Рассказы
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2010
Проза
Саша ЛИБУРКИН
ЖЕНИТЬСЯ НА АНГЛИЧАНКЕ
Работать в Израиле
Шел классный час в 9 «б». На нем кроме классного руководителя присутствовала инспектор гороно Альбина Сергеевна. Вызывали по алфавиту и обсуждали поведение и успеваемость каждого ученика. Дошла очередь и до буквы «л».
— Саша Либуркин, — обратился ко мне классный руководитель Иван Владимирович, — у тебя четыре двойки! Тебе не стыдно? Алгебра, геометрия, физика, химия! Поведение — неудовлетворительное… И ты еще мечтаешь о поступлении! Да с такими оценками тебя только в дворники возьмут! Метла и лопата — вот что ждет тебя!
— Позвольте мне сказать, Иван Владимирович, — мягко остановила его Альбина Сергеевна. — Саша, — проникновенно начала она, — а ведь ты не глупый парень! Я вижу у тебя есть четверки по литературе и истории… Подумай сам, мы строим светлое будущее, коммунизм, а при коммунизме тяжелого, ручного труда не будет. Ты даже в дворники не попадешь! В будущем убирать улицы будут машины, и дворники просто исчезнут! Кем же ты станешь, Саша? Что ты тогда будешь делать?
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — строго сказал Иван Владимирович.
— А я уеду в Израиль! — ответил я, улыбаясь…
— Идиот! Сумасшедший! — орал на меня дома отец, отвесив пощечину. — Ты что, хочешь, чтобы нас всех арестовали!? Да? Уволили с работы? И какой такой Израиль? С чего ты это взял? А ты знаешь о том, что в Израиле надо работать?!
— Правильно, Гриша, всыпь ему хорошенько! — подзадоривала отца бабка. — Мы из-за него все в Сибирь попадем! Какой Израиль? Ты может быть не слышал, а есть даже такой стишок, недаром люди сочинили! «Голда Меир, Голда Меир, не зовите нас до вас, не морочите нам эир, нам морочат и без вас!» Ты думаешь, Саша, что там, в Израиле, манна с небес сыпется? Нет! Израиль — это тебе не просто так! Запомни, Саша, в Израиле надо работать!
И вот наступил восемьдесят девятый год. Жить становилось все веселей и тревожней. Уже молдаване собирались в нестройные колонны и, размахивая триколорами, шли на Кишинев, требуя латиницы и свободы. Я и несколько моих знакомых и друзей по вечерам встречались на центральной площади города, под часами, и вели долгие разговоры о преимуществах жизни в Израиле. А вокруг нас расцветали розы, в весеннем воздухе носились ласточки и стрижи, пахло сиренью и жасмином. В один из таких вечеров к нам подошел дядя Моня, работавший грузчиком на мясокомбинате. Лицо его было красным, он был слегка подшофе.
— Что вы тут стоите, евреи? — весело спросил он, поздоровавшись с каждым из нас за руку. — Мечтаете уехать в Израиль? Уезжайте, но помните, — тут он поднял вверх указательный палец, на котором не хватало фаланги, и провозгласил: — Израилю мелкие гешефтеры не нужны! Жить в Израиле — это вам не в Советском Союзе воровать! Там надо работать!
— Зачем ты нас пугаешь, дядя Моня? — улыбнулся мой друг Алик. — Надо будет — поработаем! Было бы за что!
А через несколько дней я встретил своего одноклассника Фиму, который только что вернулся из Израиля. Он ездил туда «на разведку» и пробыл там целых два месяца.
— Фима, — спросил я, волнуясь, — видел ли ты в Израиле лимонные рощи и апельсиновые сады? Можно ли в них гулять, читать стихи и книги, лежать на траве и смотреть в небо?
— Видел я в Израиле и лимонные рощи, и апельсиновые сады, но люди в них редко гуляют и в небо не смотрят, — грустно ответил Фима. Он посмотрел на меня с сочувствием, тяжело вздохнул и сказал — Эх, Саша, в Израиле надо работать!
