Георгий Шенгели, «77 сонетов»; Марк Тарловский, «Избранное»; Алесь Разанау, «З Вялiмiра Хлебнiкава»; Алексей Кручёных, «Мир затрещит, а голова моя уже изрядно…» Письма А. Шемшурину и М. Матюшину; Петр Чейгин, «Третья книга»; «Игорь Терентьев — левейший из левых». К 120летию со дня рождения; Александр Федулов, «БИ-Л О». (Выбранные места из дневника поэта); Александр Федулов, «Взапуски со змеем». Поэма случайных притяжений; Велимир Хлебников, «Труба марсиан»; Сергей Нельдихен, «Органное многоголосье»;
Верхилио Пиньер, «Взвешенный остров: Поэма и стихи»; Юрий Казарин, «Глина»
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2014
Георгий Шенгели, «77 сонетов»
М.: sam&sam, 2011
Марк Тарловский, «Избранное»
М.: sam&sam, 2011
Новая серия предпринимается по инициативе известного поэта и исследователя
русской литературы Вадима Перельмутера и издателя,
известного историка Сергея Бычкова. Две эти книги демонстрируют высокий
художественно-полиграфический уровень изданий, также как и собственно
поэтический. Шенгели — незаурядный поэт, теоретик литературы, тесно связанный с
историческим авангардом, до сих пор даже в профессиональной среде известен
больше как переводчик. В 90-е годы Вадиму Перельмутеру
удалось издать однотомник Г. Шенгели, который вызвал значительный интерес, но
которого оказалось недостаточно для возвращения поэта. Сейчас новый и формально
заостренный — сонетный путь возвращения из забвения.
Еще более сложная ситуация с учеником Шенгели Марком Тарловским — поэтом и переводчиком, известным в 20-30 годы
и затем надолго забытом. Только в 2009 году в издательстве «Водолей Publisher» вышел 650-страничный том Тарловского.
Издание само по себе замечательное, но рассчитано
скорее на исследователей, чем на читателей. Новое издание, на наш взгляд,
должно приблизить поэта именно к читателю.
Алесь Разанау,
«З Вялiмiра Хлебнiкава»
Мiнск: Логвiнау,
2011
Впервые собраны под одной обложкой переводы (или переложения), сделанные в разные годы виднейшим современным белорусским поэтом. На обложке крупно поставлена буква З и ниже идет имя Хлебникова. Эта буквица выступает в роли некоего знака взаимодействия между двумя славянскими поэтами. По сути дела Разанау дает белорусскую версию русского текста на основе известного постулата Велимира о плавке всех славянских слов. Это как бы инвариант хлебниковских текстов, который мог бы возникнуть, если бы Хлебников писал по-белорусски. Разумеется, со всеми возможными вариациями, учитывающими индивидуальность белорусского поэта. Здесь следует сказать, что переложения Разанау высоко ценил выдающийся велимировед Виктор Петрович Григорьев. Составитель этого обзора, обычно выступающий нейтрально, считает нужным заметить, что фамилия Разанау — на самом деле белорусскофицированная русская, тамбовская фамилия Рязанов (отец поэта из тамбовских крестьян), что добавляет особую краску к будетлянским прозрениям Хлебникова.
Алексей КручЁных,
«Мир затрещит, а голова моя уже изрядно…»
Письма А. Шемшурину и М. Матюшину
М.: Гилея, 2012
Выдающийся поэт-заумник предстает в письмах одержимым творческим горением, поиском новых форм поэзии. Издание является важным вкладом в изучение истории русского авангарда. Но не только. Многие мысли, соображения, высказанные автором писем актуальны и в наше время. Получается, что Кручёных забрасывал свои идеи не только адресатам, но и нам, тем, кто оказался в «будущем».
Петр Чейгин,
«Третья книга»
СПб.: Издатель Виктор Немтинов,
2012
Пётр Чейгин (род. 1948) — участник знаменитого
ЛИТО Глеба Семёнова, в начале 1970-х годов сотрудник музея Достоевского в
Ленинграде, один из тех кто создавал особую
поэтическую ауру культурной столицы России.
