Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2010
Рецензии
Н. Боков «Фрагментарий», Franc-tireur USA, 2009
Шорт-листер сразу двух престижных литературных конкурсов — премии им. Андрея Белого («Фрагментарий») и открытого конкурса изданий «Просвещение через книгу» («Зона ответа»), Николай Боков с 1974 года живет в Париже, представляя зарубежную ветвь русской литературы периода второй волны эмиграции. Свой литературный путь Н. Боков начинал с самиздатовской сатиры, и, опуская историю вопроса, я только отмечу, что полемический настрой, в целом присущий творчеству Н. Бокова в силу исследовательского склада ума, в полной мере отразился и в новой книге. Хотя здесь наблюдается явное смещение акцента в сторону философии, по сравнению с политической направленностью, свойственной раннему периоду. Несмотря на кажущуюся камерность представленных отрывков, неизменна ориентация на желаемый общественный резонанс — поскольку мысль автора всегда направлена на важные вопросы человеческого бытия как такового. Если рассматривать творчество Н. Бокова (безусловно, заслуживающее более серьезного анализа) в целом, можно характеризовать его как зафиксированный в материале процесс поиска истины на протяжении жизненного пути, и закономерный итог его на данном этапе представляет новая книга.[1]
Как явствует из названия, текст собран из фрагментов: наблюдений, зарисовок, воспоминаний и размышлений — как незавершенных, еще не ставших частью какого-то структурного целого, так и не требующих завершения. Вместе они «…сродни планетарию: идеи и чувства плывут в пространстве человеческой жизни. Исчезают и вновь возвращаются метеоритами. Некоторые воспоминания живы, а другие превратились в холодные луны. Как сказано, всякий человек — космос. Всякий человек — собиратель впечатлений и чувств своего сердца. Из отрывков и осколков он составляет и склеивает картину будущего». Этой цитатой, вынесенной на четвертую страницу обложки, автор дает читателю ключ к пониманию своей книги.
Впечатления и чувства, наполняющие сердце автора, разнообразны. Этическая, эстетическая и общественная значимость затронутых вопросов различна, но сила эмоциональной реакции сердца уравнивает их между собой, таким образом, включая в единый круг внутреннего мира личности. Какими случайными бы ни были события, привлекшие внимание автора, в результате читатель получает максимально возможную степень обобщения ситуации в рассматриваемой системе координат. На оси абсцисс в этой системе помещается весь спектр личных и общественных человеческих проявлений, постоянно соотносящийся автором с Абсолютом оси ординат. И это, на мой взгляд, главная черта творческого метода Н. Бокова, выдающая в нем в первую очередь философа религиозного толка, а уже во вторую — наследника философской традиции русской и мировой литературы, несмотря на историческую принадлежность и личную склонность к авангарду (если рассматривать творчество в целом, принимая во внимание и поэтическую ипостась автора).
Формально текст отсылает к «Уединенному» и «коробам» «Опавших листьев»
В. Розанова. Наблюдается и тематическое сходство: размышления о философии, религии, литературе и искусстве, общественном устройстве и отношениях полов. Не настолько выражен, как у В. Розанова, еврейский вопрос, рассматриваемый уже, скорее, как частный случай инаковости, или межнациональных и межкультурных отношений в современном мире. Автору более свойственно рассматривать человека вообще, вне зависимости от национальной принадлежности, осуществляя деление по евангельскому принципу: на зерна и плевелы, впрочем, со свойственным человеку естественным снисхождением к себе подобным. Однако религиозной пропаганды, как и любой другой, читатель не найдет в этой книге. Гуманистическая и религиозная традиции, постоянно полемизируя между собой в сердце автора, уступают его воле к достижению их равновесия в мировоззрении. «После фундаментализма (христианского — Е. К.) моим методом стало отсутствие всякого метода. Пишу, что в голову взбредет, принимаю любые ситуации и создаю, какие могу. Единственный ограничитель — не ранить другого намеренно…» — так объясняет свою позицию автор. Многочисленные вопросы, появляющиеся в ходе этих раздумий, Н. Боков чаще всего оставляет открытыми, заявляя их скорее как повод для диалога, чем для выписывания рецепта.
