Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2010
Рецензии
Коркунов В. В. «Морская капуста»: сборник стихотворений / Москва: Издательство журнала «Юность», 2009.
Автор сборника — добрый человек. Тут невольно вспоминаются слова поэта Сергея Арутюнова, заметившего как-то: «Некоторым авторам мешает то, что они добрые люди… Вот были бы они отпетыми сволочами, такого бы понаписали…». Сказано с юмором, однако при кажущейся парадоксальности высказывания своя доля правды тут есть, ибо излишний либерализм и благодушная интонация зачастую «убивают» лирику, снижая ее до попсово-песенного уровня.
Тематический диапазон стихотворений узок: основной (если не единственной) темой сборника является любовная лирика. Да и о чем еще писать поэту, тем более весьма молодому, в наши дни?.. Либо о любви, либо о смерти. Как справедливо заметил Илья Фаликов, говоря о Юрии Ряшенцеве*, «смешно оправдывать поэта, любящего женщин, и жизнь, прекрасную прежде всего женщинами». Однако подобная «зацикленность» на любовной теме, как и всякая медаль, имеет оборотную сторону: смакуя петую-перепетую тему взаимоотношений-встреч-расставаний с возлюбленной, так легко написать банальности… Которых Коркунов не избегает (но об этом позже).
А пока… При первом же прочтении сборника бросается в глаза, что одной из самых распространенных у Коркунова является частица «не»: «нелепом», «недоверием», «несносной ношей», «нежности и недоверчивости»… А, если посмотреть в словарь, то одно из значений этой частицы — «оттенок умеренности качества». Так и Коркунова я бы отнес к авторам «умеренного качества». В противоположность цветаевскому тезису о поэте как «безмерности в мире мер», все чувства («нелепые, но искренние страдания») автора или, если хотите, лирического героя, дозированы и сведены к средней отметке шкалы. Обширен круг интересов Владимира — но в стихах это чудесным образом пропадает и сужает поэтический мир (ибо поэтическое Слово при таком «разбросе» не является главным). Не хватает ответственного отношения к стихотворению как к чему-то, что, «если не напишешь, то умрешь», о чем говорит и легкость, с которой автор правит свои стихи. И Слово «мстит»: подбрасывает двойные прочтения и трудночитаемые инверсии (хотя ради справедливости надо заметить, что по сравнению с предыдущими сборниками автора им проделана большая работа по избавлению от технических погрешностей). Но как понимать, например, такие строки:
В фонарном свете город опадает —
в зеркальных окнах неба отраженья
(«Опавший город»)
Окна неба, а в них — отраженья (во множественном числе)? Или отражения неба — в зеркальных окнах (при том, что вторая строка — отдельно). Либо все-таки вторая строка относится к глаголу «опадает», и это город опадает в окнах отражения неба?.. В общем, запутался я. А тут еще (в этом же стихотворении):
В опавшем городе теряются тропинки,
шуршат загадками, заманивают парки
Здесь — типичный случай амфиболии: тропинки (объект) заманивают парки (субъект)? Или все-таки парки заманивают кого-то безотносительно к первой строке?..
В некоторых местах автор сам играет с двойными прочтениями, но выглядит это зачастую неоправданно:
Я тебе подарю вечность ду(дочки) той…
(«Бей тоской под Москвой…»)
А многочисленные авторские комментарии, заключенные в скобки и выделенные курсивом, свидетельствуют о некоторой неуверенности, словно автор сомневается в достаточной верности лексического выражения мысли, в доступном донесении ее до читателя. Зачастую эти «курсивы» смотрятся излишними: четыре заскобированных комментария на пять строк подряд — многовато!
Мои нелепые, смешные (но искренние) страдания
(похож на балерину, одетую в спецовку)
вызывают нетипичную
(как после каждого облома) ломку.
А потом я заметил (и не я один, наверное…)
(«Ты заверила, завернула обещания…»)
В «крючочках» («Почему опять приходит грусть…») можно заметить перекличку с началом стихотворения В. Ходасевича «Дома»: «От скуки скромно вывожу крючочки По гладкой, белой, по пустой бумаге: Круги, штрихи, потом черчу зигзаги, Потом идут рифмованные строчки…».
Отдельно в сборнике выделяются дистихи, снабженные заголовком «лирика» — двустрочные верлибры, имеющие афористичный характер, в которых можно увидеть влияние «Зерен» Кирилла Ковальджи и похожих двустиший Веры Павловой — поэтов, любимых Владимиром, — а также рубрики «Голоса» журнала «Арион». Правда, блестящего остроумия упомянутых поэтов, умение уместить мысль в лаконичное, емкое двустишие Коркунову пока не хватает. Не говоря уже о таком мастерском приеме, как игра словами, намеренная игра на неоднозначном понимании образа (не путать со случайными двойными прочтениями!).
Но все придет. Выправится речь, появится и более жесткая интонация, и более сильные, завершенные концовки стихотворений. Пожалуй, единственное, чего бы я не желал автору, — это той самой «сумасшедшинки», которая, в итоге, и приподнимает Поэта над всем сущим. Главное, что Коркунов — «умеренный» автор, он, подобно Евтушенко, «из понятнейших червей»**. И дай ему Бог пребывать в этой умеренности как можно дольше. Коркунов — автор «от мира сего». Я выступил против простоты, т. к. она мешает художественным достоинствам, но, как ни крути, она располагает к автору читателей. Его лирический герой симпатичен (помню реакцию аудитории на стихи Владимира на обсуждениях), а это много. Граница между хорошим и плохим подвижна, и, если автор в ущерб хорошим стихам хочет сохранять ту самую «попсовость» — его право, многие так и делают. Недостатки могут обернуться достоинствами.
_________________________________________________
* Избранное / Ю. Е. Ряшенцев; вступ. ст. И. Фаликова, с. 7, Мир энциклопедий Аванта+, Астрель, 2008
** Речь идет о стихотворении Е. Евтушенко «Непонятным поэтам», где автор с горечью говорит о себе: «Я — из понятнейших червей…»
Борис КУТЕНКОВ