Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2010
Штудии
Евгений СТЕПАНОВ
ОПЫТ НАДСОЗНАНИЯ
(компаративный обзор футуристической и современной заумной поэзии)
Тема зауми в отечественном и мировом литературоведении проработана достаточно серьезно. И литературоведами ХХ века, и нынешними филологами. Убедительно о зауми писали сами поэты-заумники (Велимир Хлебников, Алексей Кручёных), участники Опояза (прежде всего, В. Б. Шкловский), поэт и исследователь авангарда С. Е. Бирюков, д. ф. н.
Н. А. Богомолов (вспомним его содержательное исследование, посвященное «дыр бул щыл») и многие другие. [1]
Тем не менее, позволим себе краткий обзорный экскурс в историю вопроса.
Заумный язык в поэзии как понятие выдвинули теоретики футуризма (в частности, В. Б. Шкловский, (см., в частности, его работу «О поэзии и заумном языке», в сборнике: Поэтика, П., 1919). Сам термин «Заумь» введен Велимиром Хлебниковым. Активным популяризатором, практиком и теоретиком заумного поэтического языка был Алексей Кручёных.
Поэты-футуристы и ученые Опояза переосмыслили то, что существовало в России веками.
Заумь — это, безусловно, фольклорный жанр, широко известны образцы шаманской заумной поэзии, детские заумные стихи, народные скороговорки и т. д.
Достаточно открыть «Пословицы русского народа: Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и проч.» Владимира Даля, чтобы в этом убедиться. Припевы, скороговорки и т. п. в русском народном песенно-поэтическом творчестве нередко основаны на заумном языке.
Вот, скажем, припевы: «Черви, жлуди, вины, бубны! Шинь, пень — шиварган!»; «Шилды-булды, пачики-чикалды, шивалды-валды, бух-булды!», «Шары, бары, растобары <…>». [2] В настоящее время более распространено — «тары, бары, растобары…» Надо заметить, что этот припев постепенно видоизменился в детскую считалку. [3]
Не менее характерны «далевские» скороговорки:
«Ал лал, бел алмаз, зелен изумруд»; «Хохлатые хохотуши хохотом хохотали: ха-ха ха-ха-ха!». [4]
Как видим, фольклор не только принял заумь в свою основу, но и оказал влияние на лучших поэтов-заумников. Прямая проекция скороговорки «Хохлатые хохотуши» на знаменитое хлебниковское стихотворение «Заклятие смехом» заставляет еще раз вспомнить — реминисценции и аллюзии здесь очевидны! — о том, что любое новаторство зиждется на проверенных временем народных произведениях.
Стоит напомнить, что заумные стихи писали Александр Сумароков, Василий Тредиаковский, Гаврила Державин и другие классики русской литературы ХVIII века.
Лучшие поэты ХIХ века (Александр Пушкин, Михаил Лермонтов, Фёдор Тютчев) оказались равнодушны к зауми, однако интерес к ней проявил ряд ведущих прозаиков столетия. Алексей Кручёных, Велимир Хлебников, Григорий Петников считали, что русские прозаики ХIХ столетия (в частности, Ф. М. Достоевский) использовали в своих произведениях заумный язык, например, когда придумывали фамилии своим героям — Карамазову, Свидригайлову и т. д. [5]
Так что же такое заумь, заумная поэзия? Абсурд, набор звуков и слов, магическое заклинание, словотворчество, создание новых фамилий, имен, неологизмов?
Дефиницию зауми дали множество филологов и поэтов.
Филологи и даже поэты зачастую видят в зауми некую неабсолютную, поливариативную форму коммуникации.
Б. П. Иванюк:
«Заумь — беспредметный язык. Как порождение индивидуального словотворчества, заумный язык характеризуется ослабленной или отсутствующей коммуникативной функцией, экспериментальностью и художественным эзотеризмом». [6]
Алексей Кручёных, Велимир Хлебников, Григорий Петников (если судить по их декларации заумного языка) полагали, что «заумь пробуждает и дает свободу творческой фантазии, не оскорбляя ее ничем конкретным». [7]
Хлебников, надо заметить, в других работах (см. например, его статью «Заумный язык») переосмысливал свои взгляды и приходил к выводу именно о конкретности зауми.
Здесь не обойтись без обильного цитирования.
Велимир Хлебников:
«Заумный язык — значит находящийся за пределами разума. Сравни Зареч<ь>е — место, лежащее за рекой, Задоншина — за Доном. То, что в заклинаниях, заговорах заумный язык господствует и вытесняет разумный, доказывает, что у него особая власть над сознанием, особые права на жизнь наряду с разумным. Но есть путь сделать заумный язык разумным.
