Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2014
  
  Владимир Алейников — поэт, прозаик, переводчик, художник.  Родился в 1946 году. Один из основателей и лидеров знаменитого содружества  СМОГ. В советское время публиковался только в зарубежных изданиях. Переводил  поэзию народов СССР. Стихи и проза на Родине стали печататься в период  Перестройки. Публиковался в журналах «Дети Ра», «Зинзивер», «Знамя», «Новый  мир», «Октябрь», «Континент», «Огонек», «НЛО» и других, в различных антологиях  и сборниках. Автор многих книг стихов и прозы. Лауреат премии имени Андрея  Белого. Живет в Москве и Коктебеле.
ВОПРОСЫ ЗЕРКАЛУ
   
  I
И печали уже не унять,
  Если дождь погостить соберется,
  Если зеркала ртутная гладь
  Над глазами людскими смеется.
  
  Кто же там, на крутом вираже,
  Отраженья туманные прячет?
  Очертанья набрякли уже —
  Что же все это все-таки значит?
  
  Кто же здесь, на глухом берегу,
  В наговорах пустых признается,
  Спотыкаясь на каждом шагу?
  Что же делать ему остается!
  
  Кто же всюду, где можно дышать,
  Догонять наши тени не смеет —
  И готов уже что-то решать, —
  Да, смешавшись, смешит и немеет?
  
  Что же где-нибудь в ясной дали
  Отразит наваждение снова —
  И, прозрев от небес до земли,
  Возвышать не спешит остального?
  
  Присмотрись — там вниманья игла,
  Хоботок церемонный пчелиный,
  Раскаленный порой добела
  Закуток над хребтом и долиной,
  
  Локоток оттопыренный зла,
  Коготок заготовленный птичий, —
  И подсказка таким не мила,
  Потому что не счесть их обличий.
  
  Наготове ли стаи семян?
  Холодов запотели глубины —
  И оптический дерзок обман,
  Покровитель слепой сердцевины.
  
  
II
Вот сейчас на песок бы упасть,
  Побежать беззаботно к прибою,
  Да пространством насытиться всласть! —
  Ничего не поделать с собою.
  
  Земляничный щекочущий ус
  Да смородинный лист жестковатый
  Тоже рвутся на волю из уз,
  Даже запах тая виноватый.
  
  И вдали, как морская волна,
  Нарастает предвестие гула,
  Словно все, что познал бы сполна,
  На мгновенье ко мне заглянуло.
  
  Словно ветер сюда прихромал
  Вместе с песней, в рубцах, но живою, —
  И томленья расплеснутый вал
  Сразу всех окатил с головою.
  
  Так и плещет все то, что знавал,
  В ненасытную торбу сомненья,
  Чтобы связи скорей обрывал,
  Чтоб на ощупь распутывал звенья,
  
  Чтоб завязывал с тем, что прошло,
  Чтоб узлы развязал, как придется,
  Потому что, считай, повезло —
  И распад без меня обойдется.
  
  И сочатся сквозь дыры тоски,
  И ложатся в корявые щели
  Непокорного нрава куски,
  О котором и знать не хотели.
  
  И текут сквозь холстину мешка
  Беспокойного времени клочья, —
  Может, ноша такая тяжка?
  Что же делать в отчаянье, ночью?
  
  
  III
Как же быть мне? Да так вот и быть —
  С этой жизнью дружить непреклонной —
  И, сощурясь, опять проходить
  По садовой дорожке наклонной.
  
  Все, что встарь за собою вело,
  Покатилось, помедлив, по саду, —
  И сознаться в грехах тяжело,
  Но раскаяться каждому надо.
  
  Где же зеркало мне отыскать,
  Чтобы лето в него заглянуло,
  Чтобы влагу по рекам плескать
  Чтобы шел по степям до Ингула?
  
  Ну а зрению что посулить?
  Взгляд не станет наивней иль строже,
  Потому что внимания нить
  С каждым днем для меня все дороже.
  
  Если зрение Богом дано,
  Уничтожить его невозможно —
  Потому и с судьбой заодно
  Все, что в нем накопилось тревожно.
  
  Если зрение всюду с тобой,
  Ублажать его незачем вовсе —
  Впечатленья приемля гурьбой,
  К непредвиденной схватке готовься.
  
  Опасенья совсем не нужны,
  Да и страха, пожалуй, не стало —
  Видишь, словом твоим зажжены
  Мирозданья круги и кристаллы?
  
  И эпохи лицо различишь,
  Стоит в зеркало только вглядеться, —
  Потому-то уже не молчишь —
  Никуда от юдоли не деться.
  
  
  ЧЕТЫРЕ ВЗГЛЯДА
   
    I
Оглянись — холодком своевольным
  Вечеров, где недавно бродил,
  Отрешеньем твоим добровольным,
  Где азы постиженья твердил,
  
  Этим сном, этим привкусом детства,
  Где листву разбирал по складам,
  Навевается тайны наследство —
  И его никому не отдам.
  
