Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2012
Ольга Булычева. Симво лично. Тверь: Научная книга, 2011
Этот мир существует, то ли сливаясь с дуновением, то ли обращаясь в наваждение, в наговор, в изнанку слова. Здесь весна — не только время года, но и «вес сна», собранная «из обычных поодиночке и таких прекрасных в сочетании» звуков. Автор — Ольга Булычева. И первая книга стихов — «Симво лично».
«Симво лично» — это и «символично», и «лично», и… Впрочем, к чему говорить о том, что на поверхности, важно понять: поэтическое пространство Булычевой зиждется на созвучиях, смыслах и подсмыслах; оно свободно, вольно-воздушно, но ветер гуляет не в пустотах, в основе основ — человеческая душа и ее познание.
Невозможно сказать, скольким поэтическим адресатам посвящены строки стихотворений. Полагаю, что многим. Поэт черпает образы из окружающих людей, чувствует их и переносит на бумагу. Познание человеческой души невозможно без сравнения, чужой опыт мертв до тех пор, пока художник сам не оживит его.
При этом каждый из адресатов обладает исключительными, подчас «волшебными» свойствами, уникальными деталями. В стихотворении «кофеиновая кома» волшебство появляется в самом конце. Что-то происходит в «кухонной приторной лжи». Вот только что? Остывающий кофе, вопреки стараниям филологов, все-таки «он». И остывающий кофе, не так давно грозившийся убежать, становится (или это только кажется?) одушевленным — «Он тоже почти убежал. / Но я его остановила». Остранение (созидательное!) происходит и в других текстах: «my май / Мой немой май. Одуревший от холода дождь. / Рваные колкости неприходящего лета» и т. д.
Плюсом сборника (а при ином взгляде — минусом) можно считать ранние стихи Булычевой. Первый раздел называется честно: «Детский лепет». Так и есть. Скованность мысли и несвобода слова, этакая косноязычность из-за невозможности выйти за рамки силлабо-тонических догм. Цитировать — бессмысленно, этапообразующие стихи пишет каждый. Впрочем, тем заметнее творческий рост. Наиболее зрелые разделы: «НЕОЛЮБВИ», «YUME WO» и «ЛЮБ OFF», особенно два последних.
Намного больше ассоциаций и аллюзий, чем в «кофеиновой коме», кроется в стихотворении «гретхен». Сюжет — переложение известной детской сказки, только дети — Ганс и Гретхен — повзрослели. Это страшно — быть взрослыми детьми и понимать, что отец за ними не вернется (не мачеха же, в самом деле!), а путь домой по хлебным крошкам приведет к пряничному домику… И все. В этой точке сюжет видоизменяется, словно поэт пробует смоделировать иную ситуацию или же, на основе сюжета о предательстве, обмане, «расставании» — рассказать другую историю, в которой Ганс и Гретхен не более чем манекены, скрывающие видимых только автору героев, попавших в аналогичную ситуацию.
И рушится мир, обнажая изнанку, и взрослые, погибшие на духовном уровне (предательство?) дети заставляют забыть о сказке, в которой по какой-то несуразной случайности случился хэппи-энд: «Ночь опустится раньше, чем кончатся все сигареты / И прошепчет тебе, улыбнувшись ущербной луной: / Здравствуй, маленький Ганс, я твоя беспробудная Гретхен… / Слышишь, маленький Ганс? Я твоя некрасивая Гретхен… / Тише, маленький Ганс… Я твоя бестелесная Гретхен / С ампутированной душой».
* * *
В последнем разделе книги — «YOITE» — стихи свободной формы, но ею еще необходимо овладеть. Это тоже в какой-то мере этапообразующий момент, открытие новых ориентиров и горизонтов. И здесь Ольга Булычева остается верна себе: познание себя (и окружающих) выходит на новый уровень, лирический мир — взрослеет.
Освоив силлабо-тоническое пространство, Булычева приступила к освоению нового поэтического поля. Путей там — море разливанное: «Когда не хватает слов, / Остаются / Троезапяточия». Это всего лишь один из них.
Владимир КОРКУНОВ