Если взять одно слово, допустим, чашка, то мы не знаем, какое значение имеет для целого слова каждый отдельный звук. Но если собрать все слова с первым звуком Ч (чаша, череп, чан, чулок и т. д.), то все остальные звуки друг друга уничтожат, и общее значение, какое есть у этих слов, и будет значением Ч. Сравнивая эти слова на Ч, мы видим, что все они значат «одно тело в оболочке другого»; Ч — значит «оболочка». И таким образом заумный язык перестает быть заумным. Он делается игрой на осознанной нами азбуке — новым искусством, у порога которого мы стоим.
Заумный язык исходит из двух предпосылок:
1. Первая согласная простого слова управляет всем словом — приказывает остальным.
2. Слова, начатые одной и той же согласной, объединяются одним и тем же понятием и как бы летят с разных сторон в одну и ту же точку рассудка.
Если взять слова чаша и чеботы, то обоими словами правит, приказывает звук Ч. Если собрать слова на Ч: чулок, чеботы, черевики, чувяк, чуни, чуп<а>ки, чехол и чаша, чара, чан, челнок, череп, чахотка, чучело, — то видим, что все эти слова встречаются в точке следующего образа. Будет ли это чулок или чаша, в обоих случаях объем одного тела (ноги или воды) пополняет пустоту другого тела, служащего ему поверхностью. Отсюда чара как волшебная оболочка, сковывающая волю очарованного — воду по отношению чары, отсюда чаять, то есть быть чашей для вод будущего. Таким образом Ч есть не только звук,
Ч — есть имя, неделимое тело языка». [8]
Один из основоположников русского футуризма Давид Бурлюк также видел в зауми в известной степени точный и предметный язык, находя в звуках и нелепых (казалось бы) словосочетаниях определенный смысл. Звучание гласных (по мнению Бурлюка) несет определенную семантическую нагрузку.
Он писал:
«Звуки на а широки и просторны,
Звуки на и высоки и проворны,
Звуки на у, как пустая труба,
Звуки на о, как округлость горба,
Звуки на е, как приплюснутость мель,
Гласных семейство смеясь просмотрел». [9]
Находят смысл в фонемах и другие поэты, а также ученые. Профессор В. П. Москвин суммировал знания по этому вопросу:
«Так, [у] традиционно ассоциируется с «унынием, заунывностью» (В. М. Жирмунский), ср.: «Уныша цветы жалобою, и древо съ тугою къ земли преклонилось» (Слово о полку Игореве). Звук [х] «оценивается как плохой, хилый», [ш] — как шероховатый; [л] говорит «о чем-то бледном, голубом, холодном, плавном, легком», [н] — «о чем-то нежном, о снеге, небе, ночи», [м] — «о милом, мягком, о матери, о море», [д] и [т] — «о чем-то душном, тяжком, о тумане, о тьме, о затхлом», в [о] слышится «высокое, глубокое, море, лоно», в [а] — «широта, даль, океан, марево, размах», в [и] — нечто «близкое, низкое, стискивающее» (Евг. Замятин). А Кручёных считает, что «все неприятное русский язык выражает звуком ря»: дрянь, рябой. К. Бальмонт «в русском море, латинском mare, в полинезийском моана» слышит «шум водных громад, размеренный объем великого гула, дымы туманов и великость морского безмолвия». Для некоторых носителей языка «буква ы столь грязная, что словам стыдно начинаться с нее», звук [и] — синий, [е] — зеленый (А. Белый), [б] — «звук твердый, звук берега, суши», [в] — «звук текучий, воздушный и влажный» (В. Я. Брюсов), буква я — «ярко-красная» (А. П. Журавлёв). В. Хлебникову ч представляется «в виде чаши», [з] для него «золотой звук». В стихотворении В. Г. Руделёва «Звуки» перечислены «красное А», «синее И», «серебряное Р», [х] — «ласковый бархат», «Г из гладкой кожи», «коричневое К», «упругое, как резиновый мячик, зеленое У». [10]
Безусловно, не все в зауми можно объяснить и понять. Не каждую фонему под силу адекватно интерпретировать самому искушенному филологу. Однако определенная связь между семантикой и фонетикой (фонетикой и семантикой) существует. Особенно в поэтическом языке.
