Опубликовано в журнале Дети Ра, номер 11, 2008
На вопросы редакции:
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
отвечают Сергей Арутюнов, Сергей Бирюков, Надя Делаланд, Николай Караменов, Константин Кедров, Ольга Логош, Игорь Панин, Андрей Пермяков, Валерий Прокошин, Михаил Вяткин.
Редакция
Сергей АРУТЮНОВ (МОСКВА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Помните эпизод из «Жука в муравейнике» А. и Б. Стругацких, когда Максим Камерер пробует допросить голована Щекн-Итрча на предмет Льва Абалкина? Он спрашивает — что твой народ (голованы) думает о Льве Абалкине, и Щекн отвечает — «Мой народ не думает о Льве Абалкине, он его знает — от рождения и до смерти». Точно так же и я могу ответить на вопрос о «Футуруме»: я был свидетелем его рождения. Название вылетело из Степанова, когда мы вбегали в турникет на «Проспекте мира». Постдефолтная толпа валила мимо нас и сквозь нас со всех сторон, — стародавние черные драповые пальто, дешевые, вездесуще лезущие китайские пуховики, платки, косынки, шляпы, береты, капюшоны — почему-то картинка запоминается в ч/б — чудо, что название тогда не показалось претенциозным. Нормальное шизовое название, откликающееся окружающей шизе. Все-таки не «Аполлонаср» какой-нибудь или «Музоед», а нормально так — «Будущее искусство», «Искусство будущего». Почему так широко? Потому что не собирались цельный век возиться с подборками знакомых дураков, а делать, при случае, полноцвет с престижно снятыми картинными галереями, едкими театральными обзорами, всем, чем угодно, — понятно, что денег у Степанова тогда было на двадцать четыре страницы в тоненькой обложке, живо напоминавшей дизайном «Технику-молодежи» начала конца перестройкогласности. Дальше вспомнить страшно: какие-то утренне-вечерние «летучки» у руководителя крупного (тогда) производственного химико-биологического концерна, думавшего сделать деньги на безотходной утилизации автопокрышек и имевшего на сей счет целых несколько установок в Люберцах. В свою очередь, Степанов пробовал слупить с этого руководителя, милейшего человека и гражданина, небольшую сумму на эстетский журнал об авангарде, к которому лично я не относился уже тогда, но и запах денег меня не влек — я прекрасно понимал, что ничего мы с этого милейшего человека не получим, потому что не должны, и все. Просто после Литинститута ужасно хотелось быть в компании горящих личностей, а не урочных уныльцев, а Степанов именно горел этой комсомольской еще, журналистско-деляжной суетливостью деятеля. Делатель! Он все время оценивал, где, что и почем, словно наяву жил на блошино-оптовом рынке времени. «Сегодня снова я пойду. Туда, на жизнь, на торг, на рынок» — это Велимир Хл. сказал и о нем. Это и сейчас его девиз. Называл он себя «бизнесменом», хотя бизнесменом быть никак не мог, несмотря на удалые понты. Шальные деньги, летящие веером, договора, сплетни, пересуды, переговоры, телефонные звонки, бесконечные поездки и скакокня по стране и миру, музей на Обводном, Госстрах, крохотная квартирка на Есенинском бульваре, монитор, кровать для любовниц, которыми делались то те, то эти, — либо податливые, грустноватые и добродушные тетки или молодые стервы без определенных занятий. В 90-е сделать вид, что вырвет кадык, мог каждый, но каждый ли додавливал до юшки?
Степанов радовался любым авторам, которых можно было тиснуть без уплаты гонорара, и бегал по городу, светясь молниями разрывных проектов, в которые никто после кризиса не хотел вкладывать ни копья. Он обещал нам зарплаты не меньшие двухсот баксов. Тогда, если ужиматься, на эти деньги можно было и есть, и пить, и подтираться не газетой.Ну-с, о шинно-утилизационных установках я даже сбацал за пару дней на машинке «Роботрон-24» лихую научно-популярную статейку, навестив ученых в собственной лаборатории (идеально круглом домишке на Ленинском проспекте), но в дело это курьезное мое изделие, конечно, не пошло: мы слишком рвали со старта. На совещаниях мы орали, что можем сделать не один, а двадцать журналов. Тридцать. Сорок. Сколько понадобится. На любой вкус, цвет и фасон и тематику. Фотограф Валера Карчин, поэт Алешин, заведовавший потом муниципальной газетой в ЦАО, пораженно зыркали на пузырящихся нас, внося в дело свою толику органического безумия.
