Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 10, 2010
Анна Борисова. Креативщик. — М.: АСТ: Астрель, 2009.
— …Так кто же ты, наконец?
— Я часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо…
«Фауст»
Правы будут те, кто скажет, что мое сознание идет по проторенной дорожке.
Нет такого — и вообще никакого! — эпиграфа у нового романа Анны Борисовой. А у нашей квазиинтеллектуальной читающей публики просто уже условный рефлекс выработался: стоит прочитать роман о чудачествах нечистой силы и тем более — ее контактах с землянами, сразу так и тянет его припечатать цитатой из «Фауста» великого Гёте, да не просто цитатой, а той, которая использована уже великим Булгаковым в аналогичной ситуации.
Правы будут те, кто отметит со снисходительной усмешкой мой «условный рефлекс».
Но, как в чУдном еврейском анекдоте: и вы правы, и они правы — и я права.
Роман «Креативщик» прямо-таки просится под эпиграф из «Фауста»-«Мастера», и не под произвольный, а под ЭТОТ САМЫЙ.
Потому что получилась у Анны Борисовой очередная фантасмагория о том, как именно сила, вечно жаждущая зла, совершает благо. Очередная, понятно, не применительно к собственному творчеству этой писательницы, а применительно ко всей мировой литературе, вовсе не с «Фауста» начиная, а, скорее уж, с «Божественной комедии», где Люцифер активно и постоянно карает (дробит в пастях) Иуду и Брута с Кассием. Хотя, по логике религиозной, долен был бы не карать, а лелеять их…
О чем вообще роман «Креативщик»? Да, знаете, столь о многом, что почти ни о чем…
Просыпается утром очень старый и очень странный человек, одевается и выходит в город. Целый день он без видимой цели бродит по городу на Неве, останавливаясь возле самых разных персонажей, и затевает с ними поразительные беседы. Проявляя в беседах сколько нечеловеческой мудрости, столько и чудовищной проницательности. Девочку, с которой вместе застревает в лифте, он развлекает живописанием реалити-шоу с поисками сокровищ — например, знаменитого «Золотого эшелона» Колчака. Но ребенок еще слишком юн, чтобы насторожиться: а откуда дядя знает подробности захоронения украденного из эшелона ящика золота, если ни одного живого свидетеля не осталось?.. Пенсионерке на лавочке пересказывает в подробностях ее выпускной вечер и три ее параллельных юношеских романа, не завершившихся браками — а потом рисует картины возможных, но несостоявшихся серебряных свадеб. Узбеку-таксисту сообщает модернизированную версию «Сказки о царе Салтане» с заветом «жизненный путь выбирать правильно». Безработному филологу закладывает в душу ядовитые зерна антирелигиозного скепсиса и попутно открывает тайну последних часов Николая Гумилёва. Инвалиду-колясочнику, отдыхающему в теньке, открывает основы гештальт-психологии, в особенности тайну «точки возврата», — пункта, откуда жизнь пошла по ложной накатанной колее, не давая человеку достойно завершить свой земной путь, — и наталкивает бедолагу на тщательно замаскированное грудой шелухи воспоминание, от которого он, возможно, и спрятался в беспомощности и коляске… Чудом затесавшейся в наш мир «тургеневской девушке» под видом нового фильма рассказывает целый мистический детектив — и девушка ловит его на лжи, ибо уже смотрела картину, о которой идет речь, но не понимает, зачем все это нагромождение фантазии…
Собственно, весь роман написан в модной нынче структуре «байки, нанизанные на…». Стержня для баек проще, чем прогулка по городу и разговоры с разными людьми, трудно себе представить. «Декамерон» сегодня. Сами по себе байки достаточно интересны и ценны — в частности, тем, что не давая никаких готовых рецептов, учат думать и справляться с трудностями. По методу Сократа — кто способен сделать вывод из рассказанной притчи, тот молодец, а кто не способен, тому и разжевывать бессмысленно…
Груды фантастической реальности, которые порождает воображение безымянного героя (то «старик», то «альбинос», то «мальчик» — да, да, он по ходу повествования и встреч все молодеет и молодеет), он объясняет с подкупающей простотой: «Я — креативщик». Такая, мол, моя профессия. Что самое удивительное, все встреченные верят, что перед ними обыкновенный (из плоти-крови), только очень умный и прозорливый человек. И только злополучный филолог, полдня назойливо следующий (следящий) за беловолосым странником, в конце дня и романа удостаивается открытия: это демон. Ему уже пора трансформироваться (правда, в кого/что и зачем, не вполне понятно, однако срок намечен). Поэтому он наспех, грубо дает Ищущему «ликбез».
