Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2014
Вячеслав Харченко — поэт, прозаик, критик. Родился в
поселке Холмский Абинского района Краснодарского
края. Окончил механико-математический факультет МГУ (1988–1993) и аспирантуру
Московского Государственного Университета леса (1993–1996), учился в
Литературном институте имени А. М. Горького (2000–2001). Участник поэтической
студии «Луч» при МГУ и литературного объединения «Рука Москвы». Начал
публиковаться с 1999 года. Стихи печатались в журналах «Новая Юность», «Арион», «Зинзивер», «Сетевая
поэзия» и «Знамя». Малая проза печаталась в журналах «Октябрь», «Новый берег»,
«Крещатик», «Родомысл», «Зинзивер» и в Интернет-журнале
молодых писателей «Пролог». Лауреат Волошинского
фестиваля в номинации проза за 2007 год. Автор книги малой прозы «Соломон,
колдун, охранник Свинухов, молоко, баба Лена и др.
Длинное название книги коротких рассказов» (издательство РИПОЛ-классик,
* * *
Заберу остатки клубники с грядок,
сморщенные ягодки, августовские недомерки,
сяду, присяду рядом
выскочкой, высокомеркой.
Так на лавочке каждый всего-то ровня.
Так на шоссе ты кровня или бескровня.
И в твоих ладонях ягода — цвет.
Ибо жизнь без цвета, что свет без бед.
Выучишь, не проверишь, пойдешь под откос.
Все потеха, заумь, игра, не всерьез.
* * *
За любовь мою земляника в ответе
на какой-нибудь самой глухой поляне,
где смешные, грузные, голопузые дети
гуртом льнут к земле, брызжут слюнЯми.
В этом лесу попиленном под названием жизнь,
В этом травяном мареве с ярлыком «отношения»
Так и готовься, так и держись
сохранить и взрастить в сражениях.
А я, шелкопер и бахвал,
сижу на пеньке, улыбаюсь дырками.
Уворовал, уворовал, уворовал.
У-у-у-у-у-у-у. Настырный.
* * *
Здравствуй, мой брат,
приехавший из Абакана.
Не хочется врать —
дома ни одного стакана.
Засуха, пустыня, ни крошки хлеба.
За окном осень, хмурое небо.
В общем говорить не хочется.
Что ни слово — сбудется или пророчество.
Что ни шаг — движение к запредельному
и раздумия предпостельные.
В этом мире каждый
Не то чтобы ЧЧВ,
но подумаешь дважды,
прежде чем перейти на «вы».
Только, что за таинство в слове «вы»?
Ни халвы, ни молвы, ни волхвы.
* * *
Странная привычка думать или додумывать.
Странная песня из радио или CD.
Дождь барабанит осенним думдумом,
а ты уставился в окно и сидишь.
Впрочем, всякое слушание сродни рисованию,
точнее не слушание, а смотрение.
Происходящему отыскиваешь названия
или придумываешь без зазрения.
Все мои друзья давно изменились.
Даже жена сходила в душ,
а у меня сплошная идиллия.
Сон, дым, чушь.
* * *
Если в Егорьевске на пустоши
стоят сосны карабинами,
а ты бормочешь чуть слышно,
наклонившись к стволам детиной —
значит здесь какой-то исток
или иная душевная дребедень.
В какой-то отдаленный срок
мой предок, выбрав день,
оставил зарубку, заметку, кусок себя,
а ты стоишь детиной, платок теребя.
* * *
Когда приезжают гости,
а у тебя ангина,
думаешь: «Господи,
какая же я скотина!».
Когда они заболели,
Сидят без телефона,
Ты вместо просмотра телека
Едешь поспешно к оным.
А машина шинами шуршит по лужам.
А ночные рекламы твердят: «Простужен».
А жена лопочет про новый век.
А ты гордо: «Я человек!».
* * *
Во избежание стрессового состояния,
когда уже и не знаешь, кто ты,
устраиваешь противостояние,
сжигая/поджигая мосты.
Так давно повелось в городах,
если не имеешь никакого покоя,
то говоришь вслух «Ах»
и отыскиваешь другое.
* * *
У вселенной случается праздник.
Два человека, обняв землю,
говорят друг другу разное,
а вселенная внемлет.
Все находят себе подданного.
Обнимают за плечи, глядят в глаза,
делая первый шаг пробный
на разные голоса.
* * *
Ходишь по кругу солнцем немытым.
Топ за топом, шаг за шагом.
Ручки за спиной, форточки открыты.
Гремишь погремушкой или флагом.
Что, к чему, зачем так бывает?
А любовь от этого прибывает.
* * *
Вот Вергилий шел, а за ним поспешно
автор неизвестный, а потому успешный.
Продвигался вглубь, чтобы проясниться,
а у нас дожди — время измениться.
* * *
Кремлевский штурман весело жужжит.
Кемп-Деведский воинственно брюзжит.
А за окном задумчивая осень
особенного ничего не просит.
Так одеваешься, рассеянно гадаешь,
Куда стремить и почему не улетаешь,
Куда глядеть и почему глаза слезятся,
И незаметно начинаешь притворяться.
Идешь, трясешь седою головой
Над желтою пожухлою травой.
* * *
Мой серый кот исчез, что и понятно.
Ведь возвращение не то чтоб неприятно,
Но предрекает разные пути:
того готовься и того гляди.
За часом час, за поворотом поворот.
И тут народ, и там народ.
Из двух идиллий выбираешь «шиш»,
И, просыпаясь, горестно молчишь.
* * *
У меня теперь одно есть намеренье:
соответствовать времени веяньям.
Обсуждать заумно посевы пшеницы
в рваном халате на даче подле столицы,
чтоб сидеть, следить за секундной стрелкой,
выпуская дым и бия тарелки.
Стану обеспечен и узнаваем.
Порасту коростой. Поубываю.
* * *
За мной придут другие времена.
Такие же, как эти, но получше,
и кто-то, развалившись на подушке,
такие же напишет письмена.
А я, давно отосланный в полет,
Гагарин нахрен, птичка гужевая,
так много предрекавший наперед,
моргну глазами неживыми.
И в этом марге будет все о том,
что вроде бы должно было случиться,
что вроде бы могло бы приключиться…
Но все-таки не суждено!