Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2009
* * *
Путь убивает идущего.
		Времени вечно в обрез.
		От показного до сущего
		много случайных словес.
		
		Может, всю жизнь из-за робости
		и упований на срок
		я упускаю подробности,
		будто меж пальцев песок.
		
		В память, где явь перекрещена
		клейкими лентами снов,
		смотрит растерянно женщина
		красноречивее слов.
		
		Так, отражая по-разному
		улиц неоновый свет,
		ищут собратьев по разуму
		странники с дальних планет,
		
		или, пугая свидетелей
		цепкими иглами глаз,
		ищут сироты родителей,
		исподволь, в каждом из нас.
		
		Взор поступательно движется
		в тесном пространстве меж стен,
		если потеря отыщется,
		что предлагают взамен?..
* * *
Над Шулявкой полная луна
		колесит по небу, как трамвай.
		Я найму веселого слона
		и махну к любимой на Алтай.
		Напою портвейном сторожей,
		чтоб зверинец киевский уснул.
		Словно шейх с улыбкой до ушей,
		элефантно въеду в Барнаул!
		А когда пройдет парад-алле,
		отгремев, закончится салют,
		я скажу, что Сашка-шевалье
		к вам притопал трезвый, как верблюд,
		что устал слоняться бобылем,
		что к прекрасной женщине спешу.
		
		У слона за ухом почешу,
		у меня в запасе — ход конем.
* * *
Перламутровее мидий
		подоплека немоты.
		Пианист почти не виден,
		потому что рядом ты
		перелистываешь ноты,
		отзвучавшие значки
		норовят попасть под ногти,
		как рыбацкие крючки.
		В напряжении покорном
		ворошишь ручную кладь,
		чтоб умолкнувшим аккордом
		окровавилась тетрадь.
		Каждый жест окрашен крапом.
		Не рискну, безухий жлоб,
		улизнуть манящим крабом
		из партера в гардероб.
Крик
Раздирает горлянку привычка
		саблезубый заглатывать зонд,
		и елозит скрипичная смычка,
		нарываясь на острый резон.
		
		Пусть рубильник в кровянку расквашен,
		убедительно и свысока
		прокричу глубочайшей из скважин
		откровение от байстрюка:
		
		— Ослепила бензольные кольца
		мне горилка в подольской корчме.
		Бесполезно молиться на солнце,
		если Бог обитает во тьме.
		
		Ну, а если … а если … а если
		по команде Творца: «Отомри!» —
		взяли бы и взаправду воскресли
		первобытные парни земли.
		
		Прорвались бы чумой через морок,
		очищая от падали рты.
		О, какой навели б они шорох!
		Динозаврам и прочим — кранты.
		
		В пух и прах разметали б границы
		всевозможных дозволенных чакр.
		На века б зареклись украинцы
		оккупантов хлеб-солью встречать.
* * *
В лазарете щиплет корпию
		милосердия сестра,
		а высокоблагородие
		щиплет мягкие места.
		Вызов плоти абрикосовой
		невозможно побороть.
		После долгих битв с матросами —
		наслаждения щепоть.
		Исцелиться без посредника —
		офицерская мечта,
		если сзади нет передника,
		нету красного креста.
		В забытьи коснулся. Вроде не
		куртуазный маньерист.
		Ампутирована родина
		в столбняке соленых брызг.
		Черный Понт вздымает палубу,
		полумертвый стонет груз…
		Не напишешь туркам жалобу
		на покинутую Русь.
Новый свет
Мы накроем стол под густым орехом,
		под инжиром и алычой,
		заряжусь твоим изумрудным смехом,
		положу ладонь на плечо.
		Из волос легко извлеку расческу
		и без музыки заведусь.
		А тебе к лицу летний дождь в полоску,
		двум арбузикам средь медуз.
		Но, когда умолкнет на всю катушку
		двор загадочный, как этруск,
		я приставлю к уху пустую кружку:
		— Расскажи о море, моллюск.
		Там, в дыре озоновой в атмосфере —
		и павлиний глаз, и пыльца,
		и на зыбком зеркале, и на зебре
		отпечатки пальцев Творца.
		Шаровая молния лопнет рядом,
		словно электрический скат,
		а мускат окажется виноградом,
		или скрипочкой — музыкант.
* * *
Гортанные слышу звуки,
		хлопки волосатых рук.
		Листают башибузуки
		тургеневский «Бежин луг».
		
		Чужая душа — потемки,
		но светится город Керчь.
		Моряк утащилил у тетки
		учебник «Родная речь».
		
		Беспечные волны пляшут
		протяжные, как гудки,
		и с воплями: «Бяша, бяша!» —
		хватаются за грудки.
		
		А месяц кривой и узкий
		оскален беззубым ртом.
		Челночный паром стамбульский
		не вырубишь топором.
* * *
Задавалы-учителя
		не учили меня плохому,
		но выделывал кренделя
		по невежеству молодому.
		На художника не похож.
		По вагонам и по платформам
		вышивал за подножным кормом.
		Неужели пойду под нож.
		Жизнь калечил, как не свою,
		как собака, лакал из миски.
		С тенью дрался, но в том бою
		стал опасен для самых близких.
		И, разлукой по горло сыт,
		догадался под сводом синим,
		почему рукоблудный сын
		возвратился к подсобным свиньям.
Александр Чернов — поэт, член Союза российских писателей, один из авторов издания «Русская поэзия ХХ век. Антология» и многих других антологий и альманахов.. Недавно состоялись публикации объемных подборок его стихотворений в московской литературной периодике, в таких изданиях, как «Вестник Европы», «Дети Ра», «Футурум АРТ», «Журнал ПОэтов», «Родомысл», «Сетевая поэзия», а также в киевском литературном ежемесячнике «Радуга». Живет в Киеве.