На корпоратив к биохимикам мне было не в чем идти. Степанов понял, что надо помочь: в кроссовках меня бы не восприняли. Восемьсот рублей я получил сразу, из кошелька, без всякой сметы или росписи (см. «Ботинки поэта», степановские воспоминания, где он постеснялся назвать меня, — мало ли, а я не стыжусь той честной бедности до сих пор) — и тут же обзавелся башмачками на славу. Дело довершили отцовский, слегка протертый уже пиджак, и отцовский же строгий галстук сходной давности. Пили красное и белое из пластиковых стаканчиков, жевали бутеры.
Первый номер мы все же выпустили: тираж в увесистых пачках Степанов привез прямо в приемную гендира. Восторг: наши с Кочетковым и Кузнецовой подборки, выдержки из степановской статьи о поэтах-безумцах, ни к селу ни к городу интервью с Игорем Кио, какие-то рассуждения о конце времен и пророчествах Артура Кларка. Заместитель, алле — оп! Я завстречался с людьми, недурно писавшими, Большая Прокачка подборок началась, и второй «Футурум» вышел уже потолще, с жутковатым качеством печати, но зато «свой собственный», и это было маленьким волшебством, знакомым каждому самопальному издателю: «ловкость рук».
Когда мои дураковатые материалы заполонили объем степановской квартиры процентов на 10-15, завязалась и его переписка с друзьями «оттуда» и «отсюда»… и ком нежданно покатился: именно из «Футурума» Степанов вырастил ураганно-урожайный концерн, давший миру созвездьице журналов и для Москвы, и для Питера, и для Тамбова с Волгой, и Сибири, и Зарубежья, наконец, ближнего и дальнего. Каждый номер был тематически посвящен какой-либо земле. Рейн-Вестфалии? Русско-австралийской диаспоре? Антарктическому Китежу? Всему и сразу. Просто Степанов такой — не умеет ужиматься в замыслах. Душа настежь. Кажется, впрочем, я уже начал отвечать на второй вопрос.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Может, вы сами сделаете такой обзор? Летуче так, штрихами… СлабО? То-то же. Степанов печатал сотни людей. Понимаете? Сотни. Среди них были, на мой взгляд, совсем непонятные советской науке, но я не могу судить от имени авангардистской оптики: она отличается от силлабо-тонического тоннеля тем, что фасеточна и распределяется во все стороны — «как звучит», «как сказано», «как бы это можно было сказать» (пропеть, прогнусавить, наиграть на органе в сопровождении хора майских утопленниц) и т.п. — таким образом, авангардная оптика — оптика возможного, а не безусловно видимого, а я, прежде всего, силлабо-тонический начетчик и зануда.
Можно ли забыть Авалиани? Старика сбило машиной, но я успел его застать. Это был всемирный сумасшедший, знакомый Бек по писательскому кварталу на «Аэропорте». Согнутый пополам, он появился в салоне Михайловской на первой презентации «Футурума» фантастическим гномом. «Листовертни» — его личный и пограничный жанр каллиграфа и поэта.
А Кручёных? Публикацией внезапно найденного новья из мэтровского наследия Степанов гордился так, что на него было приятно смотреть: когда Степанов гордится, его брови сурово сходятся к переносице, а рот сжимается. Одно слово, боксер, а с ними у меня извечное взаимопонимание.
…Поймите, мое перечисление не добавит «Футуруму» ничего такого, чего бы вы не могли прочесть в «Футуруме» сами.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Превращения в «Презент Футурум», т.е. Искусство Настоящего, чем он, собственно, и является изначально. Сейчас через Садовое кольцо протягиваются растяжки, на которых какие-то умненькие мальчики пишут «Территория: Искусство сейчас», а восемь-девять-десять лет назад этих мальчиков не было, а были те, кого вы знаете теперь до ужаса неточно, размыто и приблизительно. Не было «искусства» — разваленные пополам толстые журналы печатали старую гвардию «семидесятников» (чем они и посейчас занимаются ни шатко ни валко), интернет-аудитория моего поколения только собиралась, и совсем не там, где собрана сейчас. Не было социальных сетей, не было площадок для выступления, кроме пары-тройки «Пирогов» и тому подобных заведений. Весь опупительный ренессанс вечеров и культурных программ наступил именно сейчас, а тогда… тогда было все по-другому, были и мы со Степановым, и наши друзья, которые больше всего в жизни хотели жить стихами. Кое-кого уже нет, — время идет, — но ни в Степанове, ни во мне это желание вчитываться, вслушиваться не покрылось пеплом ни на миллиметр.
