Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 6, 2008
15 июня 2008 года исполнилось пятьдесят лет замечательному поэту и прозаику, члену редколлегии «Детей Ра» Юрию Александровичу Беликову. Сердечно поздравляем юбиляра, желаем ему крепкого здоровья, благополучия, новых книг стихов и прозы! И публикуем статью Евгения Минина (Израиль) о творчестве поэта.
Редакция
Евгений МИНИН
Скрижаль к 50-летию поэта Юрия Беликова
Эта гордая фраза кочует по страницам газет и литературных журналов: «Настоящий поэт должен быть всегда в оппозиции к власти, хочет он того или не хочет». Наблюдая за творчеством поэтов разных стран и материков, убеждаюсь, что, увы, на современном этапе сей обращенный к ним посыл не вырывается за пределы узкого пространства кочующей фразы, за исключением двух случаев — в меньшей степени — Израиля и в большей степени — России, где поэт ощущает себя частицей страны, говорящей с ним на одном языке, тем более, если он в ней живет. Может ли он не быть в оппозиции к стране, которая не жалует поэтов, или точнее, жалует не всех? Юрий Беликов находится в стане тех, кого не очень жалуют. И, как мне кажется, он — один за всех, а вот чтобы понять — все ли за одного? — для этого надо открыть свод его избранных стихотворений, увидевших свет в минувшем году в московском издательстве «Вест-Консалтинг».
Моментом же, побудившим меня взяться за написание этого эссе, послужила рецензия новосибирского критика Владимира Яранцева, опубликованная в «Литературной России» 7 сентября 2007 года и посвященная как раз книге пермского поэта Юрия Беликова «Не такой». Ощущение, что рецензент, насмотревшись боевиков типа «Экшн», вывел Юрия Беликова Шварценнегером от поэзии, с большими кулаками, ведущим бой с тенью. Я уже не говорю об эпитетах — «агрессивной беспощадностью, мускульно напряженного» и о боксерской лексике рецензии, искажающих, на мой взгляд, образ автора книги, превращая его в эдакого супермена от поэзии. Признание Юрия Беликова в стихотворении-верлибре «Супертяж»:
Я и впрямь читаю стихи,
при помощи рук,
словно провожу хуки и апперкоты, —
еще не повод причислять его к стихотворным киборгам. У него совсем иное амплуа. Или, лучше сказать, стезя. Приведенные строки — не синоним агрессии в самом поэте. Он — добрый русский мужик, родившийся на берегах Чусовой, любящий Родину, но не государство, болеющий за нее:
Старче, в России рыбой надобно быть поэту,
чтоб укрупнять молчанья синюю чешую…
Можно ли быть наделенным Божьим даром и молчать о том, что видишь кругом? В России, где немало желающих заткнуть рот поэтам, даже молчание красноречиво:
А ну замолчим,
если нам надлежит замолчать,
да так замолчим
в буреломных лесах без названья,
чтоб все, что звучит,
продолжало бы дальше звучать,
но было слабее,
чем наше молчанье.
Беликов живет не только в настоящем — он постоянно заглядывает в прошлое своей страны, представляя ее будущее, укладывая все в единую плоскость, соизмеряя тональность своей лиры с тональностью разных времен:
Каждый день собираю дань.
Порох есть, но куда он уходит?
Тохтамыш, на, протягивай длань.
Я служу не на ханской охоте.
Или:
Кто-то вспомнит, что видел меня в последний раз
переходящим в Перми из борделя в бордель.
Или как первым делом я поминал Колчака
у зрачка Ангары на виду Иркутска.
Или нет — будто мне Андрей Вознесенский
орден вручал в Золотой Орде
за высшие достижения
в области литературы и искусства.
Я давно знаком с творчеством Юрия, что дает мне право не только не согласиться со многими выводами рецензии Яранцева, но и кое-что в них опровергнуть. Полагаю, чтобы писать о чьем-то творчестве, а тем более, о творческом диапазоне Беликова, надо обладать базовым уровнем знаний о жизни этого автора, попытаться совпасть с ним по фазе мышления, хотя бы в период написания о нем, понять и принять его идеи, как свои, независимо от места и условий проживания. Книга поэта похожа на кардиограмму — выхватить из нее пиковые точки и по ним ставить диагноз не решиться ни один врач. В противном случае, искажается образ поэта.