Ни ХХ, ни ХХI века не дали ни одного автора, который практиковал бы только заумный язык. Поэты-заумники писали (и пишут) и вполне традиционные силлаботонические стихи.
Любопытный факт — далеко не все будетляне практиковали заумь. Не стала она магистральной линией и для Давида Бурлюка. Если он ее употреблял, то делал это очень редко и оправданно с точки зрения поставленной авторской задачи.
Вот, например, стихотворение из раздела «ПОД ДИКТОВКУ ОКЕАНА»
Нам —
Ммео —
Хорен —
Ге —
Ккий
Ко!
Пели японки
Одно
это слово
что я по слогам написал —);
Тук, Ту, Ту, Ту
Ту, Ту, Ту —
Быстро стуча —
Через узкую улицу
Слушать — несносная мука.
Не улица — а промокашка,
Впитавши непогоды кляксы…
Она — ночная замарашка
Где света — белая ромашка.
1921
Кобэ [11]
Заумь в данном случае перекликается с японским языком, протяжными звуками океана, которым подражает поэт. Сквозная гласная [у] (тук, ту, стуча, узкую, улицу и т. п.) становится стихомаркирующим средством, выражает пространство и объем описываемого действа.
Фонетика и семантика дополняют друг друга.
Крупнейшими заумниками ХХ века стали Велимир Хлебников и Алексей Кручёных. Об их творчестве написаны сотни статей, книг, диссертаций.
Заумь этих поэтов была абсолютно органичным для них видом искусства. Простыми человеческими словами им не всегда представлялось возможным выразить время — время колоссальных общественных потрясений: эпоху войны, голода 1922 года. Заумь приходит на помощь художнику тогда, когда слов не хватает. Иногда, как известно, люди начинают кричать от безысходности и горя.
И Хлебников, и Кручёных были остро-социальными поэтами (особенно Кручёных).
Он активно реагировал на события — на войну, революцию (которую принял), голод 22 года и т. п.
И своим ритмико-фонетическим письмом выражал эпоху.
Полагаю — выражал очень адекватно. Видимо, выразить ее сугубо традиционными способами было невозможно.
Вот стихотворение из книги «Голодняк» (1922)
Глод и мор
Ночь… Нучь… тычь… туч…
Ход дрог… гроб… глух…
Звук пал… крик!
Блеск! НОЖ КР-Р!
Течь… кровь… тих…
ЗОЛ ГЛОД!
МОР НАГЛ!
НОЖ ГОРД!
МИР ПАД! [12]
Это немногословное девятистишие, напоминающее по структуре брахиколон, воздействует на читателя не только семантикой, но и суггестивным фонетическим потоком. Фонемы точно скрежещут, раздирая сердце на части. Сочетание звонких согласных [з], [г], [л], шипящего [ж], гласной [о], выведенной на аллитерацию, дает ощущение продолжительной — бесконечной! — трагедии. Стихотворение напоминает плач навзрыд, крик безысходности и беспомощности человека.
Следует также обратить внимание на то, что заумная поэзия Хлебникова и Кручёных была не только остро социальной, но и нередко профетической (пророческой!).
Характерно в этом смысле стихотворение «Русь».
И снова дыбом
война и гром,
Ты щедро швырнула
своим добром.
Тебе не страшен теперь
никакой черт,
ни орудия его, ни брехня,
ни миномет.
Ты навеки победой
себя оградила,
с нами —
крестная сила.
Скорей гони
дубиной в домовину
фальшиста-висуна,
горбатую свастину.
1943 [13]
Это стихотворение, написанное с элементами зауми, словотворчества («фальшиста-висуна»), можно смело назвать образцом патриотической и провидческой лирики. Во-первых, уже в 1943 году Кручёных предсказал закономерный финал фашиста («фальшиста», автора термина «фашизм») Бенито Муссолини, как известно, расстрелянного, а затем повешенного вверх ногами в городке Мезере на автозаправке у площади Пьяцца Лоретто в 1945-м.
Во-вторых, по накалу эмоций, выразительных средств стихотворение Кручёных по праву может войти в лучшие антологии антивоенной поэзии.
Наиболее последовательно и ярко подхватили идеи Велимира Хлебникова и Алексея Кручёных (а также Григория Петникова, одного из авторов «Декларации заумного языка») поэтессы. А именно Елена Гуро и совершенно до сих пор недооцененная Нина Хабиас (Оболенская).
Заумь Елены Гуро мелодична, насыщена звонкими аллитерациями и по-женски изящна. Напомним стихотворение «Финляндия»:
Это ли? Нет ли?
