Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 12, 2009
А еще говорил я на Илья-пророка-день
А еще говорил я на Илья-пророка-день…
А ветер от других берегов с утра самого дверь настежь распахивал, а я говорил — то ли
сходить к ним за овраг-за реку к ним на престол поплясать?
А у них на других берегах за рекой за оврагом гуляния гурбиями, говорили, на Илья-
пророка-день, то ли сходить к ним, говорил себе, дверь настежь распахивая, молоток в
траву запустив?
А ветер от других берегов с утра самого облака наволакивал, веретеном облака
вертелись…
А потопал я к другим берегам на других берегах на престол поплясать, а как дождь по
дороге меня захватил —
а вот и престол тебе — плясал я себе под дождем по дороге, песни орал — как веселье
от тех берегов нахлынуло, радостью мне живота дороги звенящего, дверь в облака
распахнув мне настежь
Из письма к Бо
…я думаю о чуде… я все время о нем думаю. о вас всех. о чуде о ветре о дожде о
тебе…
я шел а потом остановился потому что посмотрел на небо.
бежали облака когда долго стоишь то начинаешь видеть что они идут когда идешь
вместе с ними это не так заметно нужно остановиться чтобы увидеть.
летали вороны и садились на позолоченный флажок на башне вороны черные а низко
а выше а высоко-высоко парила черная она казалась черной на пасмурном точка-шар-
комок если бы я не стоял как вкопанный на углу знаменской и моховой а где-нибудь на
околице я бы подумал что вот коршун высоко-высоко а какой может быть коршун на
углу знаменской и моховой здешней осенью поздней.
я думал о ветре знаешь дружок оказывается самое трудное говорить о простых вещах
ты смотришь в простое ты вглядываешься в него а оно начинает от тебя убегать уводить
тебя в свою несказанную глубину высоту коршун улетает но ты ведь помнишь о нем
говорить о самом важном не говоря о нем как это сделать твои волосы разметались у
тебя по плечам и закрыли от меня спрятали я ищу тебя ты здесь но тебя будто и нет где
ты где ты я ищу тебя я зову тебя.
и все же я уверен что говорить обо всем можно только изнутри только соприкасаясь
ладонями жизнями-животами.
на асфальте лежали листья я бросил окурок на асфальт мимо прошла бездомная
лохматая собака дворничиха мела листья собака она была цвета опавших листьев
сидела рядом с ней потом дворничиха прошла мимо меня и смела мой окурок в совок
мне
стало стыдно я закурил опять вороны взлетали и садились на флажок.
ветер идет от тебя ко мне нельзя остановить ветер нельзя запереть ветер запертый он
исчезает его нет говорить не о чем когда стихает ветер нет ничего совсем ничего
совсем.
стоя на одном месте я стал замерзать но стоит пойти мне как что-то произойдет я думал
остановятся облака и я замерзал на одном месте лишь бы не остановились во мне
облака
знаешь дружок я чувствую теперь мы стали еще ближе друг к другу я зову тебя я зову
тебя мы Бог знает как далеко друг от друга но как же мы близко.
в букинисте открыл Розанова хотел тут же тебе писать да набирать нерусскими не
захотелось мы живем для любви только для нее мы пришли сюда и только по ее полноте
нас будут судить говорю по памяти чуть верно переврал.
ветер живущий в нас над нами бегут облака от нас друг к другу бегут облака я замерзну
на этом зассаном углу лишь бы они не перестали бежать ты отводишь волосы и
смотришь на меня вот она вот она кричу я тебе радуясь.
…………………………………………………………………………………………………
ты ведь помнишь дружок я давно обещал написать тебе о ветре хотел рассказать
как он живет в траве в деревьях как шумят они от того что он в них живет трепетный
неуспокоенный…
кажется я не смогу тебе о нем рассказать я расспрашивал многих но никто не мог мне
рассказать о нем о самом простом о том что все знают от чего друг к другу бегут облака
бегут высоко-высоко…
знаешь я придумал замечательное начало моей сказке о ветре когда-нибудь я допишу ее
для тебя:
«Я рассажу тебе о ветре, — сказал я тебе. — Вокруг тебя сейчас тихая и спокойная
ночь, и я подумал, что нужно рассказать именно сейчас, пока тихая и спокойная, и
легкие сны, самое время присесть мне рядом с тобой на краешке, на обочине ли и
говорить тебе…
О ветре. О вести от других берегов. О трепете по другим берегам…»
Ветер. Ветер.
