Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 8, 2008
Хозяин
от империи громадна тень
у империи есть свой бык
самый большой имперский бык
сам может менять свой цвет
в год цветет
в год в шахте улицы под тяжелым взглядом быка
в год мельтешение — проникает снизу
соль птичьего пера поднимается и
смотрит в вертикаль —
все что разобрано — на мелочи и на части
не бычье — суть суеты —
быком —
и застряло на мели масштаба —
людей к небоскребу по 34-й со стороны Ист-Ривер
прохожие и я — Нью-Йорком — ведомое
по прихоти колпака проблескового
пропадает и появляется наконечником ведомое
идет и идет
исчезая
за перекрестками
и за и под светофорами —
и громадна тень
от небоскреба Эмпайр-Стейт-Билдинг
Острова. Следы
что гладкого —
горбилось — распределилось
не волна нет не волна из песка вышла
смешением масел по законам — масла — застыло
до воды залива в задумчивых дюнах
спокойно дошло
и из гладкого свая торчит
как прижились
где они?
прижились спрятались нашлись в предлагаемом —
ступни — ног на мгновение стали остатком
в песке болотце — выплеск молота
времени молот по металлу
отдельные шаги
сыпались часы
время из дюн — брызги воды и брызги земли
брызги времени вмятины времени —
остров смывает с себя шестеренки часов
и песком и водой —
и соседние вмятины нежные
Айги Flushing-Main St
и исчезли
мерзнуть… поезд катился теперь уже по эстакаде
дневным сиянием
словно некий сок января холод отжимая
сзади своим стальным поршнем
между тем насквозь следуя по его вагонам
немного поеживаясь вошли два немолодых гаучо
у одного гитара
у другого скрипка
и с ними грустная черноволосая женщина
трое с безразличной походкой
но они могут и сыграть
когда они сыграли это
то крепко выбрали паузы от нас и до далеких прерий
немного боги
я кинул доллар в черную шляпу женщине
и исчезли
и я услышал айги и слово «наши»
«наши» он сказал бы о тех музыкантах в Квинсе:
да я думаю сказал бы «эти люди наши»
вагон ехал и в вагоне словно знали —
феноменальна граница между изнанки глухой мира «они»
и мира чуткой жизни «наши»
«наши» — так близки «они» — далеки от света и холодны
от света до тьмы последняя точка у тьмы тоннеля и скорость другая —
ведь это никогда не пересекалось
правда что мы близко и мы все ближе к нему они все дальше
они далеко
по крайней мере ему — и теперь это важно — настолько
и насколько теперь это важно —
я мерзну — я греюсь — я знаю
Рыбы
может быть желтая
ржавая мелочь — рыб —
выброшенных
рыболовами
не добрее говорящих —
немых — их — мимика вовсе и не система
для наблюдения праздного
как это может казаться — вовсе и не система
и пальцами измусолена система звуков
но они никогда из виду не исчезают —
так на расстоянии
в камере —
за перегнутым железом
лицо
беседует — почти перекрестьями дальше и ближе
дальше и
на земле выдыхается звук пятнами жабрами
выдыхается прямо на землю
у немого лицо беззащитное
Дом у парка
забыт язык тропинок деревьев и птиц
за парком дом
над домом нет аиста
нет главной тропинки над домом
над домом в воздухе нет стержня
скамья уходит
страница уходит —
и без кого либо уходят — следуя за
запустением
у запустения нет чистых крыльев
запустение мерцает
или есть некрылья грязные — в никуда — над собой
без толпы рупор на боку лежит и молчит
пуст
парк стоит в воздухе чуждым эфемерным
и разворачивает весну — льдистую
и тающую
Толчея
вокруг бога последние бабочки
это бабочки бога прилипли к лицу бога
двигаются и спотыкаются
хорошо примеряясь к нему
лиловые красные крылья в последнее
кровотоки синяки раны
между тем беженцы бегут —
и двери
восстанавливаются
прерывистые двери вокзалов
и легко бег наслаивает два дня — субботу и воскресенье
но поднимаются двенадцать бурь
двенадцать бурь бедняков
с ними — беженец
черным скотчем — залеплен у него рот
он впереди
за ним — двенадцать
и в живом его черном венчике —
те же бабочки вокруг головы
Хребет. Спрятанная постройка
на еду
нищенкам двум — недоброй и доброй
остались двое в памяти при отъезде: обоим дать на еду
и в стене неудачные гвозди и от их прыжков дыры
она —
грязна и голодна еще с утра… спиной
к стене
сидит на корточках
золочен по верху весь хребет дворца
оглянешься — горелое зола куч зола — а еще желто — на крыше
жирное золото по позвонкам течет — Москва
нищие взбираясь на нее сваливаются падают —
в центре Москвы — у звенящего на солнце дворца
хочется им еды
просят горячей горячего — хотят
просят и горелого
подать — хоть жженого
Дюшамп. Тишина на вешалках
А. Даену
стекло
нет шороха
во внутренности шкафа проникла вода ручьем
но не настала сегодняшняя вода сегодня
нельзя насытится тем что еще не начато
вешалки для солдата формы — в раковине морской
место моллюска здесь в раковине —
гляди —
две створки в раковине и ловушки кривые — не совпадут
едва приметна
застряла
там все еще буква горит между трещин
Юрий Милорава — поэт, переводчик. Родился в 1952 году в Тбилиси. Окончил Тбилисский институт иностранных языков. Печатался в журналах «Континент», «Крещатик», «Черновик», «Дети Ра» и др. Изданы две книги стихов. Автор критических и литературоведческих статей, воспоминаний о Викторе Шкловском, переводов с французского и грузинского языков. Живет в Москве и США.