Хвои шуят, — шуят
Анна — Мария, Лиза, — нет?
Это ли? — Озеро ли?
Лулла, лолла, лалла-лу,
Лиза, лолла, лулла-ли.
Хвои шуят, шуят,
ти-и-и, ти-и-у-у.
Лес ли, — озеро ли?
Это ли?
Эх, Анна, Мария, Лиза,
Хей-тара!
Тере-дере-дере… Ху!
Холе-кулэ-нэээ.
Озеро ли? — Лес ли?
Тио-и
ви-и… у.
1913 [14]
Последовательной заумницей была Нина Хабиас. Она реализовалась не только как блестящая поэтесса реалистической традиции, но и как автор стихотворений, построенных на стыке «обычной» и заумной лексики.
Характерно ее «Обращение к учителю моему за № 2 Алексею Кручёных»:
Двадцать четыре паскудий тупоумье бабьих не выполаскать мне
только я Хебеб желто грудая
день ночь золоту свою головы
мозгов хлопья тюря
скок вскользь вдоль ушей
лыбья камера выпять губы
шопота шушуку вшу
1922 [15]
Во второй половине ХХ века, вплоть до 1990-х годов, заумь была под негласным запретом, но развивалась при этом весьма динамично — действие (запрет) рождало противодействие (поэзию). Или точнее — действие (поэзия) рождало противодействие (запрет).
Заумные стихи в «застойные годы» писали Анна Альчук, Сергей Бирюков, Елена Кацюба, Константин Кедров, Глеб Цвель, Ры Никонова, Сергей Сигей, Лоренс Блинов, Юрий Зморович, Марк Ляндо, Вилли Мельников, А. Ник, Арсен Мирзаев, Александр Федулов, Владимир Эрль и некоторые другие авторы.
Огромную роль в пропаганде зауми сыграл поэт и литературовед Сергей Бирюков, который в 1990 году в Тамбове вместе с Вадимом Степановым и Александром Федуловым создал на основе руководимой им студии «Слово», существовавшей с 1981 года при Тамбовском Доме учителя, Академию зауми. Академия стала флагманом необычного вида искусства, учредила литературную премию (Отметину) имени отца русского футуризма Давида Бурлюка, выпустила ряд книг, провела множество поэтических вечеров и фестивалей.
Лауреатами отметины стали видные поэты современности, «нацеленные» на поиск,16″>[16]
Отметины Академии зауми также удостоены известные филологи Владимир Руделёв (Тамбов); Леон Робель (Франция); Александр Парнис (Москва); Ежи Фарыно (Польша); Энрике Шмидт (Германия), Джеральд Янечек (США)…
Как развивается заумная поэзия в наше время, в начале ХХI века? Какие переклички у нынешних поэтов-заумников с поэтами-заумниками эпохи футуризма?
Заумная поэзия развивается достаточно динамично, хотя она по-прежнему, как и в советские годы, находится под негласным запретом — традиционные толстые журналы ее не печатают.
В настоящее время в России заумные стихи публикует предельно ограниченный круг изданий. Прежде всего, нужно назвать авангардные журналы — «Футурум АРТ» (он выходит с 1999 года), «Стетоскоп» (выходит с 1993 года) и Интернет-журнал «Другое полушарие» (выходит с 2007 года).
Появился целый ряд новых поэтов, в том числе молодых, которым интересен подобный вид изящной словесности.
Одна из целей этой небольшой статьи — рассказать о них, попытаться ввести их в научный литературоведческий обиход.
Эстафетную палочку русских футуристов, неподцензурных поэтов 60-80 годов прошлого века подхватили яркие, талантливые авторы: Айвенго (Тольятти), Михаил Вяткин (Москва), Георгий Жердев (Чита — Санкт-Петербург), Ольга Зикрата (Лондон), Сергей Зубарев (Липецк — Санкт-Петербург), Виктор Клыков (Вена), Михаил Лезин (Тольятти), Евгений В. Харитоновъ (Москва), Анна Харитонова (Москва), Татьяна Фалалеева (Нижний Новгород), Максим Бородин (Днепропетровск), Владимир Монахов (Братск), Алексей А. Шепелёв (Тамбов — Подмосковье), Михаил Богатырев (Париж), Валерий Кислов (Санкт-Петербург), Петр Казарновский (Санкт-Петербург), Денис Иоффе (Израиль), Михаил Бойко (Москва).