Окидывая пронзительным взором быстродвижущиеся тени нынешнего российского бытия, Юрий Беликов видит, как вокруг все меняется, и, кажется, не в лучшую сторону:
Где друзья? Где жена? Где БГ? Где ГБ?
Побренчим же, страна, брынь-брынь-брынь, на губе,
на небритой, брынь-брынь, побренчим, брынь да брынь.
Вдруг Добрыня придет из чукотских пустынь?
Книга «Не такой», определяемая автором как «Свод избранных стихотворений», при первом прочтении представляется эмоциональной мозаикой чувств наподобие картин импрессионистов, и лишь подойдя ближе и вглядевшись, можно увидеть мазки мастера, и узнать, чем и как живет его душа. И мне ясно, что фундаментом, доминантой книги Юрия Беликова является БОЛЬ — боль за Родину, за страну, за постыдное существование достойных людей, ставших отбросами общества, его затопленными подлодками:
Во сне моем космическом, косматом
всплывают не безмолвные колодины —
подлодки, переполненные матом,
который не дойдет до Родины.
Итак, боль и, может, в какой-то степени бессилие. Такое у автора книги даже не мироощущение — я бы назвал это чувство родиноощущение — что отсутствует у многих русскоязычных поэтов, живущих далеко от метрополии. И понятно: когда болит, думается не столько о красках мира, сколько о причине, вызывающей эту боль:
Съезжал я в Потьму, уходил во тьму —
который путь в отечество короче?
Но Родину я видел потому,
что мне она выкалывала очи!
Разве не болью вырваны из сердца эти строки? А посему:
Осталось дослушать перестрелку поленьев в печи
и, как крутят барабан с единственным патроном,
приблизить лицо
к раскаленному морозу глинобитной исповедальни,
и спокойно дождаться,
когда красный, прицелившийся уголек
выстрелит тебе прямо в лоб…
Или вот эти слова, как предсмертный хрип:
Но есть последняя строка:
— Подайте бывшему поэту! —
в хребтину мира острога
за то, что был поэт — и нету…
Лирический герой книги «Не такой» в моем представлении — Вития-инок, пытающийся докричаться до спящей одурманенной Родины, не надеясь разбудить, но в попытке раскрыть ей глаза, чтобы оглянулась она на то, что кругом творится:
Россия — спящая красавица.
Свою беду она заспит.
Да, автор понимает: «Даже если прочтут, не прочтут все равно». Но, может, услышат! Возможно, если приглядеться внимательно, он — в накидке Герцена, наделенного хромотой Байрона. Горькая ирония сквозит в строках:
Потому что, ежели я паду за свободу Греции,
кто же тогда падет за свободу моей России?
Но, если его ПРОЧТУТ, то появится чувство, что жизнь надо менять в корне! Слова, составленные в строки, просто информативны, как не получившие приказа солдаты в строю. Строки, составленные из тех же слов, но поэтом, у которого плачет сердце о многом, пронзительны, и способны изменить мировоззрение читателя. Разумеется, того, кто ПРОЧИТАЕТ:
Если б вы представляли, как это невыносимо, / когда дятел вечности / долбит твою сердцевину / и там ничего не находит…
Хочу еще раз обратить внимание читателей на стихотворение с кричащим названием «Увидеть Родину». Сколько в нем раз упоминается слово «Родина»! 5 раз! То есть оно знаковедущее в творчестве поэта. Ни Родина, ни люди не виноваты, что поставлены в такое положение, когда надо не жить, а выживать. И, чтобы покончить со «статистикой», хочу сказать, что слово «Родина» в «Не таком» встречается 13 (именно 13!) раз, а слово «Россия» — 35 (!). И если кто-то, прочитав строки: «Мы все эмигранты, какой, не припомню, страны. / И рады бы съехать, да только откуда съезжать?..», — обвинит автора в непатриотизме — пусть бросит в меня камень.
Вот так звонишь в Россию из России —
на ту ли уместилась глубину? —
а там роятся голоса другие,
и трубку ты бросаешь, как страну!
