Беседу вел Владимир Коркунов
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2013
С Риммой Казаковой я познакомился случайно. Осенью
2006 года на сайте «Стихи.ру»
появился анонс предстоящей беседы с поэтессой — посетителям сайта предлагалось
оставить вопросы, а для особо страждущих был оставлен телефон —Римма Фёдоровна,
как известно, любила работать с молодежью, отдавая много личного времени и сил
подрастающим талантам.
Через несколько дней я набрался смелости и позвонил.
А вскоре мы встретились. Несколько часов беседовали на уютной (немного
неопрятной — из-за множества мелочей — творческий беспорядок!) кухне на улице
Чаянова; Римма Фёдоровна рассказала множество забавных и не очень историй, всяко — поучительных, а когда прощались в прихожей, сказала:
«Проходите быстрее, а то увидят соседи, скажут: “Какие молодые ухажеры к ней
ходят!”». А в одну из следующих встреч (какими же Римма Фёдоровна угощала
заварными пирожными!) состоялось нижеследующее интервью.
В окно врывается уличный гул, периодически звонит телефон — Римма Фёдоровна
никого не оставляет без внимания, кажется, она готова всю себя отдавать людям —
а я включаю диктофон [1].
ВОЛНУЮТ ВСЕ ТЕ ЖЕ ТЕМЫ
— Разрешите, пусть и с опозданием, поздравить Вас с
прошедшим юбилеем! Как отметили?
— Отметила неплохо, но это тяжелое, не очень приятное для меня «происшествие».
Слава Богу, я в пригласительном билете написала, что не «юбилейте»,
как говорил великий поэт, не лейте елея, просто приходите: прозвучат стихи,
друзья будут петь песни. Так оно и было. А зал был — я такого не видела ни
разу! И работники Дома литераторов сказали, что такого переаншлага
они не помнят.
— Получился дружеский вечер, где собрался целый зал друзей?
— Если бы целый зал! Люди сидели на ступеньках, раздевалка уже «не раздевала» и
даже перед залом транслировали вечер.
— А телевидение?
— Показали немножко — в новостях.
— А Ваши подопечные? Известно, что Вы помогаете и много работаете с молодыми
авторами…
— Каждый год мы проводим совещание молодых писателей. Лучших из них принимаем в
Союз. Когда были деньги — помогали первые книжки издавать. Очень трудно все это
делать в наше время, потому что государственная политика по отношению к
писателям — никакая. Раньше поэты выступали на телевидении, были специальные
передачи, была программа «Писатель у микрофона». Такое ощущение, что хотят
создать гражданское общество, но главный компонент — духовная жизнь и
литература в этом не участвуют. И даже Год русского языка… Нет
писателей ни в одной оргструктуре, занимающейся
проблемой нашего языка.
— Вы видели сборник «Зеркало» [2] — сборник молодых поэтов, созданный самими
молодыми поэтами в провинции…
— Это очень благородное дело и обидно, что государство нам не помогает…
— На «Зеркало» два года собирали деньги, но…
— Это всеобщее явление. У нас ценятся спортсмены, иногда артисты… Правительство
говорит, что у нас столько-то будет построено в разных городах стадионов,
бассейнов и мы будем делать все, чтобы молодежь проявляла духовность,
творческие качества. На самом деле, стадионы и бассейны имеют отношение к
мускулам, а совсем не к духовной жизни.
Положение драматическое, если не трагическое, потому что мы сталкивается с тем,
к чему мы готовим молодежь, к чему зовем, какова ее перспектива. Значит, писать
будет тот, кто не может не писать. Не пропадет то, что по-настоящему
талантливо, никуда не денется.
«НЕ ПОКУПАЙТЕ КНИГИ ГРАФОМАНОВ!»
— Не думаете ли, что отмена всяческой цензуры,
помимо логичного прироста хороших книг, способствовала выплеску массы
низкопробной графомании? Может быть, не стоило отказываться хоть от какого-то
регулирования?
