Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 9, 2009
Я ВОЗВРАЩУСЬ, ГОНИМ СУДЬБОЙ ДРУГОЙ…
Илья Тюрин родился 27 июля 1980 года в Москве, в семье журналистов. С раннего детства писал стихи, рассказы, пьесы, эссе. В лицее при Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) организовал рок-группу «Пожарный Кран» (солист, бас-гитарист, автор песен). После окончания лицея год работал санитаром в НИИ им. Склифосовского, затем поступил в Российский государственный медицинский университет (РГМУ) и продолжал писать — статьи и эссе печатались в центральной прессе. 24 августа 1999 года погиб, купаясь в Москва-реке. Последняя статья Ильи Тюрина «Русский характер» опубликована в «Литературной газете» в октябре 1999 года — через полтора месяца после гибели автора.
В 2000 году учреждены Фонд памяти Ильи Тюрина и литературный конкурс Илья-премия, по итогам которого выходит одноименная книжная серия и ежегодный альманах «Илья». В жюри конкурса входят известные поэты и публицисты, возглавляет жюри поэт Марина Кудимова. Изданы книги Ильи Тюрина «Письмо» — стихи, статьи, эссе (ХЛ, 2000), «Погружение» — стихи и записные книжки (ОГИ, 2003). Многочисленные публикации стихов и статей в периодической печати. С 2004 года в Москве и Пушкинских горах проходит фестиваль поэзии памяти Ильи Тюрина «Август».
Ирина МЕДВЕДЕВА
Илья ТЮРИН
Я ПОЛЮБИЛ СВОБОДНЫЕ РАЗМЕРЫ
Письмо
Оставьте все. Оставьте все, что есть:
За нами, в нас, над нами, перед нами.
Оставьте все: как музыку, как месть
Жестокого стекла оконной раме.
Оставьте все. Оставьте прежде свет —
Во всех его телах: в свечах, и возле
Свечей, и возле тех, которых нет,
Но — надо полагать, что будут после.
Оставьте все. Оставьте день — для глаз,
Его конец — для губ, сказавших «Amen».
Оставьте ночь: она запомнит вас,
Забыв себя, заполненную вами.
И все останется. И лишь часы,
Спеша вперед, зашепчут: Альфа, Бета…
…Омега. Все. Оставьте росчерк — и
Оставьте Свет. Но не гасите света.
10.05.1996
Осень
Я не думал дожить до тебя — так и стало, не дожил.
Если что-то выводит рука, в том вины ни ее, ни моей
Ни на грош: только долг. Я мучительно помню и должен
Все — своей же душе. Все, что сказано было при ней.
Поворот, поворот. Пахнет свет? Или улица тоже —
И слегка молода, и настолько в обрез коротка,
Что при первой возможности рвется на запахи, точно
Пес — во тьму с поводка.
Мостовая и ночь — как набор существительных в речи,
Скачут: младшая бросит — другая, спеша, подберет,
Устремляясь обратно все больше на ощупь, все реже,
Чем трамваи вперед.
Пятница, 13.09.1996
* * *
Мой черный стол диктует мне союз
С толпою развороченных бумаг,
В которые заглядывать боюсь,
Как в письма от сошедшего с ума.
Я словно постоянный адресат
Для этих груд, хоть в зеркале двойник,
Пейзаж в окне, и время на часах
Идут ко мне, опережая их.
Почтовая ошибка? или знак
Ноги на их нетронутом снегу? —
Я лишний здесь, но мне нельзя никак
Исчезнуть: не умею, не смогу,
И не привыкну, и уже свою
Испытываю память, а не страх,
Валяясь по измятому белью
За полночь у бессонницы в ногах.
23.10.1996
Старинная живопись
Предместье Тициана. Мешковина
С картофелем из высохших долин.
Полуокно. И свет наполовину.
И тьма в глазах. И Бог преодолим.
Пожалуйста! Давай остудим глину,
Октябрь на красный свет перебежим.
Два выхода: Творцу найти причину
Или себя почувствовать чужим.
Язык не кисть. Не ждет переворота:
Меж фраз его всегда найдутся те.
Но если нет — то хлопнут не ворота,
А воздух на распоротом холсте.
29.11.1996
География
Кому, как не тебе — по ремеслу
Родиться в глубине земли усталой,
Где пол определяют по веслу
Или штыку в глухой руке у статуй;
По фонарю: когда погашен — день,
И ночь — когда разбит. По тени дома —
Что дом еще отбрасывает тень,
И смерть не ждет в конце второго тома
Всех писем, что оставишь по себе,
Всех адресов (все адреса так узки!),
Всех песен, где меж строк — лишь Бог и бег,
Да Нобель, окликающий по-русски.
7.12.1996
* * *
Примитивный пейзаж
В половину листа,
За который не дашь
Ни окна, ни холста;
Безопасная даль
В половину руки,
Но рука и печаль —
Как они далеки!
Если выйти за дверь
И направо взглянуть,
То напрасно теперь
Открывается путь:
Половина зимы,
И дороги бледны,
И оттудова мы
На ладони видны.
Потому что и там
И, как правило, здесь —
Мы не в тягость богам.
