Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 1, 2013
Перекличка поэтов
Борис ХЕРСОНСКИЙ
ГОРОДСКИЕ БЛЮЗЫ
Блюз воскресного дня
Преступника тянет на место преступления, это да.
Странно то, что жертву тоже тянет туда.
Призрак призраку не принесет вреда.
Потому что жертва убита, а преступник казнен,
жертва была глупа, и преступник не слишком умен.
Ни палач, ни судебный медик уже не помнят имен.
И что было шляться тебе по ночам, бэби, сидела бы дома в тепле,
не изошла бы криком, а я бы не задохся в петле.
Не варили бы нас черти, бэби, в одном чугунном котле.
Ты подумай, парень, лучше, истошно визжа,
умереть среди ночи от тупого ножа,
чем старухой от рака, в зловонной койке лежа или лежа.
Но и ты бы где-то, парень, заживо замертво сгнил,
исколол бы вены, зубы сточил, остатки ума пропил,
да тебе и раньше, парень, был свет не мил.
Ты хорошо сделал, парень, что быстро зарезал меня,
а петля, если подумать — такая фигня!
Лучше споем дуэтом, парень, блюз воскресного дня.
Канава-стрит-блюз
Спуск к портовой таможне, над ним три моста.
Каждый вечер тут гуляют полста
блядей и их сутенеров — такие это места.
Это Канава, привет тебе, паренек!
Ходи наверху, ходи по мосту поперек,
не ходи вниз и вдоль,
там живет король,
Король с Канавы, твоя головная боль.
И что он задумал сегодня — тебе, сосунку, невдомек.
Пусть вдоль и вниз идут военные моряки,
мускулистые урки, похотливые старики,
девки, у которых никто не попросит руки.
Ни руки, ни сердца — руки блудливы, а сердца нет.
Ноги и то, что между, где клином сошелся свет
для маменькиного подростка-сыночка, который гулять
пошел вниз и вдоль по канаве, чтобы увидеть блядь,
настоящую сучку, не пожалей десятку, потрать.
На десятке красной с красным Лениным — от стыда,
есть знак водяной, но где же сама вода?
Плещется рядом, хороши портовые города!
Идут две шалавы, одна что-то поет.
Идет Король Канавы, под ноги себе плюет.
Вор в законе стоит на балконе, бандит,
сверху вниз бандит на тебя глядит.
Погуляй, мамин подросток, нагуляй аппетит.
Погуляй, но лучше — поперек или наискосок.
Все равно — смерть навсегда, молодость — на часок.
Все понарошку — по ножу стекает томатный сок.
Блюз черного кота
постсоветский блюз какой нибудь чиж и К
мотивчик завезенный с отдаленного материка
хучи кучи мен черный кот из мешка
прости меня мама я живу в тесноте
пою хрен знает о чем все больше о наркоте
черный кот из мешка я спою об этом коте
прости меня мама голова тяжела пусто в груди
прости меня мама молчи душу не береди
не хочешь меня еще кого-то роди
прости меня мама ходи с большим животом
прости меня мама ты беременна черным котом
рожай его подумай что делать потом
подайся в турцию мама чего-то там привези
купи продай копи сухарик грызи
поделись с черным котом меня не грузи
подайся в турцию продай утюг купи пахлаву
рахат-лукум ешь сама я так проживу
посижу в подвале побренчу покурю траву
посижу в подвале на коленях пригрею кота
мы с ним из того же теста из огромного живота
не тот этот город мама и полночь не та
я дерьмо хучи кучи мен кто еще ты знаешь сама
съезди в турцию мама там теплее зима
не допросишься снега мама выживешь из ума
это блюз о черном коте девяностых годов
он для тебя мама и для черных котов
пусть все подохнут завтра я еще не готов
Иоган-Себастьян блюз
Студентка консерватории — ее квартира
как раз над моей — играет что-то из хорошо темперированного клавира,
мучает Иоганна Себастьяна Баха, моего кумира.
Я бы поставил ей «три», бэби, но это только
при условии строгого воздержания от исполнения Баха без толку.
Взял бы кто-то скорее замуж музыкальную телку.
На пианино тогда лежала бы кружевная салфетка.
С Барби и Кеном играла бы в секс трехлетняя детка.
Как сказал бы Набоков, вырастет — будет нимфетка.
Бюст Бетховена перемазан — шоколадом его накормила
кучерявая девочка, бэби, мечта педофила,
но Бетховен не съел, лучше вымыл бы рот, хотя бы без мыла.
Изредка дочка слушала бы монотонные гаммы
в исполнении учеников располневшей, угрюмой мамы.
Звуки бы вылетали во двор из отворенной рамы.
Жизнь наладилась бы, скорее в общем, чем в целом.
Старуха из «Пиковой дамы» пела бы,по ТВ вся в призрачном белом.
Короче, каждый бы в мире своим занимался делом.
Потому, что каждый, кто делает, всегда достигнет успеха,
особенно если делает монотонно, без спеха.
Подвывает снизу ротвейлер, привязан к стволу ореха.
Блюз заключенного времени
заключенное время ходит кругами по воде или по пню
повезет так по орбите на этом меню
исчерпано вкладыш для памяти сохраню
невелик список выбора нет и цена одна
цифры сливаются надпись едва видна
чаша у губ ангельский хор как цыганский поет пей-до-дна
главное что на волю не выбраться и покой
близко как локоть а не укусишь и не достать рукой
старая страшная сказка по дорожке стучит клюкой
что это нам читали на грядущий ночной кошмар
осип тебе про горячий из ребячьих пупков отвар
а голосок-то тонкий будто пищит комар
седина в бороде на ребре вращается бес
и какой там лесоповал если лес до небес
если душа имеет массу а совесть имеет вес
не говоря о цвете чаще черным черна
душу дробит что комья земли борона
жизнь прорастает из мертвого разложившегося зерна
Блюз ЖД-путей
Они толкутся вдоль железнодорожных путей,
тащат баулы, тянут за ручку слабоумных детей,
рожденных эпохой — при минимальном участии взрослых людей.
Водянистые глазки, белесая челка, неровный ряд
зубов, бессмысленная улыбка, рассеянный взгляд,
серо-коричневый мешковатый нелепый наряд.
Поезда замедляют движение, выпускают пар,
вдоль перрона носят пельмени, иной съедобный товар,
или плюшевые игрушки — страшней, чем ночной кошмар.
Кто знает, куда мы едем мимо всей немоты,
что мелькает в окнах, березки, потом кусты,
снова березки, сосны — и так до наступления темноты.
Редко-редко мелькнет деревушка, церковные купола,
станционный памятник Ленину, гипсовые тела
неизвестных солдат или Родины, что людям жить не дала.
Зато бронзином наведены имена на белой доске,
зато грибов навалом в местном леске,
тут всегда найдется место тебе и твоей тоске.
Но мы проезжаем мимо, куда это мы собрались,
неужели туда, откуда мы все взялись,
в глубоководное облако, в подземельную высь.
Борис Херсонский — поэт, переводчик, эссеист. Родился в 1950 году в Черновцах. Окончил Одесский медицинский институт. Автор пятнадцати книг стихов и переводов. Лауреат ряда премий, в том числе премии им. Иосифа Бродского (2008), специальной премии «Московский счет» (2007), премии Antologia (2008). Стихи переведены на английский, немецкий, французский и итальянский языки.