Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2011
Рецензии
Анна Голубкова, «Адище города». Стихи / «Акт», Собрание актуальных текстов. СПб — М., 2010.
Стихи Анны Голубковой…
Однажды в «Зинзивере» (№ 3 — 4, 2009) несколько слов о них уже было сказано, — по поводу сборника «Глобальное потепление» (М.: «Проект Абзац», 2009). Рецензент оказался достаточно суров, но хочется процитировать: «Умный, тонкий прозаик, Анна Голубкова гораздо менее интересна в своей поэтической ипостаси. Некоторая избыточность ее верлибров приводит к тому, что постоянно хочется что-нибудь да сократить. Там — слово, там — несколько строк или целую лессу. А пока несокращенная А. Г. пытается, и небезуспешно, привлечь к себе внимание этакой наигранной агрессивностью, доходящей до каннибализма. Так недалеко и до дешевой популярности!.. К счастью, среди этой слэмовой поэзии попадаются и действительно прекрасные тексты, где верлибр проявляет свою истинную сущность сверхконцентрированной прозы. Их можно публиковать в любой приличной антологии…».
Предсказание прекрасно сбылось: практически сразу после этой заметки вышла в свет посвященная Виктору Кривулину антология «Актуальная поэзия на Пушкинской — 10» (Киев: «Птах», 2009), где Голубкова представлена достаточно солидной подборкой. Недавно появилась и «Антология одного стихотворения: Перекрестное опыление» (СПб.: ВВМ, 2011). Надо отметить, что стихи, понравившиеся рецензенту «Зинзивера», были и тут, и там. А теперь, наконец-то, есть и первая книга стихов Анны Голубковой.
Она хороша — книга, конечно же, книга, не автор! — несмотря на простейшую полиграфию. Просто оформлял ее петербургский график Валерий Андреевич Мишин. И оформил-то просто: два десятка почти одинаковых фотографий, в разной степени …модификации, деформации, искажений. На каждой: кассовое окошко с надписью «FOREX». Быть может, здесь такая игра слов: «оставь надежду». И даже не слишком странно выглядит на этом фоне название, пока не щелкает в памяти, откуда оно: «Адище города».
Цитата не просто звенит, как камертон, она узнается! Автор сознательно вписывает себя в контекст. Что там у нас? — 1913… Год, с результатами которого принято сравнивать сегодняшние экономические достижения. А поэтические? Не слишком ли тяжелую ношу взвалила себе на плечо девочка из Твери?.. Тогда уж давайте проверим, будем держать заглавный текст у себя в голове, со слов:
«Адище города окна разбили
на крохотные, сосущие светами адки»
И до:
«…скомкав фонарей одеяла —
ночь излюбилась, похабна и пьяна,
а за солнцами улиц где-то ковыляла
никому не нужная, дряблая луна».
Как рядом с этим, хрестоматийным, читаются стихи Голубковой? Или текст Маяковского как-то инкорпорирован? — решать владельцу маленькой бесплатной книжки. В конце концов, почему бы поэту начала XXI-го века не быть с юным Владимиром Владимировичем на дружеской ноге…
Моему любимому читателю — параноическому постмодернисту — бросаю лакомые кусочки: стихотворение Маяковского, как и полагается древней корейской хянга, идет по космической вертикали, снизу — вверх. Внизу — бдище городов, Хель (hellcity названа эта книга на портале «Полутона»!), оно разветвляется маленькими адкбми. Автомобили «вздымаются», вверх — после кровавого жертвоприношения — взметаются зрачки трамвая, еще выше небоскребы, далее — нижнее небо, в нем аэроплан. Наверху луна, т. е. зеркало богини любви. Перед нами классическое древо мира, Иггдрасиль, по которому поднимается и спускается — вслед за вытекшим глазом солнца и аэропланом упавшим — поэт-шаман.
Что ж, если принять предложенную Голубковой игру, то надо признать, что свою задачу она успешно выполнила. Перед нами книга о человеке, который безуспешно пытается стать шаманом, неполучив инициацию в лоне традиции.
Первый раздел — Хель. Здесь он назван «Moskau». Это помнят все ровесники автора, у группы «Чингиз-хан» была такая песенка: «Moskau, Moskau / Wirf die Glдser an die Wand…». Если пытаться перевести дальше, то оказывается, что Москва стоит на подвалах, полных водки и черной икры… Там героиня с наслаждением совершает харакири:
«…по сто тридцать второй схеме
чтобы кровь залила каждую пачку
чтобы выпавшие кишки перемешались с деньгами
последним судорожным движеньем
обнять эту кучу
и сдохнуть»
И с телесным «низом» все, как положено, есть и кладбище, и блевотина.
Второй раздел называется «стихи сочиненные по дороге к офису». Там пластиковое спокойствие, девушки, похожие на глубоководных рыб, героиня просыпается только в последнем стихотворении, нечаянно. Ну ладно, и таков бывает путь шамана.
