Стихотворения
Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 5, 2008
СТИХИ И СУДЬБА ИГОРЯ АЛЕКСЕЕВА
7 апреля 2008 года после тяжелой болезни (онкология) скончался поэт и прозаик, член редколлегии журнала «Дети Ра» Игорь Алексеев.
Игорь Алексеев родился в 1959 г. Жил в Саратове. Работал врачом, защитил кандидатскую диссертацию. Затем занялся предпринимательской деятельностью.
Стихи писал с юности.
Выпустил пять сборников стихов и книгу прозы «Как умирают слоны». Печатался в «Знамени», «Новом мире», «Футурум АРТе», «Крещатике», «Детях Ра» и во многих других изданиях. Успел подготовить для печати свой шестой сборник стихов, который выйдет в ближайшее время в Саратове. Книга называется «Снова доро’га».
Сотрудничал с BBC, писал блоги для этой крупнейшей вещательной корпорации.
Создал литературно-художественное сообщество «Арт-система».
В 2006 году Игорь Алексеев стал лауреатом престижного литературного конкурса им. Н. С. Гумилева. В 2007 году вошел (с рукописью (!) книги «Как умирают слоны») в лонг-лист премии «Большая книга».
Мы познакомились в 2004 году в Саратове, на поэтическом фестивале, который организовала «Арт-система». Игорь был «мотором» этого представительного форума — молодой, сильный, крепкий. Ничто, казалось, не предвещало беды.
Там, в Саратове, во время фестиваля, возникла идея журнала «Дети Ра», в котором Алексеев принял активное творческое участие.
Потом мы встречались и в Москве, и в Саратове, установились товарищеские отношения.
Игорь был беззаветно предан поэзии, искал поэтов по всей стране, присылал их стихи мне, энергично и эмоционально доказывал, что печатать полюбившихся ему авторов необходимо. Отказать ему было невозможно. Это был в высшей степени деятельный член редколлегии. Именно он порекомендовал напечатать Влада Васюхина, Татьяну Кузнецову, Павла Шарова и многих-многих других.
Он был внимательнейший читатель. Часами мог разбирать твою новую книгу, статью, заметку. Не завидовал, а радовался чужим удачам, что колоссальная редкость в литературной среде.
Сейчас трудно оценить творчество Игоря Алексеева, это квалифицированно сделают литературоведы, однако мне очевидно, что книга «Как умирают слоны» — выдающееся произведение. Фактически это Дневник умираюшего человека. Честный, беспощадный к себе Дневник, написанный первоклассным метафорическим языком поэта. Аналогов в мировой литературе я не знаю.
Игорь был прекрасный семьянин. Любил свою жену Татьяну, вырастил троих дочерей, у него родилась внучка Софи…
Он боролся с тяжким недугом до последнего. И до последнего работал — писал, сотрудничал с радио.
Все члены редколлегии журнала «Дети Ра», все поэтическое сообщество скорбят.
Прощай, дорогой Игорь, в нашей памяти ты останешься навсегда!
…Сейчас, с разрешения вдовы поэта, Генерального директора ООО «Дети Ра» Татьяны Деевой, мы печатаем несколько стихотворений Игоря Алексеева.
Евгений СТЕПАНОВ
ЗА ПОРОГОМ ЗАПАДНИ
* * *
Когда над Покровском взлетает воздушный линкор,
Неся на борту исключительной силы заряды,
Мы думаем, вслед направляя спокойные взгляды,
Что наша граница имеет надежный запор.
Не в смысле расстройства кишечника, в смысле замка.
Еще неизвестно — кому отойдет Севастополь.
Поскольку блуждает в лесах стратегический «Тополь»,
До смерти пугая голодных коров и быка.
Но видится мне, хоть почти что совсем я не пью,
И жесткая жизнь мне дыры в голове не пробила:
Узбекская девушка смотрит на черного Билла,
Таджикская девушка смотрит на рыжего Хью.
И то, что фашистские танки пройти не смогли,
Легко одолел обожравшийся бургеров боров.
