Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2012
Литобоз
Ведущий — Владимир Коркунов
Переводы румынских поэтов, выполненные Кириллом Ковальджи — одна из интереснейших (одновременно и — важных) публикаций июньского «Зинзивера» (№ 6 / 2012). Мариус Келару, Никита Данилов, Отилия Циганаш – малоизвестные для русского читателя (даже профессионала!) имена. Вклад Ковальджи – не только миссионерский; переводами верлибров румынских поэтов он показывает иную ветвь поэтического развития, приобщая русского читателя к европейской (в данном случае, румынской) культуре стиха. Проблема-то очерчена самим Ковальджи в статье «Истекаю клюквенным соком…» («НГ Ex libris» от 14 июня 2012 года): «С недавних пор как по команде в мировой поэзии большинство поэтов перестали писать стихи и даже все дальше стали отходить от верлибров, которые держались на скрытом ритме, строгом выборе слов и свойствах того или иного языка. Глобализация? Стало очевидно, что перейдена некая качественная граница: родилась и размножается новая форма сочинительства – тексты. Тексты уверенно завоевывают литературное пространство. Экспансия или агрессия?».
Кирилл Ковальджи утверждает, что любое явление имеет право на жизнь, для этого требуется разве что подтверждение – текстами, мыслями, предметом искусства, в конце концов. И приводит пугающий своей аморфностью список примеров – «текстов», бессмысленных и беспощадных. С этим-то как бороться?
Борьба Кирилла Ковальджи не только в статье («Километрами стали рождаться тексты, в которых ни одна мысль не может быть выражена нормально, ни одно чувство, ни одна метафора не может быть смысловой, ни один образ – естественным. Главное – изобретать, изобретать, изобретать. <…> Может, стихи как таковые исчерпали себя и настало время текстов. Прогресс, дескать, неизбежен. Хорошо бы, если так. Но кроме поэтов имеются читатели, а они почему-то тексты “не едят”»). Переводы – как пример осмысления, вообще – как пример! Не суть важно верлибры перед нами или «тексты», стихи или проза. Ключевое – есть предмет искусства или нет, есть диалог с читателем или отсутствует. При всей общности даже это – диаметрально разные понятия.
Возвращаясь к авторам, представленным в «Зинзивере», позволю себе процитировать текст (верлибр? стихотворение?) Мариуса Келару «Село, но я уеду», невольно отбрасывающее нас в прошлое, обращающее к рассказам Шукшина. Все – похоже, зримо, ощутимо, но сказано иначе, так, что процитировать можно слово в слово – как стихотворение, а не абстрактно-сюжетно – как прозу, в том числе и шукшинскую:
На околице села ютится дом
разворошенный отсутствиями/ по нему хлещут дожди
вдавливая его в землю
все глубже/ с каждым взмахом
каждой журавлиной стаи
но я уеду
сельский сумасшедший окликает меня птицами
с каждым шагом перед ним открывается бездна
из которой он вырывается цепляясь взглядом за меня
но я уеду
матушка сторожит в воротах
вбирая в себя дыхание дома
на стрехе которого повис детский смех
самозабвенно ждущий чтобы детство прошло
прошагав по хребтам травы
но я уеду
груди девушек лежащих навзничь
в траве пахнущей любовью и тайной
зажигают горизонт/ пока уловлю
из глубин
как слеза гаснет/ готовая улететь
с первым журавлем
но я уеду
пребывает село извечно вровень с временем
секущим человечьи плечи, стекающие
шаг за шагом
по лезвию лопаты
в пахучий погост
утрамбованный ступнями моих дорогих
моих дорогих
но я уеду
В июльском «Зинзивере» (№ 7 / 2012) стихи Джулии Демидовой:
Ветры Крыма невиданно прежде сильны,
и острее, чем раньше, напомнил прибой
голубые глаза с одной стороны
и карие — с другой.
