Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2014
Глеб Фоминов — поэт. Родился в 1977 году в Москве. Работает в компании «БиоИнтегратор». Живет в Москве.
Dr. Web
Руку над локтем душит упругий жгут,
в поисках влаги тычется в плоть игла.
Прежде, чем написать слово «каракурт»
(восемь хитиновых членистых черных лап),
надо ввести антидот. И в меня вошла
полупустыня: кровью горчащих трав
пахнет дыхание юрт, тяжела зола
под невесомым занавесом костра.
Письменный стол стреножен и усмирен,
с клавиатуры стерты следы фаланг.
Высохшим руслом Стикса ведет Харон
через барханы упрямую тень осла.
2014
Fairy tale
Жирные рыбы в застывшем омуте студня.
Вымыть кастрюлю, глаза погрузив в окно.
Чую на ощупь, как тихо ушло на дно
из нержавеющей стали последнее скользкое судно.
Выжать мучнистые сумерки, осеменить
капелькой «Fairy» тоску плодородного чрева,
в радужных хрупких икринках — по крошечной фее
с неотразимой улыбкой фаянсовых губ.
Под еле слышимый свист утопающих птиц
пенится дворик в ладонях прохладного мая,
в каждом стеклянном зерне — водянистая муть урожая,
полупрозрачные сны в чешуях роговиц.
2014
Варенье
Сердцами ягод, падающих в таз,
наверно, можно вымостить аллею…
Кипение крови оленя
с вишневым деревом, растущим между глаз.
Глядит из каждого угла
засахаренной белой ночи
тысячеокая ветла,
хватая жертву кончиками строчек.
На два деления убавлен газ
в почти раздавленной трахее,
изнанка век окажется алее
тяжелой сладкой пены на губах.
2014
Уборка
Жующий битое стекло опавших люстр,
как суррогат померкнувшего света,
над наготою проводов смеюсь,
дурак, не понимавший грусть
лишенных изоляции сонетов.
Безоблачно окно, ты смыла все:
засохший клен, кирпич стены напротив,
плевок, извергнутый гортанью подворотни
в мое остекленевшее лицо.
2014
Один
Стеклами выхожу во двор.
То, что в левой оправе — немного злей.
За водопады сколов и дыры штор
спрятаны нитки нервов в тугом узле.
Скользкими птицами в темный проем смотреть,
и чугуном, летящим насквозь, ломать,
вытащить глаз, наполнившийся на треть
хрупкой щебенкой, крошащейся как зима.
Вырезав из сетчатки сеть,
рыжую арматуру волочь по дну
мутных ручьев, из которых гнус
пьет мою кровь, пытаясь себя согреть.
2014
Уж и лягушка
Обломки весны в обмелевших в жару зеркалах
уже не живут головастики влажных лягушек.
Широкий зевок: то ли вдох, то ли выдох. Удушье
с трудом шепелявит в извивах тугого узла.
Попытка утечь, приземлиться на кончики лап:
вода и веревка сошлись в существительном «бухта»…
«Конечная», — зло прошипел репродуктор
ночной электрички, живьем проглотившей мой храп.
2014
Смерть в Венеции
Самоубийства мыльных пузырей,
угловатая смерть растворилась в предметах,
сквозь пуповины — соломинки — выдуло лето
тысячегубое счастье детей
в туго натянутых радужных пленках.
На побережье пасутся шезлонги,
не тяготясь невесомостью тел.
Водораздел пустоты и стакана —
воображаемый край океана
рушит вполне осязаемый прибой
и подмывает зайти по колено
в непотопляемую пену на скользком листе.
2014
Аритмия
Беспокойно сердце на черном блюде,
сажа ранних сумерек мажет лица,
аритмия всполохов кормит грудью
переломы прутьев на рыжем ситце.
Блики ртутных омутов вырвав с мясом,
светлячки сварились в густом бульоне,
над огнем склонился усталый ясень,
зачерпнувший осень в свои ладони.
2014
Эпидемия
Трудясь над полосками мертвых листов,
слепили бумажного идола осы.
Какую религию прочила оспа,
укусами множа болячки прудов?
Ты выживешь. Может быть, не сохранив
отметин. Беспамятство облачка пара
над прорубью — белый колпак санитара
и взгляд за колючую проволоку ив.
Из выдоха высосет сонная тля
в дождях растворенный осиновый шелест,
в расплывшемся теле блуждающий яд.
2014
Возмездие
Улегшийся на торфяное дно,
дом сморкается в зеленые салфетки.
Майский вечер размозжил окно
щупальцами побелевших веток.
Замерло под низким потолком
сердце в матовом абажуре.
Притворись, что засыпаешь, жмуря
желтый блеск под лопнувшим стеклом.
Колыбельная для погруженья в кому,
сто проекций одного сюжета:
скрюченные тени насекомых,
кажется, не доживут до лета.
В электрическом разряде бури
догорает слюдяной излом.
Водяное небо истекло,
надо мной дрейфуют лица фурий.
2014
Стимфалийские птицы
Как мокрую тряпку в лицо
мне бросили сад: волокнистый, в плевочках спиреи.
Пернатые тучи сморкаются в пену сирени,
и серые пальцы все туже сжимают кольцо
на больше похожей на прут переломанной шее.
Удушье ударами пульса дробит голоса
хористов в хитонах. Пронзительно жжется оса.
От прикосновения молнии тело немеет
под выползком пятницы — шкурой Немейского льва.
О тряпке: раскисшая ткань с пропотевших суглинков
стирает царапины: свежие мох и трава
на старой тропинке, где стило чертило слова.
2014