Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 3, 2008
От редакции
6 декабря 2007 году скончался замечательный поэт, прозаик, Генеральный директор Русского ПЕН-Центра, большой друг нашего журнала Александр Петрович Ткаченко.
В настоящее время мы готовим номер, посвященный творчеству Александра Петровича. А сегодня публикуем рецензии на две его книги, которые были изданы в 2007 году.
Александр Ткаченко, «Сон крымчака, или Оторванная земля»,
Москва, ИД «Хроникер», 2007.
Книга в суперобложке, на ней картина… Карло Боссоли «Карасубазар» 1841 год. Александр Ткаченко «Сон крымчака, или Оторванная земля» — гласит название книги. Кто такие крымчаки? Где это — Карасубазар? А вот это как раз очень интересно. Сегодняшний Белогорск (до 1944 года Карасубазар) расположен в 42 километрах к востоку от столицы Крыма Симферополя.
В XIX-м — первой половине XX века Карасубазар был главным центром крымчаков, но во время войны их практически всех уничтожили фашисты. Сам автор говорит, что книга «была написана на основании элементов остаточной памяти», потому что иначе от народа, жившего веками, не останется ни следа, ни картин, ни книг, ничего…
Книга очень необычна. Знаете, когда произведение включает в себя и исторические, и этнографические сведения, и является еще высокохудожественным произведением, то даже не знаешь, как о ней написать — мысли растекаются, хочется рассказать об одном, упомянуть второе, процитировать третье и так до бесконечности. Что в ней? Любовь к своей Родине, к жизни, к уходящему и практически ушедшему, исчезнувшему народу… В ней боль за то, что произошло во время войны — ведь более 80 процентов населения было расстреляно немцами, включая детей и женщин… Это плач по народу, который никогда уже не сможет восстановить свой генофонд, во всем мире осталось около 600 крымчаков… В ней красота Карасубазара и простых чистых душ крымчаков и гордая изысканность крымчачек… В ней гимн погибшим… Это отчасти и поэма.
В ней много фотографий. Глаза крымчаков смотрят на вас оттуда, из ушедшего мира, из небытия, смотрят скорбно и устало и словно спрашивают: «Мы просто жили… А что делаете вы? Куда вы идете? Какой дорогой?» Знаете, это надо увидеть, а, увидев, осознать, что ты живешь в этом мире, и ты сам должен быть ответственен за себя и за этот мир в целом, потому что точка отсчета — это ты, и каким будет этот мир завтра — зависит и от тебя. Александр Ткаченко написал потрясающую книгу, полную жизни, красоты, юмора, боли — это как взрыв света посреди коммерческого чтива. Есть книги, которые получают различные литературные премии: «Букер», «Большая книга»… Есть книги, которые остаются в вечности, которые выше всего этого. «Сон крымчака» — это разве что Нобелевская премия, да и она не нужна, это настолько вне литературного процесса, что и объяснить-то невозможно — читать надо. Всем надо читать. Чтобы жить душой, чтобы увидеть и прочувствовать все, что увидел автор.
Одна новелла перетекает в другую, страшные притчи сменяются школьными анекдотическими случаями, а те, в свою очередь, описанием быта этноса, свадебного обряда или романтической и нежной историей о жонглере Коко, или трагедийными скупыми страницами расстрела крымчаков…
Тонкая паутина бытия прядется и сплетается в единую картину Карасубазара, увы, призрачную, недоступную, недосягаемую.
Великолепная притча о «Небесном монголе», о благословленных отметиной Будды посвященных оставляет в душе след, как оставляют его и все другие новеллы.
11 декабря 1941 года
— Деда, куда мы идем?
— Не плачь, погулять…
— А почему все плачут вокруг?
— Им больно…
— Отчего?
— Туфли жмут, не плачь, успокойся…
— Что, жмут всем сразу?
— Да…
………………………………………………………………………………………………
— А куда мы идем?
— На расстрел…
— А что такое «нарастрел»?
— Это такое действие, не плачь…
— Какое действие?
— Когда одни делают вид, что стреляют, а другие делают вид, что падают и умирают, не плачь…
— Это похоже на сказку, да?
— Да, похоже на сказку…
— А что будет после «нарастрела»?
— Пойдем домой, не плачь…
………………………………………………………………………………………………
Что можно сказать после прочтения этих строк? А надо ли что-то вообще говорить?
Почтите в своей душе минутой молчания погибших от геноцида крымчаков…
И сказала девочка
Мне не холодно, мне стыдно,
Заверните меня в край небес голубой,
Страх и ненависть пишутся слитно,
Страх, что звери людей повели на убой,
Трава болит, небо болит, земля болит,
До сих пор
Ветер болит, дождь болит,
Катится солнце убитое с гор…
………………………………………………………………………………………………
Видно детские вам не читали книжки
И в садах городских не подсаживали на качели,
Положите меня еще глубже, ниже,
Стыдно… будут лезть…
Золотую монисту подарить не успели.