В третьем — «невротическое» — перед нами осознание никчемности бытия:
«не хочу жить в москве
не уверена что хочу жить в петербурге
не уверена что вообще хочу жить
впрочем we can have the beautiful death at any time
и потому отсрочка не имеет значения»
Обращение к образам предков в разделе «стихи для покойной бабушки» не помогает, ведь инициация так и не произошла:
«достает меня старушка из-за гроба
приходит по ночам головой качает и смеется
говорит — ты неправильная анна голубкова
жизнь твоя на редкость бестолкова
никогда ничего не умела делать
надо было в детстве слушать старших»
Бессмысленна подростковая восторженность «почти о любви», не дают выхода витальные страсти в разделах «насилие и секс», «тактильно и вербально», бесполезен накал воспоминаний «слегка сентиментального» и «архео-логии текста». Нельзя взлететь даже на крыльях любви «итальянского цикла». С таким трудом найденное место силы отторгает автора:
«очень хочется взлететь человеку
попавшему внутрь этого собора
эти колонны поют
эти своды играют музыку
и ты сам начинаешь тихо напевать
…
…
и потому если мы с тобой
когда-нибудь попадем в Болонью
то ни за что не пойдем в базилику св. Петрония»
А когда добираешься до последней части, то понимаешь, что «стихи о тяжелой жизни непопулярных поэтов» — это неумолимая правда, которую Голубкова написала о самой себе:
«а лет через пятьдесят ваши книжки
точно так же станет
перебирать и брезгливо отбрасывать
случайно зашедшая
в провинциальный букинист
глупая
высокомерная
девица»
Итог закономерен, в последнем стихотворении книги лирическая героиня несет в себе только свой собственный смертельный невроз… Полет не удался.
«я иду по улице и слышу
мерное тиканье часового механизма
внутри меня бомба
теплая стальная машинка
стучит в такт моему сердцу
я опасна для окружающих
но они этого не знают»
Впрочем, лично мне интересно совсем другое. Рецензент «Зинзивера», упомянутый выше, назвал Анну Голубкову умным, тонким прозаиком. Но я такого прозаика не знаю! Уверена, и вы не знаете. А история достаточно проста. Владимир Маяковский и Анна Голубкова схожи лишь в одном — их реальные фамилии невероятно похожи на псевдонимы. И вот, в годы торжества фирмы «МММ», пришлось появиться на свет прозаику по имени Анна Сапегина. Только так ее мы и знали. Под своей настоящей фамилией наш автор выступал лишь в качестве филолога, специалиста по творчеству Василия Васильевича Розанова. Потом, через годы, мы узнали поэта Анну Голубкову, и она полностью совпадала с нарратором, лирическим героем прозы Анны Сапегиной. Ее стихи и вошли в антологии.
А сравнительно недавно появилась (еще почти не прослеживалась в сборнике «Глобальное потепление»!) …ну, как это было в переводе великого английского поэта великим русским переводчиком? — «трещинка в лютне». Да нет, просто появился третий авторский персонаж: любительница и последовательница Нугатова — с обсценной лексикой, специфическими ритмами, сиюминутными темами. Причем поэт «Анна Голубкова» и сейчас продолжает писать лирику, порой сильную.
Вот в том-то и беда распадающейся на куски книги «Адище города». Цельность ей придает только видеоряд да совсем уж рудиментарная, почти случайная структура. Ну почему бы реальной Анне Голубковой не взять еще один псевдоним?!
Сравните сами: № 1
поколение сидящих по своим углам
открывающих утром глаза для того
чтобы зевнуть и с презрением отвернуться
от этого прекрасного благостно устроенного мира
поколение уныло бредущих на работу
считающих минуты до конца рабочего дня
поколение бессмысленно сидящих в кафе
разглядывающих проходящую мимо толпу
поколение не читающих газет
включающих телевизор без звука
не верящих в хорошие новости
поколение вместо отче наш шепчущих мама-анархия
последнее советское поколение
бывшие пионеры и комсомольцы
захлебнувшиеся свободой девяностых
обманутые добренькой родиной
выброшенные на обочину истории
мое поколение ждет революции
которая взорвет ко всем чертям
ваш уютный теплый целлулоидный глянцевый правильный красивый
высоконравственный непередаваемо гнусный мир
и станцует на обломках
ирландскую джигу
вальс-бостон
краковяк
польку-бабочку
аргентинское танго
самбу сертаки фламенко
и множество других удивительных зажигательных танцев
или № 2
напиши мне настоящее письмо
на бумаге в клеточку
вырванной из тетради
напиши синей толстой ручкой
у которой подтекает стержень
пусть буквы будут округлыми
чуть-чуть размашистыми
с трогательными хвостиками
и завитушками
напиши мне такое письмо
чтобы я его долго читала
читала и смеялась
вытирала выступившие слезы
чтобы я почти рыдала от смеха
и дойдя до конца страницы
выпустила бы бумагу из пальцев
и она бы спланировала на пол
похожая на белую клетчатую птицу
с синими пятнышками
на крыльях
напиши мне такое письмо…
Вот, а вот тут-то меня поймут знатоки и любители творчества Анны Сапегиной. Второе стихотворение принадлежит перу лирической героини ее повести «Постмодернистская любовь». Первое — одной из героинь книги рассказов «Типа о любви». А пока нам придется читать «Адище города».
Алена ВАСИЛЬКОВА