Теперь Женя без всяких скидок меценат и издатель. Его может не принимать всерьез какая-нибудь мразота, но она, по моим наблюдениям, куда маргинальнее даже со своими наукообразными спичами о литературе. Если высмотреть структуру их сужденческого аппарата, быстро окажется, что кроме Лотмана, Гаспарова, Тынянова и Эйхенбаума, им, бедняжкам, буквально некого помянуть.
А Степанов не собирается строить из себя потомка и правопреемника великой русской формальной филологии: пока они пытаются изничтожить конкурентов, грозящих лишить их монополии на оказание дорогостоящих культуртрегерско-литературоведческих услуг из Администрации Президента, он тихой сапой пишет свою докторскую о современной поэзии, где не забудет помянуть и их. Выиграл тендер на ДЕЛАНИЕ именных сайтов для лауреатов премии «Поэт», без труда пристроил в «Журнальный зал» своих «Детей Ра». «Футуруму» я желаю длиться до тех пор, пока живет искусство. Пока оно еще надобится.
Сергей БИРЮКОВ (ГАЛЛЕ, ГЕРМАНИЯ)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Думаю, что журнал интересный, разнообразный, меняющийся, что очень важно, не застывший, не забронзовевший.
Вспоминаю, как 8 лет назад с Евгением, у него на кухне на Есенинском бульваре, обговаривали стратегии журнала, сколько хотели в него вместить. Потом поехали советоваться к Айги. Геннадий был всегда открыт новому, выслушал программу, говорил о том, что хотел бы видеть. Все ли получилось, как задумывалось? Ну так не бывает, наверно. Если смотреть все номера за восемь лет, то далеко не все я там принимаю (кстати, недаром позже тот же редактор создал еще несколько журналов и газету, явно, что все не вмещалось в один). Но журнал не занудный, в меру анархичный, представляет такую полосу нестабильности или «устойчивого неравновесия» по Георгию Оболдуеву.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Ряд архивных публикаций: Михаила Зенкевича, Алексея Кручёных, Тихона Чурилина. Журнал, мне кажется, интересно представлял целый ряд современных авторов: Анну Альчук, Ры Никонову, Сергея Сигея, Свету Литвак, Николая Байтова, Бориса Гринберга… Пожалуй, трудно даже назвать кого-то из авторов близких к авангарду, кто бы не был представлен в журнале.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— По-возможности долголетия в меняющемся мире кризисов и рецессий. Новых интересных авторов. Заинтересованных читателей. А также возможных благотворителей.
Надя ДЕЛАЛАНД (РОСТОВ-НА-ДОНУ)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Журнал «Футурум АРТ» — это не только особое художественное пространство, организованное составляющими его текстами, это некий, являющийся изначальной установкой его создателя, кунштюк со временем. В общем-то, истинная поэзия по определению опережает время своего возникновения, «заглядывает» в будущее. Вместе с тем само движение вперед в этой области — эволюция этой странной особи по имени «литература» — связано с изменением привычного ракурса, «остранением», преодолением «автоматизма языка», что имеет отношение прежде всего к формальным приемам и механизмам создания текста. Таким образом, средствами «Футурум АРТ» проникая в будущее русской литературы, находишь его подробно многообразным. Этот обнадеживающий анонс от поэзии (во всем объеме значения этого слова) позволяет войти читателю в это самое будущее своим ходом, но как бы немного опередив себя. Опыт такого опережения создает своего рода возвышенность, с которой, обернувшись, видишь настоящее яснее и искушеннее.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Если написать слово, а далеко-далеко от него — другое, через несколько километров — третье, на таком же расстоянии четвертое, пятое, восьмое… А потом сжать пространство, уплотнить его так, чтобы слова стали близко (тесно, как в стихотворении), то получится стихотворение Ольги Логош («Футурум АРТ», № 1 (17) 2008). Стихотворение, в котором каждое слово драгоценно уже потому, что его окружает превосходящее его молчание — конденсированное, плотное, непроницаемое, породившее свое слово и только — его, именно — его. Слово О. Логош подобно линзе, сфокусировавшей луч, и там, куда оно направлено — очень горячо. Компрессия здесь проявляет себя не в многозначности слов, а в насыщенности воздуха между ними. За словом стоит многое, но слово — маленький плод огромного дерева, которое Ольга намолчала ради этого слова. Проникая в сознание читателя, такое стихотворение начинает расти, медленно расширяться, как вселенная, чтобы занять подобающее себе место, и линзы слов звездами разлетаясь в разные уголки вселенной — «вспыхивают и гаснут», озаряя склонившееся над стихотворением лицо.
