Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2012
Рецензии
Александр Файн, «Среди людей». — М., «Вест-Консалтинг», 2012
Русская жизнь — это богатейшее месторождение сюжетов. Ни с чем не сравнить. Копать — не перекопать. Но что делать писателю с этими залежами человеческих судеб? Он вправе выплавить из них всевозможные философские обобщения. На поверхности лежит трагедия существования. В наших краях она усилена до предела жестоким абсурдом советской утопии, дальнейшим постсоветским бредом.
В книге Александра Файна осмысление ужасов превращается в формулу случайного выживания. Герои мрут как мухи. Их даже нет времени пожалеть. Остается только, если выжил, оглянуться в конце собственной жизни и вспомнить. Так делает автор. Героев хоронят кое-как, прикрыв ветками, или вообще не хоронят. Жизнь становится синонимом войны. Если выжил — тебе повезло, ты увернулся от закономерности мук и смерти. Нечто подобное есть в романах Андрея Платонова. Такое же внешнее безразличие к бесчисленным потерям именно потому, что они бесчисленны.
В этих условиях написать книгу о человечности людей невозможно. Но автор берется за это безнадежное дело. И доводит его до конца. В этом смелость и суть этой книги. Если бы автор был наивным человеком с ослабленной памятью или же выполнял команду какой-нибудь надчеловеческой идеологии — результат был бы плачевным. Он бы никого не убедил в своих доводах. Но он начинает свое повествование не от внешних условий существования, а от внутренних возможностей человека, и тогда черно-белое полотно ужасов наполняется разнообразными красками. Возникают сначала тени. Они движутся. За ними интересно следить. Затем возникает свет.
Свет в книге излучают, прежде всего, женщины. Они — теплые и телесные — оказываются хранительницами огня. Даже в безумных условиях сталинского лагеря некоторые из них поднимаются до звания литературных героинь. История отношений начлага и заключенной, тридцатилетней красавицы, особенно впечатляет своей беспристрастной, непридуманной человечностью. Красавица, оказавшись в похотливой власти начальника, взвешивает каждое слово, каждый жест, чтобы сохранить себе жизнь, защищать свое достоинство. Лагерный сленг, которым она владеет в совершенстве (вместе с автором книги!), дает ей возможность мгновенно самоопределиться и выстоять, отказавшись от доносительства. Она не рыбка, готовая к опасным авантюрам, не жалкая просительница, не «пипка», которую гонят подмываться над ведром — она растлительница зла. Прекрасный момент! Начлаг оттаивает, как мамонт. Из этой мертвой души народного садиста и расстрельщика, в конце концов, рождается человек. Лучше ли он булгаковского Шарикова? Не уверен. Достоин ли он спасения? Этот вопрос не во власти людей. Но то, что любовь убедительно справилась с этой гнидой, — однозначный успех автора.
Мужчины в книге нередко выезжают на любви. А что им еще остается? Их деятельность, какой бы она ни была, бездарна, она привела их на Колыму в ролях палачей или жертв всесоюзного ада. Они взаимозаменяемые в этих ролях, хотя среди доходяг мы с сочувствием угадываем и тени великих ученых. Как зародился кромешный ад? Ведь каждый в отдельности изначально не был подлецом. Ведь они вышли из той России, где было много бед, но не было этого бесчеловечного безумия. Вчитываясь в книгу, понимаешь, что стены ада сложены из рабского страха. Мы с ним до сих пор не справились…
Мне нравится, как искусно запутываются мужчины этой книги в своих проблемах. Из милых московских мальчиков они вырастают в мужчин с кулаками — они обожают бокс, бокс — одна из главных тем книги, бокс — их защита и нападение. Вместе с боксом возникают тема удовольствий, мир девочек, пар московских бань, веселое пространство водки и анекдотов, любовь к погонам и чинам — жизнь катится по рельсам. Вдруг крушение! Предательство, тюрьма, лагерь, расстрел. Страх съел мужчину — нам не хватило исторической дистанции — от крепостного права до революции — преодолеть страх и не пустить его во власть. Раздавленный страхом и ужасом наказания, мужчина тянется уже не к девочкам, а к единственной любимой и любящей женщине, ошибается в своих чувствах, и все равно ползет к настоящей любви. Даже если эта любовь уже лежит на кладбище.
Блуждая среди людей, человек оправдывается только любовью, и только любовь дает ему силы быть или хотя бы казаться человеком. В основе книги Александра Файна — надежда на любовь. Ею же пропитан язык книги. Описания еврейских семейств, московских улиц, скромных жилищ, женских нарядов, знание оперного пения, картин барбизонцев, запахи еды, наконец, встреча с великим блатным языком лагерников — все это рождается из любви к жизни, любви стойкой, последовательной, от отрочества до седин. Да, смерть для многих героев книги оказалась сильнее жизни, мы получили то, что заслужили, никто, кроме нас, не виноват в наших бедах, но, осмысляя советский погром людей и ценностей, автор — спасибо ему! — по-старомодному не сдается: он оправдывает любящего человека.
Виктор ЕРОФЕЕВ