Вечером я с дочкой гулял вокруг небольшого озера. Мы слушали пение лягушек и кузнечиков и любовались закатом.
— Папа, — неожиданно спросила дочка, — мы что, поедем в Израиль?
— Нет, дочь, — решительно ответил я, — в Израиль мы не поедем. Израиль это очень хорошая, теплая страна, но там надо работать! А поедем мы далеко на север. Там, в устье реки Невы, есть красивый город. В нем живут поэты и художники. Мы тоже будем жить в этом городе, читать хорошие книги и стихи, гулять по набережным рек и каналов, а по вечерам на нашей мансарде мы будем слышать звон колоколов Андреевской церкви.
— Конечно, папа, лучше на север!
Начало пути
— Пойдешь работать на «Сельмаш», станочником, — сказал отец, узнав, что я не прошел по конкурсу в институт. — Чем плохо? Приноровишься — сто восемьдесят будешь зарабатывать! За год подготовишься — и поступишь! Рабочий стаж все равно нужен. А по вечерам на подготовительные курсы будешь ходить. Нормально!
Через неделю, в понедельник, я вышел на работу. Мне выдали спецовку и ботинки, а потом мастер подвел меня к станку.
— Вот, — сказал он торжественно, — это, Саша, твое рабочее место! Токарно-револьверный станок. Хороший станок! Немецкий! По репарациям получен! Работать на нем легко. Я тебе сейчас покажу. Смотри: он на упорах. Крутишь эти три ручки и выполняешь план. А план у тебя четыреста пятьдесят деталей за смену. Ребята на нем и по семьсот давали! — Он ласково погладил станину. — Полюби его, сынок, и он ответит тебе взаимностью!
Но взаимности у меня со станком не получилось. Станок угрожающе гудел, резцы предательски ломались, заготовка, вроде бы надежно закрепленная, срывалась, и, казалось, метила мне прямо в голову, а охлаждающая жидкость с презрением плевала в лицо.
— Сколько? — радостно спросил мастер в конце смены.
— Двести шестьдесят, — уныло ответил я.
— Ну, твою мать, и работничка мне прислали! Убери рабочее место так, чтоб все блестело! Я проверю! Ладно, — сказал он, сплюнув, — посмотрим, что завтра будет!
— С первым рабочим днем тебя, сынок! Ты устал? — весело спросил отец, когда я вернулся домой. — Ужинать будешь?
— Нет, папа, позже.
Я прошел в свою комнату, распахнул дверцы книжного шкафа и достал хранившиеся за разрозненными томами русской и еврейской классики две общие тетради, в которых были записаны мною стихи русских поэтов, и три книги: «Страдания молодого Вертера», «Под сетью» Айрис Мэрдок и «Большой Мольн» Алена Фурнье. Весь вечер и всю ночь, до утра, я читал с упоением любимые книги и стихи, а утром пошел на завод и уволился.
— А почему ты не на работе? — удивился отец на следующий день, увидев меня на кухне. — Ты что, сынок, заболел?
— Нет, папа, я не заболел. Я уволился, — ответил я тихо, наливая себе чай.
— Как уволился? Почему? Ты же только устроился! — взволновался он.
— Я не хочу и не буду работать на заводе. Эта работа не для меня. Налить тебе чаю, папа? — спросил я, пытаясь сохранить спокойствие.
— Налей, сынок… А чем тебе не нравится на заводе? А? — запальчиво сказал он. — Твой дядя Рувим двадцать лет за токарным станком! Шестой разряд! Сложнейшие чертежи читает! Я двадцать пять лет на стройке сварщиком работаю! Балконы варю! А ты, ты какую работу хочешь? О чем ты мечтаешь, сынок? — язвительно спросил он.
— Я хочу читать книги, получать сто рублей и ничего не делать.