Только двух — невзначай — я так скорбно храню
в глубине остывающей тверди грудной:
голубые глаза, подобные дню,
и орехово карий над-ялтинский зной
— от двоих и единственных. Терном Пути
неслучайно-отчаянно вяжет судьба,
чтоб потом всеми силами не развести —
поцелуем холодным касается лба.
И сверкают, как знак — невзначай — сатаны
с поворота на путь удивительный мой
голубые глаза с одной стороны
и карие — с другой.
Поэзия – интеллектуальная, несколько аристократическая, но, одновременно с этим, ухоженная, аккуратная, даже строгая. Сказывается и филологическое образование, и эстетствующая отстраненность – отнюдь не попытка заигрывания с читателем, напротив – высказывание, не рассчитанное на широкие массы, несколько дневниковое — вещь в себе. Но этим и привлекающее внимание. Как-то («НГ Ex libris» от 10 ноября 2012 года) я писал о поэзии Джулии: «Увлекающаяся языками и тяготеющая к англоязычному культурному пространству, Джулия насыщает строчки словами и образами, органически близкими как западу, так и востоку (то есть – нам). В них прорывается то едва скрываемая страсть (но это страсть – созерцателя): “И теперь я влюбляюсь в твой голос,/ в твой безумно упрямый, остывший, застывший,/ оставляющий вечность пьянящей, проколотой вишней”. То милая филологическая игра (где важнее звучание, а не суть): “Суров остывающий кофе./ Тосклив сиротеющий дом./ Труды Пирогова и Грёфе/ пылятся под старым столом./ И цепкие призраки страха/ уже поселились в углах –/ они не из строк Диффенбаха,/ и не виноват – Диффенбах…” А то проскользнет лирическое обращение, например, к Марине Цветаевой, словно приглашающее в диалог, обреченный стать монологом. “Потому что до срока – ни в омут/ не броситься и ни руки веревки – ведь знаешь – не тронут,/ ни вздохом последним в губах замереть/ не выйдет. О Небо, о звездная медь/ оков моих! Долго ль по свету?.. – не раз/ растерзана намертво. На каждой из папертей – Вас/ вспоминать. Нет, Тебя – тебя, бедуина,/ тебя, чернозрячая, тебя, и тебя лишь, Марина”». Публикация в «Зинзивере» — в высшей степени демократичный поступок – редко, когда журналы обращают внимания на стихи/прозу дебютантов «толстожурнального пространства», пусть и вполне достойных публикации.
Любопытны миниатюры Евгения Степанова из серии «Издательские будни». Полагаю, они давно заслуживают быть изданными отдельной книги – столько юмора, парадоксов и жизни, самой настоящей жизни, ситуаций вложено в них, что порой не верится в их правдивость. Но это так.
Жизнь, как известно, дарит множество открытий. Простеньких, но со вкусом. Увы, подавляющее большинство удивительных встреч проходят мимо нас – максимум, поделимся по свежей памяти приятелю (-льнице). Евгений Степанов вот уже много лет ведет дневник, в котором, помимо личных впечатлений, стихов или комментариев к общественной и политической жизни, находится место и для заметок-открытий, заметок-парадоксов, заметок-сутуаций. Например, вот таких:
Звонок в издательство:
— Здравствуйте, это вас из Петербурга беспокоят. У вас есть в продаже книга про Ивана Елагина?
— Нет.
— Точно нет?
— Нет.
— А где она может быть?
— Не знаю.
— Может быть, все же знаете?
— Попробуйте позвонить в Лавку Литературного института!
— А если и там нет?
— Ничем не могу вам помочь. Я эту книгу не выпускал, у меня ее нет.
— А вы знаете, мне очень нужно. У меня начальник любит стихи Ивана Елагина. Попросил найти.
— Послушайте, идите вы знаете, куда?!
— Куда-куда? Вы меня послали в жопу?
— Я этого не говорил.
— Но ведь вы так подумали…
— Нет.
— Все равно вы трамвайный хам, у нас в Петербурге так хамить не принято!
— Извините. Я больше не буду.
— Извиняю. А где же мне найти книгу про Ивана Елагина?