Звери вы, господа, звери,
Во второй раз тоже звери…
Читаешь эти строки и вздрагиваешь: это не Александр Ткаченко написал, это сказал ребенок, которого расстреляли…
Написать правдивую книгу, не солгать ни читателю, ни самому себе, ни им — тем, кого убили, тем, кого закопали там, в противотанковом рву, на десятом километре от губернского города по Феодосийскому шоссе. С 11 по 13 декабря 1941 года там были расстреляны около 13 тысяч человек, среди них восемь тысяч крымчаков, около четырех тысяч евреев. После войны убитых кое-как перезахоронили родственники и городские власти, но многие остались там, во рву. Немцы спешили, а у расстрелянных оставались при себе золотые вещи, украшения, которые были спрятаны на теле. Этим воспользовались гробокопатели и варварски разграбили это место. Нет мертвым покоя. Душам их, костям их. Страшно. Когда вот так — страшно. Александр Ткаченко вместе с Андреем Вознесенским и адвокатом Владимиром Зубаревым не позволили глумиться над погибшими, сделали фотографии, отвезли их в Москву, несмотря на угрозы и оскорбления в свой адрес. И добились того, чтобы было построено каменное сооружение-памятник, укрывшее от посягательств несчастных — «Поле памяти».
Эта книга и есть своеобразное «Поле памяти» практически исчезнувшему народу. Кто до этой книги знал о трагической судьбе малочисленного крымчакского народа?
Александр Ткаченко писал о мистическом трагизме совпадения слов, о некоей трагической обусловленности произошедшего.
«Слово Тафре древнегреческое, из него сформировалось Тавр, Таврия, что означает РОВ. Далее. Само слово Крым произошло от тюркского КЕРИМ. Века поглотили смягчающее Е. КЕРИМ — значит КРЫМ, в переводе тоже означает РОВ. И что же получается?
В 41-ом фашисты почти всех крымчаков расстреляли у рва и уложили в… ров…
Судьба? Рок? Ров… Ответа нет».
Зато есть эта книга. Прочитайте ее — и вы никогда не забудете этих строк. Вы проживете и переживете их, они останутся в вас навсегда. В мире, несмотря на огромное количество книг — совсем немного таких, которые хотелось бы иметь на своей книжной полке, посоветовать друзьям, дать детям. Но эта одна из них — как краеугольный камень страшной истории XX века, который невозможно вытащить, обойти, позабыть, спрятать.
Ирина ГОРЮНОВА
Юлия Мартынцева, «Рябиновый свет»,
М., 2007.
Книга «Рябиновый свет» — первый сборник молодой поэтессы Юлии Мартынцевой. В книге много искренности, душевного тепла и света, какого-то осмысления и переосмысления действительности, нежности, красоты. Есть там хорошие стихи, берущие за душу:
Ползти, бежать, уйти и не вернуться,
Вновь поселиться в домике на Пре…
И на опавших листьях растянуться
В медово-горьком желтом сентябре.
Есть размышления философского характера, где любовные страдания не просто переживания житейского характера, но влиты в круг мироздания — Фиту (буква греческого алфавита, обозначающая мироздание (круг), замкнутое на себе самом (волнистая линия в центре):
Я не могу стряхнуть с себя испуг,
Рыдая страстно в ночь на понедельник,
Пока сияньем скорбным лунный круг
Рисует Фиту над бельем постельным.
Но есть в этой книге и огрехи, и хочется посоветовать автору быть к слову повнимательней. Не допускать неточных рифм, например, таких как: костров — любовь в стихотворении «Вечер в сентябре».
Не сбивать ритм стихотворения и его размер в стихотворении «Золотой переплет и латиница белых страниц…»:
Золотой переплет и латиница белых страниц
Замелькают опять вихрем незабываемых лиц…
Во многих стихотворениях Юлии Мартынцевой встречаются десятки раз «ты», «тебя», которые переходят из одного лирического произведения в другое и многие упоминания этих слов явно лишние, только для заполнения паузы, что отрицательно влияет на весь смысл в целом (например, стихотворение «Березе»).
Спорно так же стихотворение «Денница»:
Пролетая в зарослях камыша,
Светлый ангел весь зарделся вдруг:
Показалось, будто он услышал,
Как вдали от бдительных подруг,
С чистотой, подобной зорьке алой,
И загадкой сумерек туманных,
Девушка тихонько напевала
Песню о своей сердечной тайне.
Вроде бы одна фраза, но тут так все лихо закручено, что разобраться очень сложно. Начнем, пожалуй, с того, что лететь в зарослях камыша просто невозможно, над зарослями — еще куда ни шло, а вот внутри их никак не получится. Далее, мне непонятно, кто был вдали от бдительных подруг: ангел или девушка, и откуда известно, что подруги бдительные? История, видимо, об этом умалчивает. В одной фразе много стыков согласных, которые затрудняют восприятие стиха, например слова: «зарделся», «от бдительных», «чистотой»… Налицо и сбив ритма, и затрудненное произнесение слов из-за большого количества согласных в словах…
Тем не менее, какой-то сильный духовный и творческий потенциал у автора явно чувствуется. Остается только много работать над словом и быть к себе как можно строже. Одно из лучших стихотворений сборника — «Впечатления от органного концерта Гарри Гротберга»:
Из жизни в жизнь, из века в век
Несу в душе я боль утраты:
Возрождена, как человек…
Но раньше… Я была крылата!
Моя звезда едина с той,
Что раз небесный свод покинув,
Все ищет, ищет путь домой,
Сама в себе его отринув.
И мечется в слепой тоске,
И жаждет снова возвратиться…
И чертит знаки на песке
В надежде тщетной возродиться.
И ненавидит отчий дом,
И любит преданно и страстно,
И вновь желает слиться в нем
С Тем, что бессмертно и прекрасно.
А я дрожу — сие родство
Внутри так глубоко, до боли
Мое сжигает естество.
Но не дает ответа:
КТО Я?
Ирина ГОРЮНОВА