Как многие поэты ленинградского андеграунда, он не имел выхода в печать. Его
стихи ходили в самиздате уже с 60-х годов, позднее проникли за рубеж. Это было
вполне естественно, потому что Пётр Чейгин дружил и общался со многими поэтами и художниками
Ленинграда и Москвы, а стихи всегда имеют обыкновение прорываться на воздух.
Однако прорывов в родном российском воздухе пришлось ждать довольно долго.
Только в 90-е годы появились первые журнальные публикации. А первая книга
«Пернатый снег» вышла в издательстве НЛО в 2007 году, когда автору было 59 лет.
Это, пожалуй, своего рода невеселый рекорд.
Сейчас вышла новая книга поэта, в которого надо вглядываться и вчитываться с таким
вниманием и даже с осторожностью, чтобы не пропустить мельчайших оттенков,
запечатленного в слове бытия.
Этот редчайший дар Петра Чейгина в Предисловии к его
«Третьей книге» подчеркивает другой замечательный поэт — Владимир Алейников.
Называя Чейгина «зорким наблюдателем реальности»,
органически раскрывающим суть вещей, Алейников говорит о нем как о поэте нового
синтеза, новой естественности.
В новой книге Петра Чейгина есть раздел, посвященный
памяти его одногодков-друзей — поэтов Елены Шварц и Александра Миронова,
безвременно ушедших в мир иной. Это своеобразный светлый реквием оставшегося по
ушедшим, оставшегося, чтобы воспеть жизнь, продолжающуюся в стихах, запечатлеть
еще раз глубинную родственность душ, произнести те слова, которые, верится, произносились
и тогда, когда все еще были здесь, на поверхности этой земли, этого странного
города, в котором постоянно наращивается поэтическая энергия.
Пётр Чейгин представляется как раз таким носителем
поэтической энергии, продолжающим соединять целые миры прошлого, настоящего и
будущего.
«Игорь Терентьев — левейший из левых». К 120-летию со дня рождения
М.: Государственный музей В. В. Маяковского, 2012
Уникальное издание, впервые в России репрезентирующее творчество вздающегося авангардиста — поэта, художника, драматурга, режиссера, теоретика — Игоря Герасимовича Терентьева. Факсимильное воспроизведение книг, публикация стихов, не вошедших в сборники, теоретические и критические работы, экспликации театральных постановок, пьеса «“Джон Рид”», рисунки, инскрипты. А кроме того, современнинки о Терентьеве, плюс статьи сегодняшних деятелей культуры о нем же. Наталья Анастасьева, Михаил Левитин, Вадим Максимов, Сергей Бирюков, Михаил Карасик делятся опытом общения с творчеством Терентьева. В Музее Маяковского в Москве состоялся юбилейный вечер Игоря Терентьева, на котором выступили в том числе означенные авторы.
Александр Федулов, «БИ-Л-О».
(Выбранные места из дневника поэта)
Тамбов: Студия печати Галины Золотовой, 2012
Александр Федулов, «Взапуски со змеем». Поэма случайных притяжений
Тамбов: Студия печати Галины Золотовой, 2012
Две книги автора нашего журнала — вербального и визуального поэта. Александр
Федулов (р.1955) один из ярких продолжателей дела русского и европейского
авангарда. Его визуальные произведения выставлялись в России и за рубежом,
хранятся в серьезных коллекциях. И в то же время — привычный парадокс — его
книги, прямо скажем, не то что редки, а редкостны. Эти две вместе — счастливое
исключение. Предыдущую издал
Ничего удивительного в этом нет. Разумеется, никакая широкая, узкая, элитная, опозиционная и проч. публика не должна о таком художнике
ничего знать. Он же не пляшет на солее. А всего лишь (!) работает со словом и
визуальным рядом на таком уровне, на котором до него никто не работал, да и
рядом с ним немногие найдутся. Уникальный опыт. Редкостное мастерство.
Эксперимент и тонкая лирика сочетаются здесь самым естественным образом. Ибо в
основе лежит глубокий талант.