— Об этом часто говорят, но трудно установить цензуру, потому что каждый будет
по-своему это понимать. Ну, допустим, была бы цензура, которая запрещала бы
неординарную лексику. И то это было бы неправильно. Иногда, когда ругаются —
как порой на улице люди — через каждое слово идет матерное, — это
нехорошо. Но когда герой хочет выразиться очень «сильно» и когда это в его
образе… иногда это не является криминалом и уместно.
— Но графомании всяко больше, нежели матерщины (тем более,
графоманы нередко избирают высокий штиль — или откровенную заумь — и другого не
признают)…
— Эти мысли наталкивают на то, что наше общество все больше коммерциализируется
— становится коммерческим, и многие издательства выпускают только то, что
приносит им деньги… Им совершенно все равно…
— Но совсем другое дело в провинции: иной автор имеет пять тысяч рублей и
выпускает сборник…
— Ну почему в провинции только? Везде… Не покупайте
такие книги. Протестуйте.
— Они и не продаются нигде… Они просто лежат на полках библиотеки.
— Ну и черт с ними, пусть лежат. (Пауза.) Надо что-то менять в жизни общества.
Потому что многие талантливые вещи лежат по столам. Видимо, пока мы можем
заниматься только маленькими делами, например: настоять, чтобы какая-то хорошая
книжка вышла, потребовать помощи общественности, государственных инстанций…
— Поэт Игорь Козлов сказал, что в советское время было интереснее выпускать
книги, было некое подобие игры: «дадут выпустить — не дадут выпустить». А
сейчас интерес пропал: есть деньги, выпускай что хочешь.
— Я давно убедилась, что любая мусорная литература не портит ничего — их (этих
книг) не будет просто. Существуют только подлинные вещи. Изданы они или не
изданы. И должен собираться клан поэтов, который относится к своей профессии
очень ответственно, так же как женщина относится к рождению ребенка: перестает
употреблять алкогольные напитки, не курит, дышит свежим воздухом, ест яблоки… Надо помнить, что это не просто дар на тебе, с рождением
дар. Кем? Господом Богом или родителями или еще кем-нибудь… Не
знаю. Но это большая гражданская ответственность, ибо поэт не может замыкаться
только на том, вскочил прыщик у него на одном месте или нет. Он обязательно
будет говорить о человечестве, о стране.
ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ПОЭЗИЯ ВЫИГРЫВАЕТ ИСКРЕННОСТЬЮ
— Давайте поговорим о провинциальной поэзии. Что за
зверь такой, поэт «глубинки»?
— Я сама поэт глубинки. И однажды написала книжку, которая называлась: «Там,
где ты». От строчек: «Жизнь там, где ты…» Нам всегда кажется, что жизнь там,
где нас нет. Однажды меня подписал на Блока провинциальный молодой человек,
журналист Володя Плешаков. Он жил в казахском городе Петропавловске. У него
была замечательная библиотека, и он для меня даже кое-что новое открыл. Вот пример того, что в провинции можно жить на столичной уровне.
А в столице можно прозябать и быть провинциалом по души устройству.
Провинциальная поэзия выигрывает искренностью, честностью. Они (авторы из
провинции) не сильно рассчитывают на широкую публикацию, поэтому более смело
касаются тем, которых в столице иногда боятся.
— Не думаете, что стихи порой специально делают, чтобы их напечатали?
— Может быть, и так. Но настоящее поэтическое ухо различит, что написано для
напечатания, а что — от души. И это тоже тонкость, связанная с тем, что при
советской власти во внимание не всегда принимался талант. Критерий-то таланта —
совсем не идеология, не деньги. Я, например, проводила мастер-класс с детками
из Центрального административного округа. Самой талантливой среди них оказалась
двенадцатилетняя девочка, которая написала такие стихи: «Наш солдат в своем
мундире, будто в собственной квартире». Все засмеялись и поняли — это талант!
— Вы — постоянный ведущий мастер-классов и, уверен, отлично знаете, с чего
начинать молодому поэту и каких учителей (сколько у нас дутых авторитетов!) выбирать!
— По моему убеждению, каждый пишет не потому, что есть квалифицированные
учителя или литература. Я была девочкой и писала стихи — жила тогда в Германии.