Первое, что ощущаешь в стихах Андрея Таврова («Футурум АРТ», № 7-8, 2004) — это барочность. Насыщенность риторическими фигурами и тропами вводит читателя в мир сокрушительно огромных вещей, заполняющих собой пространство текста в невероятной концентрации. В этом киклопическом, постоянно осуществляющем тектонические сдвиги окружении чувствуешь себя, как это, в общем, и характерно для барочного мироощущения, песчинкой в океане песка. Разрастающиеся слова и образы — это способ зафиксировать себя в этом мире, синхронизировать себя с ним хотя бы на время совместного пребывания. Слова материализуются, затрудняя дыхание, мешая глотать, ими пресыщаешься — «золотые пожарные каски», «оранжевые золотые осы», парча, рубины, розы и прочее роскошество также отвешивают поклон известному художественному стилю. Но вот что поразительно — когда тебе кажется, что ты переполнен, неожиданно твоя читательская утроба увеличивает свой объем, как почтовый ящик на яндексе. И ты растешь вместе с ними. Принимая правила, не сопротивляясь законам творения Андрея Таврова, читатель оказывается в беспримерном выигрыше. И эти, чудом обнаруженные в себе приятие и смирение, сродни религиозным.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Достойных друг друга поэтов и читателей.
Владимир ЕРМОЛАЕВ (РИГА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Понравилось, как назвал журнал Евгений Степанов, когда издание отмечало свое пятилетие: «толстенький малыш». Толстенький — замечательное качество; пусть оно остается с журналом и впредь (а также — белая бумага и крепкий переплет: «толстенький чистенький крепыш»). «Малыш» подразумевает непосредственность, простодушное лукавство, склонность к играм и расширению игрового поля до областей, которые «строгая литература» считает неприкосновенными. Пусть «малыш» ведет себя так и дальше.
Призыв (девиз) главного редактора — «Пишите! Напечатаю» — ободряет, я думаю, сотни творчески настроенных, но сомневающихся в своих способностях душ по всему русскоязычному пространству.
Возможно, некоторые постоянные авторы «Футурум АРТа» пользуются сайтом Стихи.ру — там, мне кажется, попадаются интересные (и не публиковавшиеся на бумаге) тексты. Может быть, стоит их (раз уж попались) вылавливать и предлагать вниманию редакции?
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Вопрос о запомнившихся публикациях («за восемь лет») — основательный. Но отвечать приходится «навскидку» — перечитать все номера и освежить когда-то читанное в памяти довольно трудно. С другой стороны, «запомнилось» подразумевает как раз то, что осталось в памяти до перечитывания. Поэтому я решил выписать то, что запомнилось (в целом или каким-то художественным образом, приемом, манерой), а затем уточнить номер выпуска и название стиха (прозу, так уж получилось, во всех журналах пропускаю). Получилось вот что: из силлабо-тоники: стихи А. Аркатовой (№ 4), «Как встарь» Е. Степанова (там же) и подборка Е. Кацюбы (№7—8); из поэзии К. Кедрова: «Вознесение ферзя» (№1); из палиндромов: «И он видит сон: жена нежности дивной…» А. Мирзаева (что-то и вправду дивное); из верлибров: сюрреалистические стихи Н. Грицанчука (№12) и подборка Ю. Милоравы «Горение цепь дыма» (№18—19); из переводов: стихи Тюмлера, Калницкого, Джексона, Бобровского; из теоретических статей: «Манифест семь» В. Герцика (№7—8) и «Палиндронавтика» К. Кедрова (№18—19).