бросив клетчатый плат
на полу
заря взрослеет
выгибаясь
полузверь — полубог
озираясь
сыплет золото в щель
на золу
Велимир
Хлебников, «Труба марсиан»
СПб.: Издательство Европейского университета, 2013
«Труба Марсиан» — знаменитый антивоенный манифест Велимира
Хлебникова, изданный в виде плаката/свитка летом 1916 года (в сложенном виде
выглядит как брошюра). Именно здесь был впервые обнародован «титул» Хлебникова
— Король Времени. Именно здесь футуристы были переведены «из разряда людей в
разряд марсиан», что стало подступом к созданию Общества Председателей Земного
Шара, которое Хлебников начнет формировать весной 1917 года.
Факсимильное издание одного из ярчайших памятников эпохи сопровождается статьей
С. В. Старкиной, комментарием А. А. Россомахина и обширным иллюстративным рядом. (Аннотация.)
Сергей Нельдихен,
«Органное многоголосье»
М.: ОГИ, 2013
О, сколько нам открытий чудных… И вот еще одно
открытие — поэт Сергей Евгеньевич Нельдихен
(1891–1942). Напрочь забытый, изничтоженный критикой
при жизни. И невероятно интересный, яркий, индивидуальный. Максим Амелин возвращает нам Нельдихена
с редкой основательностью, вплоть до летописи жизни и творчества. В книге
собраны стихи, пьеса, а также теоретические обоснования стихопрактики.
В предисловии
Интересно услышать обо всем, о чем не говорят,
А не говорят, прежде всего, о том, что вообще о чем-то не говорят.
Верхилио
Пиньер, «Взвешенный остров: Поэма и стихи»
М.: ОГИ, 2014
Двуязычная книга, впервые в России представляющая поэтический масштаб классика кубинской литературы ХХ века Верхилио Пиньеры (1912–1979). В предисловии к книге переводчик и составитель Денис Безносов спорит с самим Пиньерой, который, будучи романистом и драматургом, называл себя «случайным поэтом». Но главным доказательством того, что поэт не случайный, конечно, являются стихи. Благо, здесь мы можем прочитать и в оригинале, и в переводе, который без преувеличения создает нам русского Пиньеру, как есть русский Лорка, русский Гильен и другие испаноязычные поэты. В этом смысле Денис Безносов наследует лучшим традициям русской школы перевода и смело развивает эти традиции в общении с такими текстами, которые тяготеют к сюрреалистской и дадаистской эстетике. Теперь, я полагаю, без русского Пиньеры мы уже не обойдемся! Не обойдемся без поэмы «Взвешенный остров», без многих стихов этой книги, лично я без «Такой элегии», без «Если умру я на дороге», без «Посвящения поэзии», «“Бешеного раскачивания”», без «Ледидивы» и, и, и… без неожиданно простых и ясных и таких цельных строк:
Подобно ослепленной птице,
летящей на освещенный образ,
убаюканный ночью поэта,
одной из таких же бездонных,
я увидел Касаля,
он царапал гладкое, лощеное тело.
Царапая так пылко,
что ломались ногти,
он ответил на мой вопрос тревожный,
что там внутри сокрыто стихотворение.
Юрий Казарин, «Глина»
М.: Русский Гулливер; Центр современной литературы, 2014
Стихи Юрия Казарина надо даже не читать, ими надо дышать, как дышит он сам — тончайший прозрачнейший лирик и профессиональный лингвист. Ну вот я взял в руки эту книгу и… передо мной раскрылось невероятное пространство жизни, где каждое стихотворение такой сгусток — как окончательное решение поэтического задания. У кого я еще встречал такое, может быть, у Арсения Тарковского… В этих стихах и дух бунтарства, и примеримость, и сладость жизни, и ее отрава. Выписываю наугад:
Все перед снегом пахнет солью.
Сидим, чужие, у огня:
вот небо с головною болью,
из неба пущенной в меня.
Вот, насосавшись смерти, пчелы
почти рассыпались, как свет,
как переходные глаголы,
переходящие в предмет.
Запахло снегом и Гомером,
и деревенским Данте. Да,
и осенью, где водомером
не исцарапана вода.