У нас был драмкружок, и руководитель драмкружка — уже не помню его имени —
сказал: «Детка, ты будешь поэтом». Он чувствовал во мне что-то такое, что ни к
театру не имело отношения, ни к чему подобному. Поэтому не надо бояться. «Затеряться страха нет, как незаметная песчинка в глубинке города
починка села разъезды верст и лет». Надо жить там, где живешь, хотя на
каком-то этапе, это иногда может быть больно и трудно, надо все-таки… Поэты из
провинции побеждать приходили в Москву.
— И, захотев стать поэтом, нужно…
— Писать, писать и писать. Посылать, показывать свои стихи — не бояться. Если
есть какое-то литобъединение — ходить на него. Пусть тебя ругают — это полезно!
У меня одна книжка вышла с собственным предисловием, которое начиналось с того,
что: «Мне повезло. Меня ругали хорошие и талантливые люди». Ругали. И вообще на
меня когда-то очень большое впечатление произвели стихи Рильке о том, что не
надо бояться того, что сильнее тебя. «Он ждет, чтоб Высшее начало его все чаще
побеждало, чтобы расти ему в ответ». Надо иметь смелость и мужество сказать,
что я не умею, я не могу, я не тяну…
СОЮЗ ПИСАТЕЛЕЙ МОСКВЫ
— Вы возглавляете Союз писателей Москвы. Поделитесь
историей организации?
— Она была создана в 1991 году как демократический союз, который поддержал
новую демократическую Россию и Ельцина. Евгений Евтушенко после ГКЧП на
короткое время возглавил СП СССР. При нем был создан Союз писателей Москвы
(председатель Ю. Черниченко, первый секретарь В. Савельев). К сожалению, те,
кто поддерживал ГКЧП, очень правильно сориентировались и захапали
все имущество. А нас три года назад (беседа происходила весной 2007 года — В. К.)
Михалков вообще выгнал на улицу — с нами не считаются. По статусу мы являемся
региональной организацией, хотя по именам и по всему — организацией
федерального значения и даже международного. Но наши власти то ли не знают об
этом, то ли не хотят знать. Лужков нам по настоящему
не помогает. Хотя странно, ибо он как бы единственный мэр, у которого есть своя
организация — Союз писателей Москвы. Но, тем не менее, мы как-то живем. Но как
мы живем? Я занимаюсь десять лет попрошайничеством:
что-то дает московское правительство, иногда префектура. Вот недавно мы по
факсу получили указ, подписанный Фрадковым о том, что на творческие организации
выделяется 30 миллионов рублей. На все, кроме нашей.
— Какие «именами» гордитесь?
— Вознесенским, Ахмадулиной, Рощиным, Поповым, Курчаткиным.
Покойными Володей Корниловым и Жигулиным…
— Анна Гедымин тоже ведь состоит в вашем Союзе?
— Да все нормальные люди в нашей организации, она как была, так и осталась
демократической. У нас разрешается вступать в любую партию, в любой союз — кроме террористических и… (пауза) экстремальных. Поэтому мы
живем нормальной жизнью, но, в принципе, мы единомышленники, потому что
придерживаемся курса того, что Россия вступила на путь демократии. Сейчас
начинают кричать о монархии или о том, что Путина на третий срок. В конце
концов, это дело самого Путина, решать на какой срок он останется или нет. Но
мы — за соблюдение конституции и за то, чтобы она была не только на бумаге, а
чтобы ее в жизни осуществлять. Допустим, когда разгоняют марш инакомыслящих — я к инакомыслящим не принадлежу, я за
сотрудничество с государством — считаю, что это нарушение конституции и вообще
— демократические свободы надо защищать. Не надо просто радоваться, что мы
живем в стране, где есть эти свободы. На самом деле они не всегда доступны и
служат нам, а только числятся на бумаге.
— И в этой свободной стране сложно ли поэту издать книгу?
