Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2014
Екатерина Горбовская — поэт. Родилась в Москве. Училась в Литературном институте им. А. М. Горького. Печаталась в журналах «Юность», «Дети Ра», «Новый мир», «Знамя», «Сибирские огни», «Вестник Европы», «Иерусалимский журнал», «Литературная учеба», «Зинзивер», в альманахе «День поэзии», в различных поэтических сборниках и антологиях («Московская муза 1799-1997», «Строфы века», «Русская поэзия ХХ век» и др.). Автор нескольких поэтических сборников. Живет в Лондоне.
* * *
Белый саван, белый саван,
Белый саван невесом —
Это волны, это гавань,
Это вечность, это сон…
Кто-то ходит, кто-то плачет,
Чей-то шепот по плечу:
«Я люблю тебя, а значит, будет все, как я хочу…»
Сердце тает.
Рассветает.
А святого — ничего…
Герда Каю кайф сломает,
Но добьется своего.
Обовьет навек руками
Непосильный свой улов —
Серый камень, серый камень,
Серый камень — сто пудов.
* * *
Я не умею так закинуть ногу нá
ногу,
Чтоб каждый вздрогнул всем, что есть внутри.
Отвел глаза. Закрыл. Увидел радугу.
Подумал: «Сука. Черт тебя дери!»
И что с того,
что ей — тридцатник, мне — полтинник?
Зато я пятками почти касаюсь дна.
И если мне не выключат рубильник,
Когда я вырасту, я буду как она.
МОЙДОДЫР
Он не влюбился, не женился
И не сгодился, где родился,
Но не растерян, не потерян,
Он был прилежен и умерен.
Не столь обиженный природой,
Сколь белым светом и собой,
Он мог бы быть чернобородым,
Когда б не гормональный сбой.
Он был худым, прищуроглазым,
Кадык играл меж двух ключиц…
Вдруг полюбил читать рассказы
О совращении девиц,
И описания проказы,
И дневники самоубийц,
Где тьма не оставляла света —
А он держал в руках все это
И становился властелином
Над этим миром-пластилином,
Над этим липким, хлипким миром,
Чья плоть тем гаже, чем сакральней…
Он, а не кто-нибудь другой,
Был в этом мире Мойдодыром.
А дверь из маминой из спальни
Он просто вышибал ногой.
Два тридцать пять, полет нормальный,
Грудь колесом, и бровь дугой.
* * *
Собака лает, ветер — носит:
Что не поймет, то переспросит,
Что переспросит — то забудет,
Что не забудет — то и будет…
А я в знамениях и знаках
не то чтоб «да», но понимаю.
Вот Вам гадали на собаках?
Хотите, я Вам погадаю.
Там, за четвертым километром
Есть огород с большими псами —
Я им скажу про Вас.
Но с ветром
Вы договаривайтесь сами.
* * *
Ну, хорошо, а мне Вас хватит на полгода?
На меньшее и смысла как бы нет,
На большее у нас не хватит меда,
И всякий шкаф предъявит свой скелет.
Ну, хорошо, давайте понемногу
Переводить часы на нужный час,
Сверять словарь и размечать дорогу —
Где Вам ко мне, где от меня до Вас.
От щедрых многоточий невозврата
И слов насущных, коих «дашь нам днесь»,
До тупика взаимоцелибата —
Меня умрут и похоронят здесь.
Все это будет столь деепричастно,
Что лучше не советуйтесь с женой.
Но если Вы готовы — я согласна.
Мне нравится, что выбор не за мной.
* * *
Кабо де Палос — кабы не ветер,
кабы не мертвый январский сезон,
кабы не полдень, ныряющий в вечер,
кабы, хотя бы,
кафе «Мармезон» было открыто:
одна маргарита, две маргариты
—
и брать гарнизон!
Кабо де Палос.
Как бы смеркалось,
как бы пора уже было домой.
Кабо де Палос… Кабы не фаллос,
мелом начертанный на мостовой,
я бы, ты знаешь, весьма сомневалась
в том, что здесь кто-то остался живой.
* * *
Наши прадеды костями полегли,
Наши деды наши храмы возвели,
Чтобы в храмах наших не было чужих,
Наши матери рожали за двоих,
И отцы гляделись в нас как в зеркала
По другую сторону стола.
И когда на Черной Башне пробил час,
Нам их город оказался в самый раз,
И звеня ключами всех его дверей,
Мы ходили только с крупных козырей:
Мы впустили в нашу гавань корабли,
Наши женщины умели и могли,
Наши дети делались похожи
На людей неведомой земли…
* * *
Гюльчатай откроет
личико,
Откроет плечико.
Даст дотронуться до лифчика
И до венчика.
Гюльчатай посмотрит нежно-нежно
И жалобно —
И Вы сразу станете таким белоснежным,
Трехпалубным.
А у Гюльчатай и вздохи все жалобные…
…three, four, five —
Ей топить такие вот трехпалубные —
Самый кайф.