Продолжают активно и плодотворно работать в этом жанре Сергей Бирюков, Ры Никонова, Сергей Сигей, Елена Кацюба, Константин Кедров, Марк Ляндо, Вилли Мельников, А. Ник, Арсен Мирзаев, Александр Федулов, Владимир Эрль.
Заумь оказалась абсолютно нестареющей поэтической формой. «Дыр бул щыл», «бобэоби пелись губы» пережили многие поколения и по-прежнему остаются актуальными.
Феномен этот можно понять и объяснить. Литературный язык стареет, уже сейчас трудно в полной мере и адекватно воспринимать многие стихи, например, символистов. Изменилось время — изменилась лексика.
Подсознание, как говорит современная наука, сильнее сознания. А заумь — продукт именно подсознания или — точнее! — надсознания. Вероятно, поэтому заумный язык меньше подвержен старению.
Самой молодой современной заумницей можно назвать Анну Харитонову (1993 г. р.), которая в № 3-4, 2009 журнала «Футурум АРТ» опубликовала большую подборку своих стихов.
О них стоит поговорить особо.
Рассмотрим показательное и действительно талантливое сочинение под названием «Молитва».
Мария солье — а виньон де маркете. Ля фисбо то рыа кеа номате. Серанье не соренье, ля собу! И вень я ко чере перенося мя жу. Ты ня будько масиньо, паря ко ре нье ле. Пе а нью то фер ри я альявоте. Се я говор ма чувство ввераю. Сынья проще, викъятывать из себя. Я как будто не вьяжу, бу ма письмо. Но знаю бе мо ри ко так. Может сенья стоит матяшеть? Инья вэрте Мария ку соту. Эль я вьен де феа фто м. а. тье, вшиа соет ви канет. Аква льется мне сильно легко. Простите. [17]
Это стихотворение написано на стыке зауми и «нормального» языка (так нередко делал Хлебников, вспомним его знаменитое «Бобэоби пелись губы»). Харитонова использует заумь как элемент остранения, как смысловой сдвиг, подводя читателя в конечном итоге к главному мировоззренческому концепту (не императиву!) — «простите». Именно в последней лексеме заключается смысл сложного, на первый взгляд, стихотворения. Сказать на подобную тему просто, в лоб в нынешнее время — значит, не сказать ничего. Именно поэтому молодым автором и выбран смешанный (заумно-«нормальный») язык.
Похожим приемом пользуется маститый «лианозовец» Марк Ляндо. Он привлекает внимание читателя к магистральной мировоззренческой фразе — «Я люблю / Тебя» — также остраненными заумными лексемами — «Кичензукк!», «Кичензу — укк!..»
3.
Кичензукк!
Назвенел
Наковал
Из беззвучных
Бездонных начал
Себе венчик!
Я люблю
Тебя,
С детства ищу тебя
В знойной траве —
Насекомый, смешной человечек!
………………………….
Может также и Бог
Наковал
Из беззвучных
Бездонных начал
Галактических
Звездных колечек?
Мирозданий,
Страданий,
Свиданий?
Кичензу — укк!.. [18]
Иногда современные поэты пишут стихи только на заумном языке.
Рассмотрим силлабо-тоническое заумное стихотворение «Лиловей» нижегородки Татьяны Фалалеевой:
Хлестажи дерзут нежь!
Айвовится она!
Брода да кукорежь!
Со слея лило. На —
дробу струбаю я.
Не писирикнет кремь!
И стрипта гулая!
И бовце — бзык о земь!
Незыкий оксифрей,
Тебя я — аспиру!
О слей! О лиловей!
Крапарь для взбудиру! [19]
Это заумное двенадцатистишие весьма необычно. Во-первых, оно строго метризовано — написано трехстопным ямбом. Во-вторых, автор использует перекрестные рифмы, в том числе составную (струбаю я — гулая!).
Надо заметить, что поэты прошлого века заумь, как правило, не рифмовали. И в этом определенный прогресс развития заумной поэзии.
Существуют разные виды заумной поэзии. Например, лексическая и слоговая.
Мастером слоговой зауми является Евгений В. Харитоновъ (кстати говоря, отец Анны Харитоновой).
Заумь Евгения В. Харитонова экспрессивна, отчасти напоминает брахиколон (если бы разбить строки соответствующим образом).
1.
РТХФ! РТФХ ПТХФ
АЁИАУОО——Й-Й-Й
БЛВ ГДЗ БЛВ ГДЗ
БЛВ ГДЗ ГЗ ГЗЬ
А. -А. — А. — А. — Ё!
