Венок сонетов
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2010
Сонет на карте генеральной
Георгий ЧЕРНОБРОВКИН
ДОЖДЬ
(Венок сонетов)
1
День шепчет мне, что лето истекло
и дождь идет неспешно по бульвару.
Под облаками кажется светло,
но это все фонарик сухопарый:
он прячется за осторожный клен,
дрожит и дребезжит чуть-чуть, и тонко
роняет капли. Улицы наклон
ведет в сентябрь, и под ногами пленка
асфальта ярко вспыхивает вдруг
пятном листа и понимаешь: город
дорог твоих тебе безмерно дорог.
Приходит время листопадных вьюг,
и ветер тянет басовитым альтом,
и клену быть рассыпанною смальтой.
2
И клену быть рассыпанною смальтой,
до одури дрожать за фонарем.
Мы бредим морем, Тенерифе, Мальтой
Гавайями, куда не приплывем.
Все дождь и дождь. Моря проходят мимо.
За мальвой облаков не видно дна.
Заката перезрелая калина
от города дождем утаена.
В шуршании холодной шторной ткани
есть отзвуки того, что снилось нам.
Вглядись в окно, предайся пустякам.
А сон твой спит, запутавшись в герани.
И день ломает серое крыло:
дождем прикрыто темное стекло.
3
Дождем прикрыто темное стекло,
британец-кот вытягивает спину,
диван когтит хозяину назло
и предается вновь дремотно сплину.
Текут минуты в комнате, зонты ―
по улице с веселою расцветкой.
Деревья с осенью становятся «на ты»,
и жалко клена с ярко-рыжей веткой.
Как скоротечен осени приход…
Рывком последним тянется к закату
озябший клен, и кот заносит лапу,
перетекая в кухонный поход.
А человек в окне все смотрит в даль, но
нет летней бирюзы небес. Печально.
4
Нет ничего ленивей облаков…
Герман Власов
Нет летней бирюзы небес. Печально
мне наблюдать движенья облаков.
Они ― ленивы. Впрочем, эта тайна
понятна всем теперь без дураков.
Есть где-то поле, женщина на синем
слепящем фоне, ждущая коней;
кузнечик там сбирает воедино,
как зингер, строчки наших летних дней.
Там солнце ― жжет. Там ― ласточки упруги.
Но что мне делать с улицей моей?
Она так далека от тех полей…
Здесь ― облака и дождь по всей округе
и как бы лето я тут не берег ―
осыпались люпины у дорог.
5
Осыпались люпины у дорог.
Печаль светла, как водится. Под вечер
читает дождь осиплый монолог,
вплетая в хрипы голос человечий.
Полощет небо серые холсты
и если что и есть на белом свете,
то осени слова. Они просты.
Им ближе плыть до сумеречной Леты.
А листья все ложатся на порог.
Сутулится фонарь подслеповатый.
И собирает медные утраты
бредущий сквозь дожди кленовый бог.
И ветки кленов тихо зреют в мiре,
как строки в недочитанной псалтыри.
6
Как строки в недочитанной псалтыри
на город наплывают облака.
Дождь тянется, становится все шире
и наминает улице бока.
Текут фасады, полнятся колодцы
дворов. Потоп вершится на глазах.
Что делать нам без лоцмана и лоций,
куда ж нам плыть? Что думать о стезях
когда ― ни зги, ни голоса, ни смысла?
Литаврами дождя напоен двор.
Плывут деревья, вымывает сор,
и на углу одна труба провисла…
По крыше капли бьют и между строк
трубы и крыши длится диалог.
7
Трубы и крыши длится диалог.
Какая пьеса улицей вершится!
Пусть мизансцены выверяет Бог,
и жизнь темна, как в облацах водица,
но там, где тучи темный край провис
почти до проводов, там ― блещет синим,
и отражает скомканный карниз
до хруста отбеленные холстины.
И звуки длятся, и такой простор
открылся вдруг, что не охватишь взором.
Фонарь и клен, труба и крыша хором
вступают, и взлетает дирижер.
И все звучит на раз ― два ― три ― четыре
музыкой дивной в замершей квартире.
8
Музыкой дивной в замершей квартире
звучит финал и следом за дождем
уводит ветер, словно на буксире,
громаду туч и клен дрожит огнем.
