имеет важное значение, поскольку человек есть главный
идейный и художественный центр фантастики.
Пожелаю молодому талантливому автору содержательной книги новых творческих
успехов в трудном деле дальнейшего философского осмысления фантастики, этого
столь своеобразного феномена человеческой культуры.
Камиль
ХАЙРУЛЛИН,
кандидат философских наук,
Казань