ЕУ-ЕУ—-ЕУ——ЕУ-ЕУ
ЫЁ-ЫЁ ЫЁ ЫЁ-ЫЁ
И. Ы. / И. Ы. / И. Ы. / И. Ы.
УИ-УИ-УИ——УИ-УЫ-
УУУ — ЫУУУ — ЫУУУ
АПС! ЦАПС! ГАПС!
А — А / Й — Й
РРРАНДС!!
ПУЛЕМЁ-ТРЕЛЬ:
ДЫ-ДЫ-ДЫ-ДЫ-ДЫ!
ДЫР-ДЫР / БРР-БРР-
ДЫР-ДЫР / БРР — БРР
ДЫР-БЫР ——- ДРРРРРР!!
АЙ-АЙ-АЙ-АЙ!
ОЙ-ОЙ-ОЙ-ОЙ!
ВЗЬЮИИИ! ВЗЬЮ—ЮЮ!
ФИХТЬ-ФИХТЬ——ФЬЮХТЬ
БАМ-ГАМ-БАМ!
АААА——ВДЫХВДЫХБДАТУЗДЫХ
ГДАХДУ-ДИ-ДУ—ДЬ!!
УУУУ——БДЫДЫДАААХХХХ!!
БУУУГРРЗЗЗААССС
ЩЩЩЩЩЩЩЩЩ
ф. — ф. — ф. — ф. — ф. — ф.
ААЩЩЩЩЩЩЩЩЩ——-ФЪ! [20]
Существуют также однострочные заумные стихи (например, у Георгия Жердева), макаронические заумные стихи, т. е. с использованием иностранной лексики (Ольга Зикрата), фигурные (А. Ник, Сергей Бирюков), палиндромические (Арсен Мирзаев, Владимир Монахов), тавтограмматические (Михаил Бойко), рифмованные (Ры Никонова, Вилли Мельников, Татьяна Фалалеева) и, конечно, нерифмованные — таких большинство.
Подлинным виртуозом зауми как словотворчества (его заумные стихи всегда рифмованные) является современный поэт и художник Вилли Мельников. В основе его идиостиля — создание неологизмов, включение их в жесткие рамки силлаботоники. Показателен в этом смысле его знаменитый «Диагноз себе»:
Неотвратиканье секунд —
в Икараоке океана,
в чьем плеске, замершем во фрунт,
умылась Юлия Пастрана.
Дверь-отопричник повзрослел.
В скорогоморрках стынет сера.
И озаглавил Имхотеп
мир пирамидою Джосера.
Как, разозлира, ты глупа!
За песни платят в чентезимо!..
Александрийская столпа
спешит скосить дворец озимый.
В китах кипит адреналим:
там хороводолаз без шлема,
и досказательство своим
считает предопредилемма.
В противАгасфер облачить
решись глаголовы веков сам!
Волков ораторскую сыть
подай к столу немногословцам!..
Мой зодиагноз часто врет.
Благодарю, благовест-готы!
Ведь не боится болеглот
сертификаторжной работы. [21]
Мельников, вслед за Хлебниковым, соединяет смыслы слов, создавая многочисленные неологизмы, многие из которых весьма символичны и выразительны: «неотвратиканье», «дверь-отопричник», «в скорогоморрках», «разозлира», «адреналим», «досказательство», «предопредилемма», «немногословцам!..» и т. п.
Также Вилли Мельников мастерски и остроумно образует неологизмы из фамилий известных людей — «спинозарений», «Дон Дерридальго», «комисСартра», «ПроЛейбниц», «Шопенгаурбицы», «бесприДанте», «испрАверинцев», «возНикон», «переБелинский», «ХристопроДарвин», «первоапРерих», «многомилЛеонтьев», «ВтороприШестов-Лев», «разДа-Винчи», «бутерБродским» («вБродски»), «накорМильтон», «Пифагорький», «АпоГейне», «дипЛомоносов», «конСервантес», «фоНарецаци», «боБахтин» и т. п.
В заумных стихах Мельникова, написанных чаще всего четырехстопным ямбом, как правило, присутствует и обычная лексика — здесь он также продолжает традиции Хлебникова — вспомним его знаменитое четверостишие, написанное более ста (!) лет назад: «О, достоевскиймо бегущей тучи! / О, пушкиноты млеюшего полдня! / Ночь смотрится, как Тютчев, / Безмерное замирным полня». [22]
Другой современный поэт, который успешно использует наработки великого будетлянина — Айвенго.