  Все, что в руки чужим не дается,
  Не случайно ты обнял и скрыл, —
  Только верить в него остается
  Соплеменнице плещущих крыл.
  
  Этим жестом, известным заране,
  Всеми стаями птиц на ветрах,
  Этих звезд печенежьих мирами,
  Жарким хрустом в печах и кострах,
  
  Все, что выбрал, в любви признается,
  Нависает, кружась, над крыльцом —
  И в пространство хваленое рвется
  Этих лоз пропыленных венцом.
  
  
  II
Никогда этих роз не касалась
  Та, кому ни за что не уснуть
  В час, когда невозможным казалось
  Все, что может уста разомкнуть.
  
  Этих смутных зеркал отраженья,
  Потаенных восторгов пути
  Не замкнут векового движенья
  И невидимы в недрах почти.
  
  До ветвей над собой сребротканных,
  До вершин сребролистых тянись,
  В переходах познанья туманных
  К заповедным слоям прикоснись.
  
  В перепадах сознанья привычных
  Ты согласьем небес заручись,
  Возвышению сфер безграничных
  В тесноте жития научись.
  
  Красоте бытия и отваге
  С каждым шагом во мгле забытья
  Поклонись — и увидишь во влаге
  Прорастающий корень чутья.
  
  
  III
Золотистая, редкая слава
  Да ребристых дорог вензеля —
  Расшумятся орехи направо,
  А налево вздохнут тополя.
  
  Для того и приемлю я это
  Сочетанье речей и кровей,
  Что предчувствую света заветы,
  Для того и поет соловей.
  
  Сокровенным, родным, лебединым
  Присягну, первородством земным,
  Торжеством Божества триединым,
  Что не мыслил пространства иным.
  
  Этим ворохом пряным жасминным,
  Этим хриплым дыханьем грудным,
  Этим эхом, ни в чем не повинным,
  Всем, что сызнова встало за ним,
  
  Всем спасеньем своим и защитой,
  Всем раскатом холмов и полей
  Я обязан лишь воле, открытой
  Тем, чья доля всех прочих полней.
  
  
  IV
Отзовись — этих рос небывалость,
  Этих трав изумрудная плоть
  Отметают хандру и усталость,
  Могут цепкой ордой исколоть.
  
  Этих троп шевелящийся узел,
  Этих рек серебрящийся путь,
  Чтобы кто-то, блуждая, не струсил,
  Оголяют искомую суть.
  
  Для того и наития нити
  Позволяют во тьму заглянуть,
  Избавляют от спеси и прыти,
  Чтобы дальше и тверже шагнуть.
  
  Пусть чего-то, что глубже и выше,
  Не сумеешь вовек одолеть —
  Вот и смотришь куда-то за крыши,
  Чтобы впредь ни о чем не жалеть.
  
  Вот и жаждешь чего-то упрямо —
  И меж тем начинаешь смелеть,
  Чтобы сводам желанного храма
  На скрещенье эпох уцелеть.
  
  
  НАШИХ АНГЕЛОВ СВЕТ ЗОЛОТОЙ
   
    I
Вспоминаю о вас,
  Драгоценные южные степи,
  Где признанье в ненайденном склепе
  Засыпает совсем не на час, —
  Но проснемся и мы,
  Хризолита оплот с аметистом,
  В этом мире пречистом,
  Посредине пустынной зимы —
  И заметим тогда,
  Как вода замерзает,
  Как из рук наших вдруг ускользает
  Золотистым щегленком звезда, —
  И зажжем, разобидясь, огонь
  Посредине страданий,
  В этой гуще таких оправданий,
  Что грядущее имя не тронь.
  
  
  II
Есть высокий девиз —
  То степей обмирание к морю,
  К этой грани предела и горя,
  Где страстей вековечен каприз,
  Где сплелись
  В самом гуле нагорий
  Дорогие напевы подспорий,
  Словно за руки братья взялись, —
  Есть тропа среди скал —
  Острия со щербиной насечка,
  Где затеряно грусти колечко,
  Где сосну ты так долго искал! —
  Вот подобье — виденье — обрыв
  Удивленья — и смеха — и взмаха,
  Где, не ведая днешнего страха,
  На земле я давно справедлив.
  
  
  III
Рассыпаем песок — —
  Одиссей удаляется снова,
  Рвется жилы воловьей основа,
  Разбивается всклянь голосок
  Перепуганной птицы вон там,
  Посредине пространства,
  Где убийцам чумным постоянства
  Я и капли морской не отдам, —
  Пробуждается древний пророк,
  Оживают иссохшие кости, —
  Все забыто — нет зависти, злости,
  Начинается жизненный срок, —
  Вот каков ты, Иезекииль,
  Каково оно, Слово! —
  Ко всему в этом мире готовы,
  Отряхнем с наших ног эту пыль,
  
  
  IV
Пыль, впитавшую кровь нашу, пот,
  Пыль полей и пристанищ,
  Пыль приютов, где ужас наш ранящ,
  Как пред утром пустой эшафот,
  Пыль дорог — там мы часто брели,
  Там видение светлого Храма,
  Там стоящий спокойно и прямо,
  Предначертанный жребий вдали,
  Там тоска,
  Там бессонниц изжога,
  Там присутствие Бога,
  Боль ночная, как шов у виска,
  Там простор,
  Там победа над болью, —
  И, влекомый юдолью,
  Для нее я взойду на костер.
  