«Вселенная создана не Богом, а Дьяволом. И руководствовался Творец вовсе не благом, а Злом. Посмотри, как все устроено в Его природе!.. У кого меньше нравственных ограничителей, тот и побеждает. А тот, кого вы зовете Богом, это ангел, взбунтовавшийся против Создателя. Этот, так сказать, диссидент и застит вам глаза. Он выступает за добро, мир, согласие. И всегда проигрывает, потому что младше и слабее, чем Дьявол… Знаешь, к чему ведет вас Бог? Он хочет, чтобы все поскорее умерли. Тогда-то установится Его царство: тишь да гладь да Божья благодать… Откуда берется жизнь? Из секса, а это территория Дьявола. Вот почему ваша церковь, служанка Бога, относится ко всему сексуальному так враждебно… А Дьявол против смерти, Он за жизнь. Все истинно интересное и живое — от Дьявола, разве ты не видишь?..»
Деморализованный филолог только и может прошептать: «То, что вы говорите, ужасно. И, к сожалению, очень похоже на правду…».
А демон в обличье мальчика, молодея на глазах, скачет вверх по ступенькам обычной панельной многоэтажки, врывается в пустую, словно бы его ждущую квартиру, и на фанерном листе, как на ковре-самолете, вылетает из окна.
Последняя фраза романа — предел концептуальности: «И полете-е-ел, полете-е-ел». Сегодня дело демона сделано, что впереди у него — нам не дано предугадать. А позади-то, как ни крути — цепочка добрых дел из серии «разутые глаза». Ну, вот хоть ты тресни, а сила, что вечно хочет зла и служит ему, опять совершает мелкие частные блага! Не зря же в одной из своих притч демон говорит о принципе «малых добрых дел», коим руководствовался в работе порядочный, но слабодушный человек… Событий в романе так немного (даже вместе с байками), что ясно: лишнего и случайного тут нет вовсе. Каждое лыко в строку, каждая аллюзия — в концепцию автора, каждое узнавание — к силе, что… смотри выше.
Можно, конечно, углубиться в сугубо религиозный аспект романа «Креативщик» (интересно, как бы отнеслась к нему любая христианская конфессия?) — и начать диспут на тему, кощунство перед нами или откровение. Можно. Только лучше сначала открыть, скажем, том «Истории религий» Александра Меня и прочитать там, сколько учений, как объявленных ересями, так и благополучно развивающихся где-нибудь в собственной субкультуре, так или иначе трактовали тему Творения и меру участия в Оном как Бога, так и… его противоположности. А затем перейти к идеалистическим учениям эпох Просвещения или рационализма, где Творение порой толкуется так, что волосы дыбом встают…
Мне кажется, что не стоит преувеличивать степень «религиозного первооткрытия» Анны Борисовой в романе «Креативщик». Я уверена, что это не было главным побудительным мотивом писательницы.
Впрочем, тогда возникает вопрос — что же было импульсом, породившим его?
Да вот, сказано в аннотации: «Трудно определить: то ли это серьезная литература, прикидывающаяся шуткой, то ли прямо наоборот…».
Мне представляется, что роман этот — весьма удавшаяся шутка, претендующая на серьезность ровно в той мере, которая необходима для придания достоверности всему повествованию. О том, что «Креативщик» — шутка хорошего, пардон за тавтологию, креативщика, говорит и почти мистическая легкость, с которой читается этот нетонкий роман (ведь хороший анекдот, даже длинный, слушается легко и воспринимается на одном дыхании!). Впрочем, вглядимся в дизайн этой книги — буквально на поверхности лежат нехитрые полиграфические приемы, помогающие легкости чтения. Это и крупный шрифт, и «воздух» между строками, и «неэкономная» верстка… Такие земные методики — все равно что нити кукловода, носящие по театральной сцене «демона» и предательски взблескивающие в ином ракурсе… Перед нами хороший креатив, господа! Причем креатив, повторюсь, располагающийся в рамках уже сказанного. Помимо «архетипов» Гете и Булгакова, я нашла в нем даже своих любимых Стругацких — с их персонажами-контрамотами, живущими во времени из будущего в прошлое.
Но в нем нет ничего нечеловеческого и надмирного! Как бы ни хотел нас в инфернальной природе своего творения убедить автор…
Говоря все это, я хочу попутно успокоить тех, кому покажется, что «Креативщик» суть глумление над христианской моралью. Нравственные категории христианства — грех, искупление, раскаяние, вера, постулат «каждому по вере его» — не затронуты этим романом и не опровергнуты. Пускаться по следам появления «Креативщика» в опровержения по базовым вопросам веры — все равно, что махать кулаками после… ну, допустим, демонстрации синтетических мускулов на лабораторно собранной руке.
Главное — благо энное число раз людям демон (-енок) все-таки принес! Кого избавил от мук прошлого, кому показал, чего не стоит делать в будущем… А читателям, между прочим, на материале баек, дал бездну полезного «сырья» для формирования личности! Стало быть, количество «благ», оказанных людям этим романом исчисляется по формуле N (по числу персонажей романа) + N в степени n (по бесчисленности читателей).
Кто знает, какое орудие избирает Господь для доведения до людей своей воли?.. Все в руце Его…
Елена САФРОНОВА