Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 7, 2010
Рецензии
Людмила Коль. «У меня в кармане дождь», СПб: Алетейя, 2010.
Плачет Бог, читая на том свете жизнь незамечательных людей.
А. Кушнер
Это роман о невыносимой материнской любви, соперничестве старых и молодых женщин, братстве, вражде и предательстве, жизни в рассеяньи, возвращении к вере предков, грезах о недостижимой земле обетованной, «текущей молоком и медом«, перемене участи… Или — начнем сначала — это роман об обыкновенной жизни заурядных людей: переезд из коммуналки в двухкомнатную хрущевку на московской окраине, рутинная служба, изнурительные повседневные стычки невестки и свекрови, слабовольные мужчины, ведомые немилосерднолюбящими женщинами прямиком в сомнительный семейно-карьерный рай, раскладные диваны, квартирный вопрос, случайные женитьбы, разводы, переезды в новые места обитания…
И то и другое описание одинаково годится для представления романа «Земля от пустыни Син», который занимает большую часть новой книги живущей в Финляндии русской писательницы Людмилы Коль «У меня в кармане дождь». Перед нами — семейная сага, история нескольких поколений московской еврейской семьи.
Новый роман, как и другие, более ранние тексты писательницы, отличает умение запечатлеть быстротекущий поток времени: с подробно и «вкусно» описанным поверхностным сором и ощущаемым присутствием невидимых глазу глубинных течений. Перед нами захватывающая интрига обыкновенной жизни, о которой А. Чехов сказал так: «на сцене люди обедают, пьют чай, а в это время рушатся их судьбы».
Жизнь семьи Левитиных в Москве второй половины прошлого века изображена как бы глазами разных ее представителей: серьезного и сосредоточенного в себе Кости, сначала мальчика, потом юноши, потом успешного мужчины; его матери, эгоцентричной и властной Майи Михайловны, которая одновременно — «барочная натура», стареющая фантазерка; его первой жены, правильной девушки Тани, судьбу которой перекроила перестройка, дав возможность поменять мужа, страну, язык, менталитет; его брата — бестолкового Всеволода Наумыча, только на старости лет вырвавшегося из направляющих женских рук и погрузившегося в чтение Торы. Все они — обычные люди своего времени, как говорилось когда-то: «представители научно-технической интеллигенции», говорящие и думающие на достаточно усредненном языке советского образованного человека, однако при этом в прямом или косвенном монологе каждого есть какой-то речевой сдвиг, который создает ощущение неповторимой, живой интонации, которая узнаваема и в то же время персональна.
Роман начинается вступлением, в котором агент по продаже недвижимости показывает потенциальным покупателям пустую квартиру по адресу «Звездный переулок, 9»: ободранные стены, почерневший потолок, отставшие во многих местах обои, затертый паркет, облупившаяся краска, — печальное запустение покинутого насиженного места, где о былой жизни напоминает только чудом уцелевшее комнатное растение.
Но вопреки элегической интродукции, это не роман о разоренном гнезде или покинутом доме — это роман о жизни, которая продолжается и растекается по новым потокам. В конце романа Костя, похоронивший брата, думает о том, что «Севины дети — православные, его с Таней — «европейцы», — как утверждает его сын Лева. «”Европейцы, — ты так считаешь?” — ”И только так!” Костя чуть усмехается: ”Ну если ты в этом уверен, значит так и есть”. Он выстраивается в левый ряд и нажимает на газ». Автор не оплакивает и не судит, а заинтересованно наблюдает за этим безостановочным движением, течением жизни.
Мне кажется, что такая авторская позиция сохраняется и в повести «Анна для взрослых», которая вместе с названным романом и повестью «Девушка в фате» включена в книгу «У меня в кармане дождь».
Здесь перед нами тоже, в общем-то, обыкновенная история: жизнь не очень счастливой женщины, школьной учительницы — курортный роман, нечаянная беременность, неудачный муж, все время куда-то пропадающий, завистливое соперничество со старшей сестрой, уважительное презрение к родителям, опять же борьба за квартиру. Но это фон, на котором развивается главный сюжет: история материнско-дочерних отношений, напряженный драматизм которых в русской литературе открыли читателю женщины-писательницы (от Н. Дуровой до Л. Петрушевской).
Людмила Коль изображает случай обычный и экстремальный одновременно. Единственная и лелеемая дочь — милое златоголовое чудо, вырастая, превращается во враждебное, чужое, страшное существо. Как в фантастическом фильме «Чужие», мать порождает из своего тела чудовищного монстра. Дочь не ставит мать ни в грош, не работает, пьет, устраивает скандалы и истерики, требует денег; материнские слезы не жалобят ее, а бесят и раздражают: «Не придуривайся! Не выдавливай слезы из себя! Не кривляйся! Ты — ничтожество! — кричит. — Ты ничего в жизни не сумела добиться, ты годишься только для того, чтоб на тебе пахали!» И опять к себе — и дверь со всего размаха. Сучка, дрянь! Я ведь за эти несколько лет износилась, никаких нервов не осталось!»
Повесть, рассказывающая о садомазохистском поединке двух самых близких женщин, кончается реальной дракой: мать обнаруживает у дочери в комнате большую сумму пропавших у нее денег, дочь в бешенстве начинает бить ее ногами, и мать в ответ с неожиданной для себя самой силой, с вожделением бьет и бьет дочь головой о стенку ванны. Эта жуткая сцена написана так, что неясно, происходит ли она в реальности или во сне, или в сердечном припадке: и, может быть, это безумное убийство монстра — на самом деле сцена смерти той, которая его и породила.
Самое интересное в этом тексте то, что он не похож на мой пересказ: душераздирающие кошмары не педалированы, они изображаются не как ужасы, а как будни. Мать с ее мазохистским смирением заезженной лошади вызывает жалость, но одновременно и омерзение, потому что в ее монологе-плаче открываются и многие неутешительные подробности ее собственной жизни: неиссякаемая зависть ко всем, сознание собственной непогрешимости, уничижение паче гордости. В этой повести, в отличие от романа «Земля от пустыни Син», мы видим всю историю только с одной точки зрения. Перволичная форма повествования создает алиби для героини, но интонация, заставляющая иногда вспомнить монологи Иудушки Головлева, предательски его разрушает. Автор и в этом случае не берет на себя роль прокурора, адвоката или судьи, его позиция похожа скорей на позицию одного из присяжных, который сочувствовать может, но должен быть беспристрастен.
В этом смысле третье произведение книги — повесть «Девушка в фате» — кажется мне менее интересной, потому что она гораздо более «выстроена» и однозначна: там есть явный злодей — бизнесмен, обобравший и, возможно даже, убивший свою милую жену, подругу рассказчицы, несомненную жертву. Сильной стороной повести, на мой взгляд, является не детективно-сентиментальная интрига, а снова зорко подмеченные и точно описанные «мелочи жизни»: например, сцена, описывающая «ярмарку тщеславия»: досужие разговоры «подруг», собирающихся на даче успешных «новых средних», которые с постоянством грамофонной пластинки предъявляют друг другу свои жизненные достижения.
Когда я читаю книги Людмилы Коль, я ощущаю себя, как стоящий на берегу реки наблюдатель: течет мутный поток жизни — в основном щепки, веточки, дрянь какая-то, остатки вчерашних пикников, но и листья красивые, кувшинки, рыба в глубине мелькнет, и понимаешь, что там есть эта глубина, невидимые водовороты и течения. И каким бы однообразным не казался этот поток — в него нельзя войти дважды.
Ирина САВКИНА