В своих заумных стихах он использует латентные аллюзии из Хлебникова.
* * *
боль оль
ладно дно стакана
воды б из крана
зияет рана
на зиму — прежги
ги-ги-ги-ги
не погибну смеясь
хрясь
ясно прекрасно
не в раю ли
лицо
цок-цок у крыльца
и не видно лица [23]
«Ги-ги-ги-ги» аллитерационно и визуально перекликаются с «гзи-гзи-гзэо», финал стихотворения Айвенго вызывает определенные косвенные ассоциации со знаменитыми строками — «Так на холсте каких-то соответствий / Вне протяжения жило Лицо».
Мастером аллитерационной зауми, граничащей с тавтограммой, можно назвать Сергея Зубарева. Показательно первое стихотворение из «Триптиха воинственного» — «Последняя мировая война».
просто жаба
душит жаба
просто жабмен
жабаевский
и жабенко
жабаян
и жа ба инь
жабашвили
жабанов
мир не нов
но
вой-на
ж [24]
Как известно, в тавтограмме каждый стих стихотворения начинается с одной буквы. В данном случае из тринадцати стихов с одной буквы начинается пять. Вместе с тем, доминантным становится аллитерационный ряд: ж — б — н.
То есть, опять налицо комбинация стихотворных приемов.
Также перекликается с поэзией Велимира Хлебникова заумь Марка Ляндо.
Февраль в нашем саду
Т.
Снегорай
Снеговей
снегосинь
Февралей
Снегоангелы яблонь
в пареньи ветвей
Лепестковый февраль
Солнцелед
Солнцедаль!
Как его выносить?
Как его разлюбить?..
Этот мукой морозной
Овеяный край?
В снегосинь февраля
В снегозвонкий хрусталь!
Наливай, моя радость…
Полней наливай
Златоискру вина
До светла
До пьяна!..
О летящий февраль!
Снеговей!
Светорай!
Не вздыхай, о мой друг!
Улыбнись
Не вздыхай!.. [25]
Здесь чувствуется влияние стихотворения «Заклятие смехом». Хлебников в этом сочинении показал, как писал Алексей Кручёных, «большое чутье языка, прекрасное знание приставок и суффиксов, ритмическую виртуозность». [26]
Марк Ляндо также демонстрирует большое литературное мастерство, создавая запоминающиеся неологизмы — «снегорай, снеговей, снегосинь, снегоангелы, светорай» и т. п.
Особый разговор заумная поэзия замечательных поэтов Анны Альчук и Глебя Цвеля, творчество которых развивалось, на мой взгляд, в едином стратегическом русле.
Здесь немало творческих перекличек.
Вот, например, стихотворение Глеба Цвеля:
Голь громоздкого сока
Стараюсь в лужи вечерь
(н´ебица ЛЬ панцирь ЛЬ преЛЬ) [27]
Анна Альчук также раскладывала слова на слоги, выявляя в лексемах неожиданные смыслы.
Приведем фрагмент стихотворения «пена — камень»:
ГОЛУБИзна
Ибисы
Сойки
плещут:
ВОЛ(ю)НА ВОЛ(ю)НА ВОЛ(ю)НА
ВOЛЮ!
<…> [28]
Как видим, литературные приемы, используемые Цвелем и Альчук, похожи.
Вместе с тем, за филологической игрой Анны Альчук видна ее исповедальная и даже профетическая поэзия.
Анна Альчук, как ранее Велимир Хлебников и Алексей Кручёных, оказалась поэтом-пророком, достаточно вспомнить ее знаменитое эсхатологическое стихотворение, написанное накануне трагической кончины:
«ОТлеТЕЛА душа
отдышалась <…>» [29]
Резюмируя сказанное, можно констатировать:
1. В основе заумной поэзии лежит фольклор.
2. Заумь футуристов ХХ века пережила свое время и прорвалось в новое тысячелетие, в котором по-прежнему остается актуальной.
3. Современные поэты плодотворно развивают фольклорные и будетлянские традиции, создавая яркие и поливариативные образцы заумной поэзии.
Литература:
[1] См., в частности, Велимир Хлебников, «Заумный язык», «Творения», М., 1987; Сергей Бирюков, «Хо-бо-ро! (о заумной поэзии), «Року укор», М., 2003; Н. А. Богомолов, ««Дыр бул щыл» в контексте эпохи», НЛО, № 72, 2005 и др.