— Вот меня в прошлом году издало «Эксмо», и когда я к
ним пришла впервые, они говорили, бери, мол, пример с Донцовой,
с того, с этого. Я ответила: «Давайте, я буду сама собой». А потом мне говорят:
«Странно, вы не коммерческий поэт, но книжки почему-то покупают». Вот и надо,
чтобы книги были такие, чтобы они заинтересовали читателя. Надо искать к этому
все пути.
ПОЭЗИЯ НИКУДА НЕ ДЕЛАСЬ, НЕ ДЕНЕТСЯ, И НИЧЕГО С НЕЙ НЕ СДЕЛАЕШЬ
— Каковы перспективы поэзии в России и в мире на
Ваш взгляд?
— Как сказал великий поэт, «существует и ни в зуб ногой». Никуда она не делась,
не денется, и ничего с ней не сделаешь. Сейчас или потом, немедленно или через
время. Поэзия нужна человеку. Человек не может жить, только создавая машины,
добывая уголь… Человек живое существо. Влюбляется он, любит что-то… У него есть душа. Хотя никто точно не знает, что это
такое, но эта душа требует еще и того, что питает эмоции и указывает человеку
возможность осознать, как он должен жить, как он живет. Простить себя или
осудить. Это необходимая опора в жизни. И никуда она не денется. Перспективы
поэзии таковы: что сейчас делает наша властная структура? Они говорят о
культуре. Они словно забыли о том, что Россия всегда славилась своей
замечательной литературой и музыкой. Литературы как будто и нет сейчас. Никто
не думает о живущих писателях и о том, как поставить их на службу Отечеству,
дать им такую возможность. Мы как будто раньше времени прогнаны на пенсию и
вообще, так сказать, на тот свет убраны. Статуса нет у литературы настоящей
сейчас.
— А всплеск популярности верлибров — где их место в русской поэзии?
— Я пытаюсь читать такие стихи. Я не вижу в них для себя несостоятельности, но
считаю, что в русской поэзии верлибр-то не очень привился. Изредка пишем
верлибры и мы, но очень редко, потому что есть условия: русский язык богат на
рифму. Но вообще я терпеть не могу некоторых молодых поэтов, которые занимаются
версификацией: отожмешь — ничего нет. Нет мыслей, нет чувства. Вот они по
салонам разбредаются, читают стихи: кто круче, кто лучше. Какая от этого
польза?
— Сомнительная. Но завершать на этой ноте интервью не хотелось бы. Жду Ваших
пожеланий — для людей пишущих и читающих!
— Поэтам, как братьям и сестрам, желаю такого состояния души, что рождает
стихи. Но помните, что не всегда так бывает. Иногда напишешь стихи и, кажется,
что ты что-то такое замечательное сделал. Прочитаешь и потом подумаешь: «Да…
Видно, я заблудился… Это все-таки не так уж и
прекрасно». Но отчаиваться не надо.
А читателям желаю поменьше смотреть бездарных телевизионных передач, приучить
себя хотя бы одну передачу в день смотреть по каналу «Культура» — он
познавателен. Это работа, но это нужно. И постараться поменьше читать
бульварного чтива — все эти детективы, женские
любовные романы. Можно, конечно, когда едешь в метро или на работу в автобусе.
Главное — не отучить себя от настоящего искусства, от настоящей культуры.
— А в стихах?
— В стихах? Хорошо. Прочитаю стихотворение «Секрет успеха».
Секрет успеха: лишнего не брать
В стремлении к достатку слишком смелом.
В чужие игры не играть,
Не врать
И не своим не заниматься делом.
Примечания:
1. Интервью состоялось в мае 2007 года. К
сожалению, отредактировать и заверить его Римма Фёдоровна не успела — в течение
года запланированные встречи постоянно срывались. Выверил беседу летом 2008
года Кирилл Ковальджи — за что я ему выражаю
искреннюю признательность.
2. «Зеркало 2». Кимры: ОАО «Тверская областная типография». Кимрский филиал,
2006. Третья книжка серии «В зеркале» (Тверь: «Марина», 2008) была отмечена Анной Кузнецовой в знаменитой рубрике
«Ни дня без книги» («Знамя», № 10, 2009).
Беседу вел Владимир КОРКУНОВ