Вспомнилось, когда заново искал эти тексты, и много другого интересного. Но, следуя принятому решению, отметил лишь то, что сразу пришло на ум.
Николай КАРАМЕНОВ (УКРАИНА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Я думаю о нем, как об очень близком человеке. То есть я сопереживаю журналу и иногда могу не то, что не читать его, я читаю журнал внимательно, а всматриваться в «Футурум АРТ», как в семейный альбом. Случаются дни, когда я хватаюсь за «Футурум АРТ», как за соломинку, особенно встретив в жизни либо же в текстах нечто, понимаемое большинством, как правильное, однако являющееся издевательством над любым здравомыслием и над логикой вообще. В таких случаях «Футурум АРТ» говорит мне, что я не сошел с ума, что есть мы, и — они, и мы — каждый себе отряд.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— «В’южный ферзь» Константина Кедрова (№ 1, 2001), «Я от сглаза гласности плыл» Михаила Цукерника (№ 1, 2001), «Если вдруг» Сергея Арутюнова (№ 1, 2008), «Удетероны» Евгения Степанова (№ 6, 2004), «На серебряном берегу» Елены Филипповой (№ 11, 2006), «О мире бесконечно лгут» Виктора Сосноры (№ 12, 2006), «Треска любви» Ильдара Харисова (№ 15—16, 2007), «На счет раз-два-три» Валерия Прокошина (№ 16, 2007), «Технология сонета» Сергея Бирюкова (№ 16, 2007).
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Выстоять. Возможно, я слишком безрадостно воспринимаю действительность, но каждый день, каждый месяц, каждый год я вижу, как море хаоса, океан первобытного и пещерного поглощают все, даже судьбы ярких людей, как перемалывается, превращается в порошок индивидуальность, а термиты и муравьи, совершенно одинаковые и поделенные между собой лишь на несколько каст, поедают горизонт и уничтожают перспективу. Я желаю выстоять.
Константин КЕДРОВ (МОСКВА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Лучший ПОэтический журнал России и ея окрестностей. ФУТУР-УМ-АРТ.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Очень дорожу мемуарами, на которые меня спровоцировал Саша Бабулевич:
И мы вошли с Кручёных
в Дом Ученых
но не было там кофе
для Кручёных…
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Чтобы вышло постановление о журналах «Футурум АРТ» и «Дети Ра» и чтобы всем нам выдали после этого продовольственные карточки, как Зощенко и Ахматовой.
Ольга ЛОГОШ (САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— На мой взгляд, такой журнал, как «Футурум АРТ», в России просто необходим. Если журналов, ориентированных на литературный мейнстрим, у нас пруд пруди, то изданий, печатающих необычные, экспериментальные тексты, совсем немного. Сразу вспоминаются «Журнал ПОэтов», «Другое полушарие», питерские «АКТ», «LitriЧЕ», отчасти — «Воздух». «Черновик» и «Словолов» с визуальной поэзией, смешанной техникой. Словом, традиция русского авангарда, прерванная в советское время, по-прежнему таится на периферии литературного поля. Поэтому журнал «Футурум АРТ», верный русскому авангарду, безусловно, важен. К тому же он объединяет авторов, работающих в самых разных техниках.
— Какие публикации Вам запомнились?
— Поразили стихи Михаила Файнермана, поэма Андрея Таврова «Самурай». В целом значимых публикаций было так много, что назову лишь те, которые меня больше всего тронули: стихи Елены Кацюбы, Юрия Милоравы, Анны Альчук, Татьяны Данильянц, Ульяны Заворотинской, Андрея Коровина, переводы стихов Вальтера Тюмлера, Иоганнеса Бобровского, стихопроза Александра Уланова, Галины Ермошиной. Очень интересно было прочесть интервью Константина Кедрова, Виктора Сосноры, статью Ю. Милоравы «Эпос Айги», эссе К. Кедрова «Метафора метаметафоры», статью М. Зенкевича о свободном стихе.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Побольше печатать критических материалов — от научных статей до популярных работ о различных видах стиха. Как ни банально это звучит, читателя надо просвещать, иначе мы просто останемся без него и будем читать друг друга. Желаю «Футуруму» оставаться эклектичным журналом: чтобы рядом с верлибром стояли тонические стихи, хокку, удетероны, палиндромы, стихопроза и т. п. А если печатать силлабо-тонику, то стоит выбирать странные, будоражащие стихи — чтобы они не проигрывали на фоне других текстов.