— Что? Что? — поперхнулся отец.
— Хочу читать книги, получать сто рублей и ничего не делать, — твердо повторил я.
Жениться на англичанке
Я шел по Невскому, почти ничего не замечая вокруг. Я думал о чем-то своем, несказанно хорошем. Вдруг меня кто-то остановил. Это был поэт-авангардист Семен.
— Идешь — никого не замечаешь… Привет!
— Привет! — обрадовался я. — Извини, задумался!
— Ничего, Саша, бывает. Зайдем в дом актера? Выпьем по сто пятьдесят, возьмем бутербродов, солянки, поговорим…
— А который час?
— Пять.
— Идем!
В ресторане мы сели за стол у окна и сделали заказ.
— А знаешь, Саша, — решительно сказал Семен, продолжая рассматривать меню, — я хочу жениться на англичанке и уехать в Лондон!
— Что случилось, Семен? — удивился я, — тебя отказался печатать знаменитый журнал «Воздух»? Или на твои поэтические вечера приходит меньше десяти человек?
— Какой «Воздух», Саша, о чем ты? — с презрением отозвался Семен. — Меня уже в «Транслите» и «Абзаце» напечатали, в «Детях Ра» вышла моя подборка, а на мои вечера меньше пятнадцати человек никогда не приходило! Три книжки стихов издал! Нет, не в этом дело… Понимаешь, нет всенародного признания, известности, славы… Эх, Саша, одни только глупые Верочки да смазливые Воденниковы блаженствуют на свете!
Мы молча выпили.
— Так вот, — продолжал Семен, закусив бутербродом и принимаясь за солянку, — я и решил, а женюсь-ка я на англичанке, поживу лет десять в Лондоне, а через десять лет, когда мой народ наверняка прозреет и поймет, какого поэта он потерял, я триумфально вернусь в Россию. Как Солженицын!
— Жениться на англичанке — это неплохо, — сказал я, подумав, — но у них там, в Англии, есть один варварский местный обычай. Не знаю, выдержишь ли ты…
— Какой обычай? — спросил Семен, насторожившись.
— Каждый день, ровно в пять часов, когда все порядочные люди, вроде нас с тобой, начинают думать, где бы чего-нибудь выпить и закусить, твоя англичанка тебе, вместо выпивки и закуски предложит чай с молоком и бисквитным печеньем… А откажешься — нанесешь смертельную обиду! Этот обычай у них называется «файф о’клок».
— Чай с молоком! — воскликнул Семен, побледнев. — Какая гадость!
— Еще бы!
— Так что же мне делать? Я так хорошо все придумал…
— Я знаю выход! — взволнованно сказал я и закурил сигарету. — Тебе нужно жениться на англичанке из колоний!
— Постой, Саша, как это — из колоний?
— На австралийке или канадке… — терпеливо объяснил я. — Они веселее и проще, да и дурацких обычаев там уже почти никто не соблюдает. Женишься на прекрасной австралийке и улетишь в Мельбурн, город художников и поэтов. А возвращаться с триумфом будешь через Дальний Восток. Он и к Австралии ближе, и по традиции так положено!
— Саша, а давай еще по сто, — ласково предложил Семен, — как хорошо, что мы встретились!
— Давай! — весело согласился я.
— Послушай, Саша, — снова предложил мне Семен, взглянув на часы, — я приглашен вечером в один дом… Там этих англичанок будет — целый выводок! Пойдем со мной, может ты там тоже с какой-нибудь англичанкой познакомишься!
— Нет, Сема, не пойду я с тобой. Мне русские девушки нравятся!
Мы расплатились и вышли на Невский.
— Сем, а когда ты вернешься с триумфом, ты обо мне не забудешь?
— Честно, Саня, не забуду! Ты будешь рядом со мной!
Саша Либуркин — прозаик. Печатался в журнале «Зинзивер». Живет в Санкт-Петербурге.