Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2013
Галина Илюхина.
«Птичий февраль»
СПб.: «Любавич», 2012
Любая поэтическая книга — попытка создать мозаику, где кусочками смальты
служат отдельные стихи. Каждый кусочек выплавляется отдельно и, на первый
взгляд, ни цветом, ни конфигурацией не похож на
соседний. Но поэт упорно вглядывается в оттенки и нюансы формы, желая создать
целостную картину, вылепить структуру, и ему, как ни странно, порой это
удается.
Книга петербургского поэта Галины Илюхиной «Птичий
февраль» в структурном плане представляется безусловной удачей. Похоже, что при
составлении этого сборника автор попытался распределить стихи так, чтобы
осмыслить жизнь в разных измерениях, посмотреть на нее с различных ракурсов.
Первый раздел под названием «Покуда помнятся детали» —
это взгляд вокруг, попытка увидеть и лирически воплотить предметный, вещный,
реальный мир, который нас окружает или окружал когда-то. Вначале читатель
погружается в детство лирической героини, а далее проходит вместе с ней через
юность и молодость к нынешнему опыту вполне сложившейся личности.
Я знаю, это так: я родилась в любви.
Я родилась в любви, но выросла — от боли.
И как мостов ни жги, как письмена не рви,
Я помню наизусть все явки и пароли.
Автор действительно помнит «явки и пароли», умея извлекать из чулана памяти хаос воспоминаний и превращать его в гармонию стиха. В этом разделе мир во многом объективирован, отделен от поэта, который в каком-то смысле наблюдатель или путешественник во времени. А вот стихи из второго раздела под названием «Майоликовый ангел» — это по преимуществу взгляд в себя. Здесь предметом рассмотрения становится внутренний мир лирической героини, пресловутые «потемки души», заглядывать в которые приходится каждому. Время и место (в отличие от лирики из первого раздела) тут опознаются с трудом, но эта неточность оправдана. Не столь важно, когда и где сжимается душа, когда она мучается от любви, тоски или бесприютности в этом не лучшем из миров.
Нитью зубной намоталась бессонница —
Мойра опять нетрезва.
Все-то не вяжется, все-то не сходится…
Ухает где-то сова.
Часть текстов из этого раздела — посвящения ушедшим людям, что вполне естественно. Каждый уход близкого или хорошо знакомого человека порождает душевную боль и желание если не вернуть утраченное, то хотя бы зафиксировать в стихе момент печального переживания.
Тихий ангел по снегу крылом прошуршал,
Ртом обветренным лунку во льду продышал,
«Вот и все, — прошептал, — Аллилуйя»
И лицо уколол поцелуем.
Третий раздел — это взгляд в небо, поэтому и название такое — «Вертикальное небо». Подобный ракурс вовсе не означает преобладание «райских» или «божественных» мотивов в стихах, автор погружает читателя, скорее, в темный и скорбный мир, нежели в радужный и светлый. Просто этот взгляд выводит нас за пределы обыденности, того привычного и узнаваемого мира, в котором нам удобно жить. Иначе говоря, здесь поэтически воплощен мистический опыт, запечатлены в стихе прорывы на другую сторону бытия, которые, опять же, происходят у каждого человека.
Ну, и куда ты? Опять в этот черный лаз:
вытянешь шею — и норовишь за край
долго смотреть в темноту, где таким из нас
ветер в лицо и трескучий вороний грай
Такой принцип организации сборника, на наш взгляд, является выигрышным, он создает объем, давая возможность отразить духовный мир личности в полноте, в том числе — иронически. Серьезная тональность большинства стихов вполне уживается с иронией, которая присутствует в произведениях из всех трех разделов, тем самым снижая пафос и освобождая книгу от излишней серьезности.
Все сокровенное подавлено,
а свыше больше не дано.
Архангелы с синдромом дауна
играют нами в домино:
кто плачется на долю тяжкую
(мол, обещали дать нам днесь) —
того об стол — фигак костяшкою!
— и вышел весь.