  
  V
Что тебе я, мой друг, подарю?
  Мир, где жили сарматы и геты?
  Уходящее лето
  Иль вот эту седую зарю?
  Иль чей-то взрослеющий взгляд?
  Где вы, где вы, родные? —
  Или сны, где горел, как София,
  Золотеющий сад?
  Или снег,
  Или зодий смещенье? —
  Есть всему в этом мире значенье,
  Ибо жив человек,
  Ибо в нем,
  В существе, разумеющем землю,
  Откровенье приемлю
  До конца и навек,
  
  
  VI
Ибо в нем,
  В существе, постигающем небо,
  Есть желание подлинной требы,
  Есть Господний приемлющий дом,
  Есть небесный чертог,
  Открываемый чистому сердцу,
  Страстотерпцу и единоверцу,
  Есть яснеющий слог,
  Есть Божественных звуков лучи,
  Нисходящие средь Литургии,
  Есть мгновения, столь дорогие,
  Что они как огонь горячи,
  Есть прохлада воды,
  Что всегда исцеляет, —
  И опять пешеход вспоминает
  Восхожденье звезды —
  
  
  VII
Сердолик в зеркалах
  Завещаю я женам,
  Где серебряным перстнем, зажженным
  В золотистых, как море, мирах,
  Око Девы, встречаясь со Львом,
  Улыбается слишком лукаво —
  И желание славы
  Утирает слепец рукавом,
  Где проходит Стрелец,
  Водолей угощает, отчаясь,
  И стоит Скорпион, огорчаясь
  За надетый венец,
  Где бессмертье, взглянув на Весы,
  Простирает плотвицы ладоней
  К беспредельности наших агоний,
  Где шуршат да стекают часы —
  
  
  VIII
Рыбы, символ Христа,
  Козерог, беспредельно упрямый,
  Ты, глядящая тенью за рамой
  Поседевшая детства мечта,
  Овен огненный, грузный Телец,
  Постижение драмы,
  Бесконечно далекие дамы,
  Что от нас не уйдут, наконец, —
  Пусть уходят! — их Тот возвратит,
  Кто перстом указует Небесным
  На рожденного с даром чудесным —
  И поймет, и простит, —
  Луннолюбец, мучительный Рак,
  Медитаций и таинств приятель! —
  Есть всему на земле знаменатель,
  А на небе — давно уже так.
  
  
  IX
Моцарт скрипку берет,
  Бах, владетель клавира,
  Открывает звучанье эфира,
  Безграничных, певучих щедрот,
  Гендель, струны мирские рванув,
  Изумляется снова, как в детстве —
  И летают с душою в соседстве
  Те, кто встали, когда-то уснув, —
  И кружат над землей Близнецы —
  Осиянная двойня ночная, —
  И рыдают, причины не зная,
  Уходящие в небо гонцы, —
  Но взгляни-ка, взгляни —
  Водолей угощает простором! —
  Впору нашим с тобой разговорам
  Быть лазурнейшей флейте сродни.
  
  
  X
Самолет пролетел,
  Разрезаются вены,
  Содрогаются стены,
  Кто-то смерти опять захотел, —
  Мир не сдвинешь с оси —
  Отпеванья, крестины,
  Крик рожденного сына,
  Возглас: Отче, еси! —
  Жизни нам не забыть,
  Честь и слава юдольному сроку,
  Нам не так одиноко,
  Как подумают, — им не любить,
  Им ночами не петь,
  Под дождями, как мы, не шататься! —
  Только б в мире остаться,
  Только б встать и успеть!
  
  
  XI
Чистота ты моя, чистота,
  Ты отнюдь не чистюля!
  Потому ли
  Никогда мы не сходим с креста?
  Потому ль этот крест мы влачим
  По земле, просветленной степями,
  Задевая крылами
  За людей — и отнюдь не молчим?
  Горько в мире прожить
  Без глубокого вздоха —
  В нем с колодцем бездонным эпоха
  Продолжает дружить, —
  Трубы джаза, как стоны бродяг,
  Да гитар торопливые стаи, —
  Что случилось? не знаю! —
  Это времени вянущий стяг.
  
  
  XII
Подними же глаза!
  Слова жажду я, слова, густого,
  Как живучее древнее слово —
  Животворная в слове слеза, —
  Псалмопевец, по струнам ударь!
  Средь безвременья глас твой услыша,
  Мы и сами становимся выше,
  Обретая отвагу, как встарь!
  Пой же песню, наследник его,
  Храм открыт пред тобою, вошедший!
  Книгу вещую в муках нашедший,
  Осознай Божества торжество! —
  Ну а мы за беседой простой,
  Возмужавшие в наших бореньях,
  Да узреем в бессонных раденьях
  Наших Ангелов свет золотой.