Ведущий рубрики — Фёдор Мальцев
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2009
Журнал «Сибирские огни» под всеобщее равнодушное молчание продолжает свою политику словесных нападок на беззащитных стихотворцев.
		Критик, скрывающийся под инициалами М. Я., пишет в № 1 / 2009: «В «Звезде» (№ 12) — очень простые, непретенциозные стишки Вадима Муратханова, с тихими откровениями, почти симпатичными, но, увы, целиком «помешанными» на писательстве-сочинительстве».
		Хлесткое, конечно, заявление, смелое. Но неубедительное. Если вы, господа хорошие, называете стихи поэта стишками, потрудитесь объяснить почему вы так считаете. Приведите какие-то аргументы. Обоснуйте свою позицию. Нет, никакой аргументации не приводят. Критик М. Я. даже имя свое полностью не называет. Боится, что ли?
		Комизм ситуации усугубляется тем, что «Сибирские огни» в том же номере печатают стихи, весьма далекие, на мой взгляд, от совершенства. Рассмотрим, например, стихотворчество Сергея Филатова (однофамильца известного литературтрегера).
		Для начала обратим внимание на рифмы этого поэта: сентября — моя; путь — живут и т.д. Вынужден констатировать: не самые точные и удачные рифмы. Но это, как говорится, не страшно. Не будем к словам придираться. Поговорим о смысле в поэзии Сергея Филатова. Здесь тоже не все просто.
		Иногда Сергей Филатов просто запутывает читателя. Например, его лирический герой никак не может определиться со своей ориентацией…
		Поэт признается:
«жизнь моя, — твой забытый любовник, —
		кровь моя, боль моя, жаль моя <…>
Помнится, классик писал — «Сестра моя — жизнь». Сергей Филатов называет жизнь любовником. Образ, конечно, понятен. Но почему любовник, а не любовница? Или Сергей Филатов пишет от лица женщины?
		Филатов продолжает:
«И как была Сибирь без края,
		Так и осталась без числа…»
Без какого такого числа осталась Сибирь? Числа чего? Не уточняет автор — догадайтесь, ребята, сами. И еще надо бы догадаться, почему нужно разбивать на части идиоматическое выражение «без числа и края»?
		А вот еще один шедевр Сергея Филатова.
Снега
		Насколько их печаль долга
		И сны легки?
		Еще стоят мои снега,
		Еще крепки.
Хорошо, что снега у поэта стоят. Замечательно. Здорово, что снега крепки. Но, думается, что если снега крепки, то это уже и не снега вовсе, а, скорее, ледышки.
		В общем, «жаль» моя такова, что, увы, не лучшие стихи печатает журнал «Сибирские огни». Но, видимо, по их меркам, это как раз стихи, а не стишки. Наши комплименты!
		
		В «Интерпоэзии», № 4 / 2008 интересная статья Максима Лаврентьева «Танатогенез в поэтическом тексте. Наблюдения над русской эсхатологической лирикой».
		Исследователь размышляет о пророческих качествах таких поэтов, как Дмитрий Веневитинов, Константин Вагинов, Александр Введенский, которые предсказали свою собственную трагическую судьбу.
		Максим Лаврентьев пишет: «Исходным пунктом для моих размышлений явилось обнаружение роковых параллелей в личной и творческой биографии поэтов. При этом особенно поразил меня тот факт, что гибель не от естественных причин, гибель на взлете жизни и творчества, казалось, предощущалась поэтом и отражалась с беспристрастной ясностью в его итоговых произведениях».
		
		Вышел в свет № 1 / 2009 журнала «Футурум АРТ». Напечатаны стихи таких поэтов, как Константин Кедров, Сергей Бирюков, Александр Федулов, Евгений В. Харитоновъ, Александр Моцар, Андрей Коровин, палиндромы Владимира Захарова, эссе Татьяны Виноградовой, статья поэта и филолога из Молдовы Лео Бутнару «Велимир Хлебников и проблема словотворчества в  европейском литературном пространстве» и многие другие материалы.
		
		Патриарх отечественной литературы Кирилл Ковальджи с каждым годом пишет все лучше и лучше. Поэт владеет различными формами — и силлабо-тоникой, и верлибром, и комбинаторным письмом.
		Замечательная — пронзительная и трагическая! — подборка поэта в «Новом мире», № 1 / 2009.
Я люблю эту девочку, эту девушку,
		я замираю, когда ее вижу,
		но мне семь лет,
		мне нельзя.
		
		Я люблю эту девушку, эту женщину,
		я замираю, когда ее вижу,
		но это ее портрет, она умерла давно,
		мне нельзя.
		
		Я люблю эту девушку, эту женщину,
		я замираю, когда ее вижу,
		но мне семьдесят семь,
		мне нельзя.
		
		Я люблю эту девушку, эту красавицу,
		я замираю, когда ее слышу,
		но я уже умер давно,
		мне нельзя.