Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2010
Обсуждаем книгу
Андрей Коровин. «Пролитое солнце»
ПОЭЗИЯ КАК МУЗЫКА
Андрей Коровин в первую очередь лирик. Можно, конечно, выделять в его текстах философствования, отмечать религиозные мотивы или даже угадывать политические нотки, но, мне кажется, это занятие совершенно бесцельное и бессмысленное. Поскольку здесь мы имеем дело с лириком в чистом, незамутненном, диониссийском смысле-виде. Ну, вот как пример:
в темное небо столицы гляжу
темное пиво отчизны глушу
темное прошлое снится
Господи как тут не спиться
в этой пустой суете городской
помнишь ли что-то из веры морской
звездные видишь ли знаки
что сторожат зодиаки
в небе откроешь иные врата
видишь — вселенная эта не та
встретимся Господи в чайной
как бы случайно
случайно
О чем, скажите мне, это стихотворение? О Родине, о Боге, о галактике, или, быть может, тут зашифрован некий глубинно-философский трактат? Боюсь, что ни то, ни другое, ни пятое, ни десятое. Это не вполне обычная, не каждому понятная, но именно лирика, корни которой нужно искать в личности, в мироощущении, а то и в подсознании автора. Разгадывать ее символику, препарировать каждую строку на предмет смысла и логической завершенности не стоит. Эти тексты следует чувствовать, пропускать через себя, пробовать проникнуться настроениями автора, слушать мелодию строк.
Что же ты наделала, милая душа?
Разрубила дерево. Как теперь дышать?
Не сиделось пташеньке на моем суку.
Улетела за море. Вот и все. Ку-ку.
Жили мы за пазухой, у кого — не знам.
Звезды были ласковы, как собаки, к нам.
Ворковала, горлица, выключала свет.
Были бы мы счастливы.
Только счастья — нет.
А это о чем? Понятно, что вроде бы о любви. Но в то же время кажется, что и не о любви вовсе, но об отношениях, так и не ставших любовью. Или же о предчувствии таких отношений, когда поэт, забегая вперед, программирует себя на неудачу в делах сердечных, не столько печалясь о конечном результате, сколько упиваясь им. Иными словами, каждый увидит здесь то, что захочет, что ему ближе в данный конкретный момент.
Но сколько бы мы ни ходили вокруг да около, сколько бы ни вращались по своим орбитам, а ответа на затруднительные и спорные вопросы всегда будем искать у главного арбитра и непререкаемого авторитета — у Солнца русской поэзии. Широко известно мнение Пушкина о том, что поэзия должна быть глуповатой. Если проанализировать стихи Коровина последних лет, вошедших в настоящую книгу, то следует признать, что большая их часть именно такова. Глуповатых, разумеется, в хорошем смысле: непосредственных, наивных, как детские рисунки, в которых главное — самовыражение. Автор думает в первую очередь о своих чувствах, мало заботясь о том, правильно ли его поймут и оценят по прочтении. Причем, происходит это у Коровина совершенно органично, в отличие от расплодившихся в последние годы псевдомодернистов, сознательно дебилизирующих свои тексты в расчете на то, что рядовой читатель ничего не поймет, но критиковать не посмеет, а интеллектуал, дабы не выглядеть профаном, начнет искать в хаотичном наборе слов смыслы, которых там нет и в помине.
Трудно сказать почему, но поэзия Коровина всегда ассоциировалась у меня с музыкой. В фантастическом романе Алексея Толстого «Аэлита» есть фрагмент, в котором говорится о поющей книге. Герой романа, оказавшись на Марсе, обнаруживает странную книгу, пробегает глазами по цветным треугольникам, кругам и квадратам и вдруг улавливает мелодию. Вот и я при чтении стихов Коровина нередко испытывал схожие ощущения. Особенно часто мне вспоминалось «Море» Клода Дебюсси. Может быть, потому, что у Коровина так много стихов о Крыме, и ассоциации вполне логичны? Не знаю. Но автор ведь и сам признается, что в его жизни музыка занимает одно из главных мест:
Дудочка моя, дуда,
песенка-моя-жизнь.
Радость твоя — повсюду.
Слушай ее. Держись.
Дудочка по мановению поэта может стать и новым Ковчегом:
И пока не закончилась эта love
и не стала водой земля,
из подручных мыслей, как Крысолов,
строю дудочку корабля.
По Коровину, поют даже рыбы:
Ты знаешь, а рыбы умеют петь
на утреннем сквозняке.
Рыбачья лодка бросает сеть
и слушает вдалеке.
Ну и как завершающий аккорд:
Бог души моей видимо органист
он играет все ночи кряду
И неслучайно же, что предыдущая книга Коровина называлась «Поющее дерево». Отдельными строками и строфами автор как бы подсказывает нам, по каким критериям нужно судить о его творчестве, на какие моменты обращать внимание. Но при этом, повторюсь, не особенно озабочен тем, как будут восприняты его стихи читателями. Однако и это вполне понятно. Своего читателя Коровин, конечно, имеет. Да и как не иметь его автору вот таких строк:
занеси меня в свой донжуанский список
пусть я буду сотым десятым первым
брошу всех поэток и всех актрисок
лишь тебе одной буду я неверным
не по нашей вере а наудачу
раздают нам женщин в кулечках смеха
а хотелось жить на тарусской даче
повторяя долгое твое эхо
называя разными именами
облака и утро в твоей постели
чтобы только это случилось с нами
чтобы мы опомниться не успели
И что тут еще можно добавить? Да и нужно ли?
Игорь ПАНИН