Беликов — настоящий подвижник. Сколько он набродил верст по забытым залежам поэзии, сколько возвратил из небытия и просто из неизвестности и забвения поэтических имен! Потому он и «Не такой», что думает — о друзьях, о Родине, о перекрученных судьбах, а не разводит философию на пустом месте:
Я себе такой порой бессребреник,
баритон чужих стихов, облом
собственных…
Геннадий Кононов из Пыталово Псковской области, Сергей Лузан из Норильска, Анна Павловская из Минска, Сергей Князев из Подольска, Юлиан Надеждин из Ярославля, Олег Балезин из Екатеринбурга, Георгий Степанченко из Ржева, Андрей Власов из Великих Лук, Сергей Сутулов-Катеринич из Ставрополя, Ольга Исаченко из Краснотурьинска, Валерий Абанькин из Перми, Юрий Влодов из Москвы… Думаю, более сотни имен талантливых поэтов-дикороссов открыл в разные времена Беликов-поисковик и на страницах журнала «Юность», и в альманахе «Илья», и в журнале «День и Ночь», и — самое главное — в известной «соборной» книге «Приют неизвестных поэтов», вышедшей в 2002 году в столичном издательстве «Грааль». И очень печально, что остаются невостребованные нимбы. Вот и выплескиваются у автора строки — вдумайтесь: «Так умереть, Учитель, если воздух шипит из нимба, / если поэта, как рыбу, жизнь завернула в газету…» Завернуть-то завернула, да, как вырывается у самого поэта, «лучше не разворачивать»! Потому что в конце 2007-го года произошло кощунство — иначе не назовешь то, что приключилось в редакции газеты «Труд», где, верный себе и поддержанный в этой вере главным редактором Валерием Симоновым, Юрий Беликов вел рубрику, определенную как литературный проект, — тот же «Приют неизвестных поэтов». По нынешним российским временам все до банальности знакомо: новое руководство одним из первых приказов отменило в «Труде» популярнейшую и вызвавшую шквал обнадеженных писем рубрику. Дескать: а, неизвестные поэты? Да кому они нужны! И, соответственно, отлучили Юрия Беликова от подвижничества…
И сызнова бродят по России бесприютные «нимбы». Как в концовке Юриного стихотворения:
Значит, ищут хозяев. Жалеют.
А потом вдруг погаснут — ушли.
Снова ауру чью-то сманили…
Жизненные коллизии Беликова, как и, собственно, его стихи, обоюдоостры. Но если острия разных стихотворений направлены в разные времена, в различные ситуации и события, то другие острия — все как одно — в сердце автора. Как та гейневская трещина — оттого и стихи кровоточат. Строфы «Не такого» необычнее айсберга — девять десятых того, что хочет сказать Юрий — под водой! Стихи Беликова — не просто для чтения. Это послания и нам, и тем, кто будет после:
Твой голос не пригодился
ни этому, ни тому
столетью. Он лился, длился
да впал в родовую тьму.
Теперь уж не стоит даже
собой голоса смущать
и мертвенные пейзажи
соцветьями замещать.
Но мимо — не есть без следу,
и тьма — далеко не мрак,
и то, что он канул в Лету,
не значит, что он иссяк.
Как естественны в его творчестве слова, пригоршней взятые вроде бы уже из другого — бажовско-малахитового — века: «матушка», «Россиюшка», «земелюшка». Сегодня — очень редкие. Я много читаю стихов современников и могу заметить, что давно не попадались мне на глаза эти теплые, наполненные любовью обращения. Они сразу мысленно переносят к Рубцову, помните?
В горнице моей светло.
Это от ночной звезды.
Матушка возьмет ведро,
Молча принесет воды…
И — далее к Есенину:
Матушка в Купальницу по лесу ходила,
Босая, с подтыками, по росе бродила, —
к поэтам, чьи имена ныне стали плотью и гордостью России. И звенят их колокольные била в унисон друг дружке. Но слышала ли Родина тех, кого уже нет? И прислушивается ли она к голосам тех, кто покуда жив? Хотя то, как живут многие поэты России, трудно назвать жизнью. Но хочется верить, что хотя бы прислушается — о чем это они?..
Матушка носит по дому горшки
с комнатными цветами,
будто бы внуков и внучек своих нерожденных.