«Фрагментарий» продолжает и развивает линию В. Розанова в современных условиях, на новом этапе истории, и подробный анализ сходства и различий упомянутых книг двух авторов вполне мог бы стать темой диссертации (тем более что одна диссертация — на материале раннего творчества Н. Бокова — уже написана[2]). Причина, по которой я полагаю эти различия достойными изучения, заключается в качественном отличии исторических этапов, представленных авторами, что, в свою очередь, обусловливает самостоятельную ценность «Фрагментария». Если В. Розанов собирал свои «листья» на излете христианской эры истории человечества, то «фрагменты» написаны, я бы сказала, уже в начале периода нового язычества, и потому имеют также силу исторического свидетельства. Общим у обоих авторов, помимо христианской направленности мировоззрения, является также свежий взгляд, и творческий подход к рассмотрению затронутых вопросов. Размышления о вере, догматах церкви, ее институтах и общественной роли естественным образом появляются среди размышлений, например, о роли, например, футбола в современной жизни, которая, при внимательном рассмотрении, оказывается лежащей в плоскости, далекой от сферы физической культуры.
Помимо свойственной большинству фрагментов парадоксальности формообразующей мысли, почти каждый из них представляет собой стремящийся к символу художественный образ, данный в развитии — и одновременно являющийся отправной точкой для возникновения нового. «Встреча с девушкой была случайна, а последовавшее за этим необходимостью <…> Женщина сводит мужскую сексуальность к нулю, вернее, приводит к нему, точнее, в него.
— Ноль, ноль! — закричал он, закрыв лицо руками.
Баллистические, простите, фаллистические расчеты. Тьфу, черт, фаллические. Извините, фаталистические. Просчеты.
Знал он и то, чего другие не знали, например, о Будде. А знание, как известно со времен египтян, дает власть».
Вырванные, подобно этой, из контекста цитаты, в зависимости от взгляда могут показаться революционными либо реакционными, поэтому я сознательно ограничиваю цитирование. Лучше прочесть книгу целиком; впрочем, на вкус читателя, ее можно читать как не отрываясь, так и откладывая на время в сторону и обдумывая прочитанное. А упомянутое знание в данном случае тождественно любви. Только любящий взгляд способен глубоко постигнуть предмет, поскольку последний в данном случае не оказывает решительного сопротивления. И Н. Боков щедро делится своим знанием с читателем. Готов ли к этому читатель — другой вопрос. «А ты готов принять знание, даруемое любовью?» — вопрошает книга, в переводе на язык плаката. Плакату, т. е. рекламе, среди прочего тоже уделено место на ее страницах. Невозможно, впрочем, назвать ни того, чему уделено, ни того, чему не уделено места в этой книге. В духе времени, она представляет собой своего рода виртуальный ковчег. И, получается, не случайно — ведь именно так назывался журнал, который издавал Н. Боков в Париже в 1978-1981 годах.
Жанр отрывочных записок требует большой степени обобщения материала для анализа. И, безусловно, мне удалось отметить не все его характерные черты. Но наиболее остро, пожалуй, Н. Бокова волнует тема несправедливости, как степени проявления небесного в земном. Рассматривая явления окружающей жизни, от проблемы бездомных на улицах Парижа до успеха «Кода Да Винчи», автор анализирует степень отклонения их от идеала, попутно размышляя о причинах.
«Общество пишет роман о себе и награждает успехом исполнителя. Писатель пишет книгу о вечном общества, а это уже труднее и менее доступно. Да и просто рискованно». Но это не пугает автора. Остается пожелать смелого и независимого в суждениях читателя его книге.
Елена КАРЕВА
[1] Кроме «Фрагментария», в издательстве Franc-tireur USA в минувшем году на русском языке опубликован также роман Н. Бокова «Цельсий и смерть».
[2] «Творчество Николая Бокова» — докторская диссертация Манюэля Пенэна. На французском языке. Том 1. (там же)