Но разговор о творчестве этого автора лишь с точки зрения структурности был
бы крайне неполным. После чтения стихов Галины Илюхиной
начинаешь понимать, что ресурсы традиционного русского стиха далеко еще не
исчерпаны. Силлабо-тонический стих не хоронил только ленивый, однако он
существует, и никуда от этого не денешься. Залог жизнеспособности этого стиха,
как представляется, кроется в особенностях личности автора, а также в том,
насколько мастерски уникальный личностный опыт воплощается в конкретных
произведениях.
У Галины Илюхиной, слава богу, есть, что воплощать.
Конечно, в поэзии крайне важно, как написано, но не менее важен вопрос: что
предлагает нам автор? Отсюда изобилие в современной поэзии общепоэтических
образов или (другая крайность) — формальных «кунштюков» и неоправданного
эпатажа. Что в одном случае говорит о мировоззренческой незрелости автора,
которому пока нечего сказать urbi et
orbi, в другом — свидетельствует о лукавстве,
поскольку читателя намеренно бьют по голове кувалдой, выплескивая на страницы
не личностный опыт, а обсценную лексику или заумь,
демонстрируя тем самым неуважение к читателю.
Книга «Птичий февраль» в этом отношении — приятное исключение. Здесь любое
стихотворение обеспечено подлинным переживанием, реальным опытом души. Да, это
по преимуществу печальный опыт, но кто сказал, что лирика должна веселить и
развлекать? Настоящая литература вообще не рассчитана на то, чтобы доставлять
удовольствие в буквальном смысле, тут задача несколько иная. Мрак и печаль
(вечные спутники нашего бытия) преображаются в форму той или иной степени
совершенства, и в таком виде — преодолеваются, и мы примиряемся с темной
стороной жизни, получая от поэзии заряд экзистенциальной стойкости.
И вот здесь очень важно — как. Для настоящей поэзии мало искренности, требуется
пережитое отлить в совершенную форму, и если это не получается, не получаются и
стихи. У Галины Илюхиной стихи получаются, к
формальному воплощению она крайне требовательна и никаких ляпов себе не
позволяет. У этого автора с версификационным
мастерством вообще все в порядке, если судить по стилизациям в одном из
разделов первой книги поэта («Пешеходная зона», СПб, 2006). Там поэт легко,
можно сказать, играючи стилизует поэтические манеры известных питерских
стихотворцев. Однако в свою новую книгу Галина Илюхина
помещать «упражнения в мастерстве» не стала. Один из секретов ее поэтики —
максимальное сближение опыта сердца и поэтической формы. Этот автор не поет с
чужого голоса, он согласен говорить только от себя лично, своим голосом,
находясь не в рабстве у традиции, а в творческом диалоге с ней.
У ноябрьской тучи снегом набит живот,
В небе Илья колет к зиме дрова.
Неотвратимо печально идет на взлет
неспящая бабочка Мертвая голова
Осенние грозы редкость для сих широт —
вестимо, лютой, зубастой нам ждать зимы.
Мертвая голова открывает мохнатый рот
И тонко кричит, сворачивая умы.
В этом стихотворении под названием «Снежная гроза» вроде чудится что-то
знакомое, узнаваемое (на то и традиция), и в то же время понимаешь: образы тут
совершенно не заемные, они сугубо личные, авторские, рожденные талантом именно
этого поэта.
Что важно: автор не жеманничает, не стилизуется под «высокие» мотивы
Серебряного века (что типично, вообще-то, для питерской поэзии), избегает
высокопарностей, свободно впуская в стих жаргонизмы и сниженную лексику. Но при
этом очень хорошо чувствует границу, за которой начинается брань и пошлость.
нынче мраморный шарик
луны
закатился в багровую лунку
все земляне по фрейду и юнгу
нехорошей болезнью больны
мир впадает в языческий транс
поднимается облако серы
помолчим господа офицеры
декаданс господа декаданс
Книга «Птичий февраль» представляет собой оригинальный и очень интересный поэтический сборник. Мир предметный и узнаваемый соседствует здесь с зыбким миром интуиций и прозрений, серьезность перебивается иронией, а временной отрезок, который пытается осмыслить автор, включает не одно десятилетие. Это третья по счету и наиболее зрелая книга поэта Галины Илюхиной. Стихи из книги «Птичий февраль», без сомнения, порадуют поклонников поэта и позволят обрести ему много новых читателей.
Владимир ШПАКОВ