Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 4, 2012
Рецензии
Валерий Прокошин. «Ворованный воздух». — М., Арт Хаус медиа, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2012
Три года назад, 17 февраля 2009 года, не стало Валерия Прокошина (1959-2009) — одного из самых интересных и самобытных современных поэтов. В начале XXI века Валерий Прокошин вышел на прямую «Между Пушкиным и Бродским» — так называлась книга его стихов, выпущенная в питерском издательстве «Геликон Плюс» в 2006 году и получившая едва ли не самый широкий резонанс среди прижизненных публикаций Валерия.
К сожалению, эта прямая оказалась и финишной чертой для поэта.
После смерти Валерия Прокошина его друзья развили масштабную деятельность по изданию богатого наследия поэта (привлекая для этого все возможности — спонсорскую помощь, собственные средства). Примеры такого активного и плодотворного сотрудничества в текущем литпроцессе, к сожалению, единичны. Конечно, актуальнее издавать и позиционировать поэта, пока он жив. Но — то ли потому, что поэт в России больше, чем поэт, то ли по другой какой метафизической причине, — в нашей стране сильнее «любят» мертвых поэтов. Живущим государство и общество меньше помогают, да и признают их талант со всяческими оговорками… Впрочем, в случае с Валерием Прокошиным не то, чтобы литературное сообщество «возлюбило» ушедшего — скорее, интерес к персоне и творчеству Прокошина, возникший, увы, на излете земного существования последнего, продолжается после его кончины. Нельзя не отметить, что чаще всего стихи Валерия Прокошина публиковались в журнале «Дети Ра» (http://magazines.russ.ru/authors/p/prokoshin/ ), и эта традиция не пресеклась с уходом автора. Не оставались в стороне и другие «толстяки». Отрадно, что сейчас имя Валерия Прокошина не умолкает.
На третью годовщину ухода Валерия Прокошина — 20 февраля 2012 года — в Литературном салоне Андрея Коровина в «Булгаковском доме» состоялся вечер памяти и представление новых книг поэта. За эти три года выпущено пять книг Валерия Прокошина. «Крайний» (надеюсь, далеко не последний!) на сегодня в этом ряду — сборник стихов «Ворованный воздух» с предисловием Андрея Коровина.
Это — последняя книга стихов Валерия Прокошина, составленная им самим, подчеркивается в аннотации к книге. Правку в рукопись он вносил незадолго до смерти. Таким образом, правомерно рассматривать этот сборник, как личный «месседж» поэта тем, кто оставался жить. Мощное авторское начало звучит и в названии книги: словосочетание «ворованный воздух», ассоциирующееся с известными словами О. Мандельштама, употреблено самим Прокошиным в другом смысле — прямом, буквальном, исповедальном. Он писал: «После посещения онкологического центра каждый глоток воздуха стал казаться ворованным». Практически дословно эта фраза перенесена в эпиграф «опорного» стихотворного цикла «Ворованный воздух», определяющего и облик, и посыл книги с таким же заглавием: «после онкологического центра каждый глоток воздуха похож на воровство». Вот так — без прописных букв, без художественных излишеств… Какая вычурность возможна перед шестистишием о том, как человек готовится попрощаться с жизнью тела и перейти в вечную жизнь души (с которой ведь спросят за все!..)?
«1.
вот те Бог, он сказал и кивнул то ли вверх, то ли просто вбок
вот порог, он добавил, ступай. И я шагнул за порог
я дышал ворованным воздухом — и надышаться не мог
я не мог говорить — я боялся, что мимо спешащий Бог
попрекнет ворованным воздухом, взятым как будто в долг
что ему все эти тексты, фразы, слова или даже слог
(с большой буквы тут написано лишь одно слово —
самое важное… — Е. С.)
2.
И не надо меня утешать на краю
Этой пропасти с русскою рожью.
Никого не спасут — все мы будем в раю
Вспоминать всю библейскую жизнь как свою,
Как свою, а не Божью.
3.
Сад вишневый, сад больничный, сад осенний
По-библейски замыкает ближний круг.