[2] Владимир Даль, «Пословицы русского народа: Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и проч.» М., 1956. С. 973
[3] См. об этом подробнее в: Евгений Степанов, «О сельском детском фольклоре, или Голь на выдумки хитра», книга «Неизвестное про известных», М., 2002. С. 141-145
[4] Владимир Даль, «Пословицы русского народа: Сборник пословиц, поговорок, речений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и проч.» М., 1956. С. 976, 977
[5] Велимир Хлебников, Алексей Кручёных, Григорий Петников, «Декларация заумного языка». Литературные манифесты. От символизма до «Октября» / Составители: Н. Л. Бродский и Н. П. Сидоров. — М.: «Аграф», 2001. С. 193, 194
[6] Иванюк Б. П. Поэтическая речь: словарь терминов. М.: Флинта: Наука, 2008. С. 90
[7] Велимир Хлебников, Алексей Кручёных, Григорий Петников, «Декларация заумного языка». Литературные манифесты. От символизма до «Октября» / Составители: Н. Л. Бродский и Н. П. Сидоров. — М.: «Аграф», 2001. С. 193, 194
[8] Велимир Хлебников, «Заумный язык», «Творения», М., 1990, «Советский писатель». С. 627, 628
[9] Давид Бурлюк, Новая библиотека поэта. Гуманитарное агентство «Академический проект», Санкт-Петербург, 2002. С. 189
[10] Москвин Василий Павлович, Теоретические основы стиховедения. — М.: Книжный дом «Либроком», 2009. С. 218
[11] Давид Бурлюк, Николай Бурлюк, Стихотворения. Новая библиотека поэта. Гуманитарное агентство «Академический проект», Санкт-Петербург, 2002. С. 373-374
[12] Алексей Кручёных, Стихи, поэмы, романы, опера. Новая библиотека поэта, Гуманитарное агентство «Академический проект», Санкт-Петербург, 2001. С. 132
[13] Алексей Кручёных, «Футурум АРТ», № 4, 2002, С. 33
[14] Елена Гуро, «Небесные верблюжата», ЛИМБУСС ПРЕСС, Санкт-Петербург, 2001. С. 140
[15] Нина Оболенская (Хабиас), Собрание стихотворений. М., «Совпадение», 1997.
С. 111
[16] Подробнее об этом см. на WEB-странице Академии зауми www.tstu.ru
[17] Анна Харитонова, «Футурум АРТ», № 3-4, 2009. С. 100
[18] Марк Ляндо, Интернет-журнал «Другое полушарие», № 3, 2008, сайт drugpolushar.narod.ru
[19] Татьяна Фалалеева, «Футурум АРТ», № 1, 2008. С. 61
[20] Евгений В. Харитоновъ, «Футурум АРТ», № 3 (16), 2007. Сайт www.futurum-art.ru
[21] Вилли Мельников, «Фобософия», Библиотека журнала «Футурум АРТ», М., 2004.
С. 37
[22] Велимир Хлебников, «Избранные сочинения», Санкт-Петербург, издательство «Азбука». С. 18
[23] Айвенго, «Футурум АРТ», № 5, 2004. Сайт www.futurum-art.ru
[24] Сергей Зубарев, Интернет-журнал «Другое полушарие», № 2, 2009, сайт drugpolushar.narod.ru
[25] Марк Ляндо, Интернет-журнал «Другое полушарие», № 3, 2008, сайт drugpolushar.narod.ru
[26] Алексей Кручёных, «Наш выход. К истории русского футуризма». М., Литературно-художественное агентство «Лира», издательство «RA», 1993. С. 25
[27] Глеб Цвель, «Футурум АРТ», № 11, 2006. Сайт www.futurum-art.ru
[28] Анна Альчук, «Дети Ра», № 11, 2009. С. 7
[29] Там же. С. 10, 11
Евгений Степанов — литератор, издатель. Родился в 1964 году в Москве. Окончил факультет иностранных языков Тамбовского педагогического института (специальность — «французский и немецкий языки») и аспирантуру МГУ им. М. В. Ломоносова. Кандидат филологических наук. Докторант историко-филологического факультета РГГУ (кафедра сравнительной поэтики). Публикуется с 1981 года. Постоянный автор журналов «Знамя», «Литературная учеба», «Дети Ра», «Литературной газеты», румынского журнала славистов «Studii de Slavistica» и многих других изданий. Автор трех научных монографий, а также нескольких книг стихов, вышедших в России, США, Румынии и Болгарии.