Было слышно, что расходится дождь. По жестяной крыше сверху, а рядом по
невидимому за вечером кусту. Зима. Дождь. На кустах почки. Будто и не зима. Было
слышно — что расходится. А снег — нет. Припомнил, как спустились с отцом к реке.
Снег повалил хлопьями. Без ветра можно было смотреть широко. Смотрели. Не было
слышно, что расходится. Было глухо. И голоса приглушенные. Голосов не было
слышно. Снег — как на уши шапку глубоко. И голова кружилась от глухоты, от снега
со всех сторон. — Папа, правда ведь, мы будто уже не здесь?
Времени не было. Времени нет никогда. Что мы хотели успеть? Не важно. Забыл —
что. Забыл, что будет потом. Кто? Гуга? Кусок? Бо? И как-то осекся, и замолчал. Ветер
невидимый раскачивает куст. Дождь расходится. — Папа, правда ведь, мы — будто?
Со временем, куст на ветру становится непроходимым для взгляда. Ветер. Ветер. И ты
живешь там, в его животе, там и живешь здесь. Подумал. Темно. Подумал о тебе,
дорога, подумал о тебе, судьба, подумал о близких-далеких других берегах. О минуте,
когда рождается песня. Когда затихает.
Ты возвращаешься… место — то же… те же и воробьи… и крыльцо — синее…
Дорога шла полем
Дорога шла полем, а время от времени встречался лес, островками. И где терялась в
траве дорога, небо с землей сходились. Туда мы и шли с Бо, послушать, о чем при
встрече своей они говорят.
Я думал, Бо вот-вот уставать начнет, и все чепуху ей говорил, чтобы она не устала. Так
и Гуга со мной говорил, мы с ним однажды поплыли далеко, не в водокачке, нет, в
другом пруду, тот был большой, а плаваю я и сейчас неважно, а тогда и совсем
нехорошо плавал, почти не умел вовсе, а он плывет рядом, и все что-то рассказывает
мне весело, так мы до далека того и доплыли, что я и устать не подумал. А Бо я о
тележке рассказывал — есть у меня тележка железная, я на ней все на свете вожу —
траву, дрова, песок в лесок, у ней, у тележки-то, было колесо отвалилось, а я
подшипник от трактора туда пристроил новый, а бока разъехались, так проволокой
подвязал и дальше катил, она, когда едет, знаешь, как гремит громко…
А Бо по дороге сплела нам венки колокольчиковые, и шел я в венке, как царь по дороге,
а она царицей была. Я о тележке рассказывал царице, а она и царицей быть не захотела,
и чтоб я — царь, хоть и колокольчиковый — Не для того ведь идем.
Где терялась дорога в высокой-высокой траве, где скрывалась дорога в высокой-
высокой траве, где растворялась дорога в высокой-высокой траве
совсем недалеко от нас,
дождь гремел своей тележкой, по траве катил густой, ветер дул в рожок пустой —
приближался Божий час
вот и первые капли упали, и я нарвал лопухов, которые побольше, и над Бо их держал,
а то еще кашлять будешь потом, после дождя с тобой ведь такое бывало,
и стояли они на границе земли и неба, света и темени, их зарницы освещали во
времени, он держал лопухи над царицей, а она стояла под царскими лопухами и
отвечала ему
А Бо отвечала мне — а от дождя, Сереж, Божьего, пусть и закашляешь.
Сергей Кромин — поэт. Родился в 1972 году. Автор двух книг. Публиковался в журналах «Крещатик», «Футурум АРТ», «Черновик», альманахе «Илья», в сборнике «Кипарисовый Ларец-3», антологии одного стихотворения «Один к одному».