Вот и бродишь в нем почти умалишенный
С продолжением истории простой:
Сад больничный, сад осенний, сад вишневый —
Гефсиманский, год две тысячи шестой.
4.
Итак: девятисил, ромашка и фиалка —
Все выпито до дна из Чаши «Общепит».
Душа летит на свет. И ничего не жалко —
Душа на свет летит…
5.
Мне холодно, мама. Январь
Безумствует, всеми забытый, —
Сжигает земной календарь
Недавно прошедших событий.
6.
нагрешил, говорит, не глядя, мол, все заповеди нарушил
даже те, говорит, которые и писать было западло
свет, горевший внутри стекла, обжигает теперь снаружи
нагрешил, говорит, и баста, собирай, мол, свои манатки
и ступай, типа, по этапу отправляйся, куда скажу
и идут эти трое следом, наступая почти на пятки
свет, горевший внутри меня, льется сваркою по этажу».
Получается, что перед читателем лежит очень печальная книга — хроника уходящих земных дней человека, знающего свой диагноз, представляющего свою (увы, краткосрочную) перспективу и спешащего сказать то, что еще осталось несказанным…
В год перед смертью Валерий Прокошин стихов уже практически не писал. Но как бросается в глаза, что суровый цикл «Ворованный воздух» завершается — светом!..
Вся книга «Ворованный воздух» полна света, льющегося из рая. Ошибиться невозможно: поэт несколько раз «указывает» на рай прекрасными стихами, афористичными фразами:
«Рай похож на гигантский пломбир:
Сколько света кругом, сколько снега!»
«Сегодня мне с утра из Боровска звонили:
Там тоже все в снегу, как в детстве, как в раю».
«Мы как первые птицы, которых забыли в раю,
Так и будем лежать в наготе — воробей к воробью».
«Жизнь течет, перетекает через край,
Ощущение, что где-то рядом рай,
Только ты его пока не открывай».
Рай в стихах Валерия Прокошина — неизменно мирный и уютный, как какой-нибудь бабушкин дворик. Да и каким может быть Божий сад, если и грешная земля для поэта — отнюдь не юдоль скорби:
«…И я сквозь горечь лет не раз заглядывал за грань
Своей любви, когда спеши за тридевять земель —
В Нахичевань, Назрань, Тайвань… в любую глухомань.
Но всюду Бог. Он до сих пор качает колыбель».
Уверенность в том, что Бог «качает колыбель», кажется удивительной — не только смертельно больной человек, но и вполне здоровый чаще позволяет себе «критиковать» этот мир — а заодно и Того, кто его создал столь несовершенным. Такой «сварливой» интонации по отношению к Богу поэт Валерий Прокошин не позволял себе никогда. Это удивляет, а, скорее, восхищает — уже не в литературном, а в человеческом плане.
Закономерно, что, принимая сей мир с априорной благодарностью, автор принимает спокойно и чуть ли не благостно и уход из него. Для Прокошина и за последней чертой нет ничего страшного:
«…Ну и что ж,
Что течет за городом речка Стикс,
Но за речкой Стикс колосится рожь».
Неимоверная сила духа без малейшего надрыва и показухи — редкость для современного поэта (как и почтительная и ровная вера в Бога, практически ушедшая из нашей ментальности; но это слишком глубокая тема, чтобы касаться ее походя). Итак, прощаясь с миром сим и готовясь увидеть мир вечный, Валерий Прокошин не испытывает боли и страха. Если и испытывает, то очень хорошо скрывает. Но это вряд ли. Стихи слишком искренние — как дыхание. Дыханием не лгут. Свои «болячки» поэт Прокошин не имеет ни малейшего желания выставлять на всеобщее обозрение, чтобы давить на жалость и пить жизненные силы из окружающих. Он, наоборот, с нами еще силой духа поделится!..
