Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2014
Саша Петров — поэт, философ. Родился в 1977 году в городе Тихвин Ленинградской области. Публиковался во многих печатных изданиях.
ТЫ И ОСЕНЬ
Посвящается Евгении Петровой
Беззвучие.
Ты стоишь среди шатеновой осени,
снег еще не омолодил постаревший год,
два листка каштана
заколками вплелись в твои волосы,
так природа украсила скромный портрет.
Молчишь,
тишина шепчет твоими устами
три слова:
«Я жду тебя».
Ты любила осень разную:
позднюю, раннюю,
особенно ночью, когда
ветер играл на струнах деревьев.
И как заправский поэт
ты ее называла:
«Моя подружка — смуглая шатенка».
Теперь вы вместе.
Ты и осень.
Осень.
Я ведь должен ее ненавидеть
за то, что украла тебя…
«Я жду тебя» —
слова оживили ветви каштана,
и осыпались плоды,
ты их каждый год собирала,
зная, что они несъедобные.
Это был твой ритуал.
Это было для нас двоих «наше дерево»…
Ты уходишь в беззвучие.
Звук разрывает меня, и время
начинает ход заново…
Не хочу.
Не хочу просыпаться,
в этом мире нет осени той, что
давала приют счастливым…
Мне не снились сны несколько лет,
но я помню тот, последний,
что вернул меня к жизни
на девятый день:
Ты стоишь среди побелевшей осени,
снег уже омолодил постаревший год,
ты — тишина,
но твой голос звучит в мелодии, которую
играет ветер на струнах каштана:
«Я
всегда
буду
рядом»…
ОБЯЗАНЫ
За полночь.
Саван постели горяч,
впитав весь огонь из меня,
обжигает бессонницей…
Мыслей тайная комната
вскрыта.
Но мне бы не думать,
не чувствовать, не существовать,
превратиться в сухую улитку,
эй, где ты, с дубиной снотворной? —
давай… Усыпи по затылку.
Ноль тридцать.
До кухни семнадцать шагов:
семь — по мягкому ворсу,
шесть — по жесткому,
четыре — по битому стеклу паркета.
Саван кухни прозрачен
и черн.
Чирк — вспышка пламени:
уголь кометы,
хвост, в черноте исчезающий…
Затягиваюсь и
выдыхаю, казалось бы —
вместе с мыслями,
отступающими.
Тик, тик — время живет на стене.
Чирк — ноль тридцать восемь.
Мысли — песчинки в песочных часах
падают в одну точку:
Душа — рукотворна,
налей же ей яду,
стань инструментом
могильщика.
Ты придумал себе
этот истинный мир,
в нем душа лишь хранилище боли,
ты обязан стать мертвым —
равнодушным к живым,
и — свободным,
свободным…
Должен,
должен… —
крапает время сквозь ночь.
В замершем дыме сокрылась
прозрачность.
Темность окна,
точно тыльная сторона
картины, распятой на улице.
Кто-то тихо шуршит по дороге,
и быть может, внимательно смотрит
на мой портрет, но не видит, что я —
за холстом,
замурован в стене,
замурован для всех,
замурован… —
крапает время.
Тик… —
три двадцать… одна… две… три…
Сигареты закончились.
Четыре шага, шесть, семь…
и неизбежно — обратно,
в саван друзей.
Часы перевернуты.
Мысли-друзья за секундами вновь
устремились…
Нет. Вы мысли-враги,
вам убить мою сущность желаемо.
Но не сможете,
у головы пистолет взведен
в ожидании: пять ноль одна.
Я сегодня чудовищно трезв
и вздыхаю пустыми словами,
уподоблен стене,
мне бы просто уснуть,
вместо бремени савана,
вместе с часами.
Тик, тик, тик, тик…
Пять утра, пятнадцать секунд…
Скоро тени приступят к работе,
а мне — пора…
ПУСТЫНИЯ
Открой иллюзии страницу
для себя,
я исписал ее пустынными…
Не знаю,
как описать ту пустоту,
что создает свои
пустынные законы.
Представьте —
камень,
он имеет разум,
и все вокруг: весь мир —
живой и неживой
самосознателен,
единый здравый смысл,
и только человек
единственный —
безумен
→
Мираж реальности.
Осталось только слово,
наигранное, бездною больное,
подхваченное тьмою зараженных
голосов, в которых ненасытное
тщеславие смеется, и все вокруг
в пустынность поглощает
→
Охмеляет обрюзглое время,
мы же сами его избрали,
узаконив вишневого сада
пустую судьбу.
Снова в головы вкрался песок,
топоры для сочувствия точим;
кем мы стали… — ошибся пророк,
предрекавший сады Висячие
→
Нет. Пустыню не скроешь,
даже если построишь над нею
эдемовский сад.
Этот рай, как цветы
суррогатные,
что на братском погосте
лежат
→
Рай-песчинка над ссохшимся полем,
по которому катится шар
из безликих, отмерших растений…
Кем мы стали?! — никто не вскричал;
и не станут, не смогут поверить
в искалеченность собственных чувств,
но мечтают коснуться песчинки,
чтоб сильней полюбить пустоту
самолюбия
→
В мнимом раю
я и сам вижу мнимого бога…
→
Мир зеркальный разрушить —
под силу ли мне?
А затем сотворить
мир лишенный моих отражений.
Не могу… я пытался,
но, видно, в притворном раю
я — бессмысленный бог,
обреченный на жизнь
неживую
→
Не знаю…
как описать ту пустоту,
которая внутри меня
творит саму себя.
Представьте —
камень,
он имеет чувства,
и все вокруг: весь мир —
живой и неживой
доброжелателен,
единая душа,
и только человек
единственный —
бездушен
→
Закрой иллюзии страницу
для себя,
я исписал ее пустынными
словами…