— Ой, вы, лапунечки мои золотенькие! —
шепчется с ними,
крики услышав раскрывающихся бутонов.
Процитировал всю беликовскую строфу — не хотелось резать по-живому. Иметь бы российским поэтам такую же любовь к себе от отечества, как у матушки автора к цветам! Хотя, и не только российским! А у Юрия эти две нити — боль за Россию и любовь к ней — сплетаются в одну щемящую тревогу от первой страницы книги до последней.
Беликов в стихе свободен, как парашютист в полете. Безукоризненное владение языком, выбор формы стиха естественен, будь то верлибр, белый стих или рифмованный. Он эффектно использует палиндром, внедряя его в тело стиха. Ритмика?.. Кажется во время чтения, что именно такая и нужна. А аллитеративность строчек никогда не является декорацией, украшающей стих, она своевременна и оригинальна, порой строга и колюча — «Пять серых персиков…», «Натали — только талер. А Пушкину — пунш!», «Под шипенье Шопена…», «Это Пермь, где по периметру с утра / без перил пируют в сперме мусора…» Просто пляска звука и красок. Звукомузыка какая-то:
Диск-жокей, чувак, соловушка, зараза,
кучер,
кречет,
кочет,
чокнутый король,
ты добавь чуть-чуть
оранжевого джаза
в кровянистый рок-н-ролл!
Он все слышит:
А женщина песню так терпко поет,
что ноздри ее округляются с дрожью,
как будто бы песня не звук издает,
а запах — беспамятства и бездорожья,
и жизнь округляет до самых высот,
побитую гладом и мором, и ложью!
Последняя глава книги — «Перечтенное». Предыдущая, кстати, называется с противительным союзом: «Неперечтенное». Не буду уточнять — кем, не буду говорить — почему. Но в «Перечтенном» — всего одно стихотворение-диптих «Упряжка бабочек», в какой-то степени опровергающее всю книгу боли и увлекающее читателя к иным горизонтам и, быть может, новому спасительному пути:
— Здесь нет садов! И бабочек в садах! —
перечитав, свои захлопнул книги.
И от хлопков образовался прах,
из праха — блики,
пыльца, затрепетавшая в луче, —
и бабочек упряжка с каждым взглядом
сдвигает мир, и он в ее лице
становится и всадником, и садом.
Когда закончил читать изданную в Москве под редакцией Евгения Степанова и дошедшую до меня из далекой Перми в Иерусалим, а к читателю добиравшуюся 17 лет (!) книжку Юры, захотелось откликнуться стихом:
Нынче время — я бы сказал, периода юродского,
И стихи не нужны в этом полчище видиков-теликов.
Правда есть, кто читает Ахматову-Пушкина-Бродского,
Много чудных стихов, но вчера я твои читал, Беликов!
Настоящий поэт не принадлежит какому-то периоду времени — он заполняет собой все Время, у его творчества отсутствуют границы. И он сам живет в том измерении, где Тохтамыш, Гумилёв, Колчак и утонувший в Кировском затоне Москва-реки 19-летний поэт Илья Тюрин как бы его СОВРЕМЕННИКИ. Он общается с ними и слышит их голоса. Это непростая доля — распознавать одновременно голоса разных времен, сходящиеся в твоем сердце. Но таков Юрий Беликов. Отсюда его «нетаковость», глобализм и анализ событий и ситуаций. Отсюда возмущение и сомнение. Отсюда любовь и ненависть. Так рождается БОЛЬ. За все и за всех. Потому что миром забыты изначальные скрижали:
Мир думает и должен думать вспять.
Но, чтоб забыть заученные речи,
ему еще придется собирать
по буковкам скрижали человечьи.
Иерусалим
Евгений Минин — поэт, прозаик, эссеист. Родился в городе Невель Псковской области. Печатался в альманахах «Всемирный День поэзии», «Побережье», «Галилея», «Литературный Иерусалим», журналах «День и Ночь», «Литературная учеба», «Литературный Иерусалим» и других. Автор книг стихов «Разве?!», «Линия крыла» и «Сто пародий и кое-что еще». Лауреат конкурса «Пушкинская лира» (США). Председатель Иерусалимского отделения Союза писателей Израиля, член Союза писателей Москвы.