Ибо мы-то и есть
(Глядя издалека —
Чтоб достал карандаш)
Фонари и река,
Примитивный пейзаж,
От неблизких картин
Отстраняющий плоть:
Чем он дольше один,
Тем он больше Господь.
13.12.1996
Почта
Я полюбил свободные размеры:
Как тога, или брюки без лампас,
Они дают мне легкие манеры;
Но тощ для них словарный мой запас.
Должно быть, от болезней или горя —
Слепого и невидного извне,
Я бросил стих. И, по привычке, вторя
Моей судьбе, он изменяет мне.
И на столе, как следствие измены,
Я нахожу конверты от него:
Уж распечатаны и непременно
Надушены бессилием его.
Теперь я болен службами иными,
Но, видно, не поддался мятежу
И, будто из укрытия, за ними
Со дна мизантропии я слежу.
Но все, что мне нашептывает ворот
Колодца, все, что сочтено в уме —
Я с ужасом и нетерпеньем вора
Прочитываю поутру в письме.
15.12.1996
* * *
Ломая лед в полубреду
Двора ночного,
Я скоро, может быть, сойду
С пути земного.
Когда один (нельзя двоим)
Спущусь глубоко —
Кто станет ангелом моим,
Кто будет Богом?
И почему — на высоте,
Внизу и между,
Мы вынуждены в простоте
Питать надежду
На некий разума предел —
На область духа?
Набат как будто не гудел,
Да слышит ухо.
Как нацию не выбирай —
Она режимна.
Известно, хаос (как и рай)
Недостижим, но
Не в этом дело. Потому
И в мыслях пусто:
Не доверяющий уму —
Теряет чувство.
15.01.1997
Калека
Урод сидит напротив, и сложенье
Тяжелой головы, как метеор,
Притянет глаз и высветит для зренья
Невидимое в мире до сих пор.
Щадя его, взор не преступит кромки.
Но мы не в силах так жалеть сердца,
Как это могут хрупкие обломки
Уроненного с высоты лица.
Он на закорках рослого несчастья
Встречает любопытство площадей.
Его беда — приближенная к страсти,
И не черты отталкивают в ней,
А только сила, сжатая ударом,
Предметы движет от греха во тьму.
Поэтому мы не узнаем даром
Того, что ведомо за нас ему.
24.04.1997
Остановка
Как кружатся кварталы на Солянке,
Играя с небом в ножики церквей,
Так я пройду по видной миру планке —
Не двигаясь, не расставаясь с ней.
Дома летят, не делая ни шагу,
Попутчиком на согнутой спине.
И бег земли, куда я после лягу,
Не в силах гибель приближать ко мне.
Танцует глаз, перемещая камни,
Но голос Бога в том, что юркий глаз —
Не собственное тела колебанье,
А знак слеженья тех, кто видит нас.
Среди толпы Бог в самой тусклой маске,
Чтоб фору дать усилиям чужим:
Чей взор богаче на святые пляски?
Кто больше всех для взора недвижим?
30.04.1997
Дождь в Москве
Немногие увидят свой конец
Таким, каким я вижу этот ливень,
Где медленно из облачных овец
Вдруг молния высвобождает бивень.
На улицах спокойно. Полных вод
Хватило для того, чтоб все колеса,
Все фары, каждый каменный завод,
Все небеса — удвоились без спроса.
И время ненаказанным бежит,
Но розга не впустую просвистела.
Во всем, к чему он сам принадлежит,
Глаз не находит собственного тела.
А значит, все на месте, все с тобой.
Жизнь и разлука с ней неразличимы,
Но первая отходит от второй
На полшага: мы делаемся зримы
Самим себе и миру самому.
Таков последний миг, но не расплаты.
Мы вытесняем, погрузясь во тьму,
Свет в последождевую кутерьму —
На плиты стен и кровельные латы.
1.05.1997
Черная лестница
Конец весны в предместии больниц.
Людей как не было, две-три машины,
И голоса таких незримых птиц,
Что словно купы бесом одержимы.
Нельзя запоминать вас наизусть,
Кварталы детства. Дом для пешехода
Уже постольку означает грусть,
Поскольку в нем тот знает оба входа:
Парадный первый, видный исподволь,
Как будто жизнь его внутриутробна —
Но вещь сама перерастает в боль,
Когда второй предвидеть мы способны.
Исчерпывая кладку стен собой,
И завершая дверцею жилище —
Он боком входит в память, как слепой,
Который трость потерянную ищет.
28.05.1997
* * *
В дурном углу, под лампой золотой
Я чту слепое дело санитара,
И легкий бег арбы моей пустой
Везде встречает плачем стеклотара.
Живая даль, грядущее мое —
Приблизилось: дворы, подвал, палата.
Всеведенье и нижнее белье
Взамен души глядят из-под халата.
Тут всюду свет; и я уже вперед
Гляжу зрачком литровой горловины;
И лишний звук смывает в толщу вод,
Пока строка дойдет до половины.
Я счастлив, что нащупал дно ногой,
Где твердо им, где все они сохранны.
Я возвращусь, гоним судьбой другой —
Как пузырек под моечные краны.
11-13.08.1997
Публикацию подготовила Ирина МЕДВЕДЕВА