И точные стрелки натасканных русских приборов
Бессмысленно целят в подбрюшье Российской земли.
И вся эта техника даст неожиданный сбой.
Воздушный линкор обернется «Летучим Голландцем».
А «Тополь» увязнет в болоте, затянется стланцем.
И мимо проскачет накачанный «Скотчем» ковбой.
Я многое видел, но это уже перебор.
И пусть я конкретный ублюдок эпохи советской,
Я знаю: мой дед, искалеченный пулей немецкой,
И мертвый рванет своего винтореза затвор.
* * *
Старая угрюмая больница.
Расписание режима дня.
Молодая сучка-докторица
Смотрит на распятого меня.
Я изрезан, сломлен и отравлен.
У меня дырища в животе.
А она мне врет, что крен исправлен,
Хоть слегка анализы не те.
Молодая, в кипельном халате,
Как тебе не надоело врать?
Не верти ты жопой по палате,
Не мешай больному умирать.
Не тревожь кровавую повязку.
Я ведь знаю, как ты ни звони,
Что твое лицо изменит маску
Сразу за порогом западни.
* * *
Твой морской офицер
Не вернулся домой из похода.
Утонул с кораблем,
Выполняя последний приказ.
И когда над кокардой
Сомкнулись холодные воды,
Он унес в глубину
Глубину твоих ласковых глаз.
Он стоял на посту
У железной подводной громады.
Страх усмешку не стер
С отвердевших его челюстей.
Его грызли угри
И другие придонные гады,
И шипастые крабы
Сожрали его до костей.
С той поры навсегда
Ты окрасила волосы красным,
Навела маникюр,
Поднялась на высокий каблук.
И сказала себе:
«Жизнь становится делом опасным.
На х. эту любовь
И романтику долгих разлук!»
Но запомни, дитя,
Я люблю тебя только такую.
Я же знаю давно:
Даже в самые постные дни,
Ты не ешь ни за что
Эту легкую пищу морскую,
И особенно крабов —
Кто знает, что ели они?
* * *
Я куплю мотоцикл «Кавасаки»,
Черный чоппер с мотором «V-твин».
Изумятся дельцы и писаки:
Вот так Игорь прикинулся, блин!
Я надену рогатую каску,
Летный китель, в котором отец
Рассекал, а на бицепс повязку
С краткой надписью «Полный п…ц».
Покачу я по улицам тесным
Под веселое «Ё … мать!»
Я понравлюсь красавицам местным.
Мне менты будут честь отдавать!
Отрезвеют партийные члены.
Заворчат старики, закряхтят.
Над заводами взвоют сирены.
Над базарами птицы взлетят.
Будет путь мой, как взлет, вдохновенен.
Оживут, предвещая грозу,
Чернышевский, Дзержинский и Ленин,
А Столыпин покажет козу.
Все билеты сметут у кассирши,
Когда с тенью судьбы на лице
Я возьмусь декламировать вирши
В осажденном ледовом дворце.
И в свершившемся армагеддоне
Сквозь дымы и цветные круги
Я увижу ладони, ладони,
Сапоги, сапоги, сапоги…
* * *
Сюда, под вечер, на Покров
Являются, туман рассеяв,
Печальный доктор Алексеев
И мертвый доктор Соколов.
Дымится вечное кольцо,
Сквозят невидимые врата,
Когда мертвец с лица собрата
Снимает плоское лицо
И выбирает мозг до дна.
Теперь они неразличимы.
Они без видимой причины
С бутылкой черного вина
Сидят на пьяной кочерге.
На них ночная мгла налипла.
— Эге, — один вздыхает хрипло.
И вторит брат ему: — Эге…
Идет игра, где каждый тур
Подвержен общему изъяну.
Они не попадают спьяну
По кнопкам шахматных фигур.
И злость вскипает, не щадя
Истлевших кровяных канальцев.
Мертвец промахивает пальцем,
По локоть в землю уходя.
И вновь кипит кромешный пир.
Мерцают костяные лица.
И смотрят черные глазницы
На неменяющийся мир.