Единственное произведение в книге «Ворованный воздух», в котором автора переполняет боль, — это поэма «Выпускной-77». Поэма построена как пересказ сна, в котором сначала является первая учительница, объединяющая в своем образе Любовь и Смерть, а потом — ее ученики. Практически никого из них уже нет в живых. Рефреном звучит реквием: «Спился и умер». Большинство биографий укладывается в одну-две строчки:
«Колька Сажин — спился и умер в 37.
Геша Спинин — чемпион области по лыжам на короткие дистанции
спился и то ли выпал то ли выбросился из окна
Оксана Мартынова — хохотушка и сплетница
в 28 лет была зарезана пьяным любовником
прямо на крыльце больницы
в которой она сделала очередной аборт
…………………………………………
потерянное поколение
из которого почти никто не выжил
кроме меня
но я не хочу просыпаться».
Боль испытывает поэт не за себя, а за «потерянное поколение», что дает право считать «Выпускной-77» произведением в жанре критического реализма. Правда, назойливая «социальная проблематика» этой поэмы — не единственный художественный уровень ее содержания. Не исключено, что — в контексте этого сборника стихов — она предстает как приговор жизни без Бога, резко и страшно отличающейся от жизни с Богом (даже — в Боге). Эта тема затрагивалась Валерием Прокошиным и прежде: например, в известном цикле стихов «Русское кладбище», бичующим Советский Союз как территорию торжества сатанинской (не побоимся этого слова) «морали».
Еще об одной особенности стихов последних годов жизни Валерия Прокошина не могу не сказать. Тот, кто знаком с его творчеством в динамике, безусловно, помнит, что более ранние стихи Валерия по стилистике и концепции были близки русскому почвенничеству: традиционное ритмически-рифмованное построение, образы, сложные и вместе с тем ясные, частые апелляции к христианскому самосознанию, обилие «пейзажной» лирики. В книге «Ворованный воздух» поэт начинает играть с литературой в традициях постмодернизма. Это неожиданно — однако хорошо: например, у Прокошина появился диптих «артхаус», объединяющий реинкарнацию Мандельштама в Мао Дзедуна и «рифмующий» американского кинорежиссера Гаса Ван Сента с Винсентом Ван Гогом. А триптих «Степь» обращается напрямую к творчеству «русских казахских» поэтов Ербола Жумагулова и Бахыта Кенжеева, а также совсем уже «классическим» образцам:
«У Ербола во взгляде испанская грусть…».
Кроме того, третья часть «Степи» прозрачно намекает на новые поэтические интересы Валерия Прокошина:
«Я пишу из прошлого в стиле стэп:
Это степь, любимая, в стиле стеб».
Длинное стихотворение «Мы играли, мы играли…» посвящено не кому иному, как Иосифу Бродскому, являясь, по сути, обновленным перифразом его «Представления». В нем проблескивают «шуточки» с фразами Бродского:
«А в России, между прочим,
Секса нет. Мы просто дрочим…».
Не говоря уж о цикле, замыкающем книгу: «Сказки СССР в mp3». В нем девять сказок, и каждая чуть ли не издевается над героями популярных сказок, помещая их в советскую, мрачно-абсурдную действительность — Сивкой-Буркой, Дюймовочкой, Снегурочкой, Чебурашкой, etc. — и одним культовым для русской литературы персонажем — Акакием Акакиевичем.
«И открылись стальные двери и выпал бубновый век
Козырным тузом. За спиной, как всегда, шумели…
Акакий Акакиевич — маленький человек,
Но он встал в полный рост и вышел из гоголевской шинели».
Уверена, что, если бы не… Валерий Прокошин перешел бы к литературным экспериментам, и они были бы содержательными, интересными и завораживающими, так как тонкое и точное чувство слова — основа таких упражнений — ему не изменяло никогда.
И, хотя сам поэт задал читателям стоическое, безгневное отношение к своему уходу, призывая не страшиться и не скорбеть, все-таки я горюю. Очень жаль того, что Валерий Прокошин не написал!.. Но «не говори с тоской — их нет, но с благодарностию — были».
Стихи его есть. Это уже навсегда.
Елена САФРОНОВА