Смолкают улиц ливневые звуки:
до шелестов низводятся и лишь
листва шуршит. И небо близоруко
с прищуром смотрит, как по верху крыш
скользит сквозь капли вечер осторожно.
Не зажигай, прошу, в квартире свет.
Мы в сумерках растаяли, нас нет.
И если вдруг прислушаться, то можно
услышать — то не капли: за окном
выщелкивает время каблуком.
9
Выщелкивает время каблуком,
гуляя вдоль растрепанного парка.
Собор стоит укрытый клобуком
строительных лесов, и купол ярко,
сусально здесь по вечерам горит,
ловя закат. Все чисто и умыто.
И свет вечерний в комнате разлит.
Просеиваю жизнь свою сквозь сито
минувшего. Кот ластится к руке.
Как мало жемчугов и много сора…
Но нет, увы, для прошлого повтора.
Мурлычет кот. Собор плывет в реке.
И времени укутывают дюны
мгновения, растраченные втуне.
10
Мгновения, растраченные втуне!
И сколько вас уместится в горсти?
Фонарный ряд, как маленькие луны,
пытаются дорогу оплести
неверным светом, маскируя лужу
в тенях ночных. Придешь домой сырой.
Поставишь чай. И выглянешь наружу:
чуть моросит. Так вот он, мой герой:
гремевший день, пугавший дерева,
почти что смывший с берега собор ―
теперь стоит и, подперев забор,
себя жалеет, жив едва-едва.
И проводов покачивая струны,
дождь уходящий распускает нюни.
11
Дождь уходящий распускает нюни.
Промозгло в парке. Сыро на душе,
и лапы веток на окне, как руны,
пророчат осень. А она уже
вошла в наш дом и села с нами рядом,
и холодит ладонями виски.
Укрыться бы за пестрым листопадом,
да снегопада шорохи близки…
Как должное любое время года
лекарством примут наши города.
Протянется холодная гряда
тяжелых облаков. И непогода
всплакнет и спрячет слезы под платком,
но только не понять уже о ком.
12
Но только не понять уже о ком
проплакал дождь. О сентябре? О лете?
О лесе, что стоит за городком
в последнем обжигающем расцвете?
Зазолотятся теплые дома,
вздохнет земля и вытянется строго.
И засияет кленов хохлома
преддверием осеннего итога.
Не торопись упасть в круговорот
проявленных, еще свободных красок.
Кисельный край небес пунцов и вязок,
и время совершает разворот.
Туман струится, сквозь его батист
сияет на березе желтый лист.
13
Сияет на березе желтый лист.
Резная рама облаков клубится.
Закончен дождь, разлитый день цветист
и ярок, словно сказочная птица.
Звенящий клен пытается взлететь
навстречу дню и машет рукавами,
но лиственная тянет к низу медь,
и клен вздыхает грузными ветвями.
И, наполняя день тревожным светом,
плывет навстречу городу восход,
и осень красит синим небосвод.
Ковер кленовый спит за парапетом,
воды сверкает нежный аметист,
шуршит карниз и воздух влажный чист.
14
Шуршит карниз, и воздух влажный чист.
Дробится день в рябых зеркальных лужах,
и ветер быстр, и клен стоит плечист,
и впору думать о январских стужах.
Но есть еще мгновения пока
запомнить ночь, истаявшее лето…
И пусть хранит ушедший дождь строка
свободного от вымысла сонета.
Прощай, мой дождь. Береза на оболы
уже сменяла желтую листву.
Читает осень новую главу,
кусты стоят пусты, деревья голы,
река течет, Харон берет весло,
день шепчет мне, что лето истекло.
15
День шепчет мне, что лето истекло
и клену быть рассыпанною смальтой.
Дождем прикрыто темное стекло,
нет летней бирюзы небес. Печально
осыпались люпины у дорог,
как строки в недочитанной псалтыри.
Трубы и крыши длится диалог
музыкой дивной. В замершей квартире
выщелкивает время каблуком
мгновения, растраченные втуне.
Дождь уходящий распускает нюни,
но только не понять уже о ком.
Сияет на березе желтый лист,
шуршит карниз, и воздух влажный чист.
Георгий Чернобровкин — поэт, член Союза писателей России. Родился в 1967 году. Живет и работает в городе Олонце.Автор двух книг стихов: «Орешник» и «Близкое небо», публикации в коллективных сборниках и альманах, журналах «Нева», «Север», «Новый берег» и других.