Игорь ПАНИН (МОСКВА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— По Вашей классификации меня, вероятно, следует относить к «традиционалистам». Потому не стану кривить душой и утверждать, что «Футурум АРТ» — это мое настольное чтение. Тем не менее, просматриваю и читаю обычно с интересом. В целом, конечно, нужный и неординарный журнал, позволяющий порой смотреть на очевидные (во всяком случае, для меня) вещи под иным углом.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Если не изменяет память, именно благодаря этому журналу я познакомился несколько лет назад с творчеством замечательного поэта Игоря Алексеева. Ну и вообще стараюсь не пропускать тексты Евгения В. Харитонова, Бориса Гринберга, Евгения Степанова, Андрея Коровина, Валерия Прокошина. Долго перечислять.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Продолжать активно публиковать малоизвестных, «нестатусных» авторов. Я вот постоянно открываю для себя новых интересных поэтов в Интернете. Часто это непрофессионалы, которые только вступают в литературу, еще не имеют книг и публикаций, в большинство толстых журналов дорога им заказана, поскольку там лучше напечатают вконец исписавшегося «корифея», памятуя о его прошлых заслугах, которые тоже можно поставить под сомнение, нежели дерзкого, молодого автора «со стороны». И то, что «Футурум АРТ» время от времени ставит на «темных лошадок» — просто замечательно.
Андрей ПЕРМЯКОВ (ПЕРМЬ — МОСКВА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»
— На своем верхнем, видимом уровне «Футурум АРТ» — это такое место встречи. Сейчас, когда, кажется, всем стало ясным, что нет в современной русской поэзии какого-то общего пути развития, декларировать свою открытость различным литературным стилям модно. Но одно дело такие декларации, а совсем другое — реальные дела. Когда подряд в течение нескольких номеров в журнале выходят стихи Сергея Арутюнова, Ры Никоновой и, например, Марианны Гейде, то, по-моему, объяснять, что журнал не принадлежит какому-то клану или группе необходимости нет, и в основе отбора текстов лежат очень серьезные вещи.
И вот тут появляется второй уровень, более глубокий. Или наоборот, расположенный выше — в зависимости от того, откуда направлен взгляд. Вот на этом уровне путь развития у русского стиха есть. А чтобы его, этот путь, найти и нужен такой журнал, подобный слоям прозрачных пластин с нанесенными штрихами или мазками. Картина получится когда эти пластины будут собраны вместе и правильным образом. Вот это, на мой взгляд, и есть миссия журнала и его грядущей антологии.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Получилось так, что я сначала видел более свежие номера журнала, а уже позже смотрел архив. Все это произошло в течение сравнительно короткого периода времени, так что снимок получился с довольно маленькой выдержкой и поэтому весьма четкий. Если все-таки начать в хронологическом порядке, то из первых номеров (по-моему, это вообще было в самом первом номере) запомнилась группа Алконостъ. Их альманах один из самых интересных в пространстве сегодняшней литературы, а представленные в «Футурум АРТе» тексты ядра группы показывают, что дело не в «своей площадке» и магии названия, а в качестве. А дальше всех интересных публикаций и не перечислить: Айвенго, Игорь Алексеев, Алексей Александров — это только те, кого я открыл для себя благодаря этому журналу. Кстати, интересно: все трое авторов из Среднего Поволжья, а их публикации пришлись на первые годы нового века, на те самые годы, когда журнал «Волга» находился в невменяемом состоянии. Вот и еще одна миссия «Футурум АРТа»: приют хороших поэтов, оставшихся без приюта.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Пожелать хочется вещей как более приземленных, вроде попадания в «Журнальный Зал» или открытия новых авторов, так и более серьезных целей: надо чтобы журнал и созданный вокруг него литературный портал стал одним из центров русской литературы. Без разделения ее на «бумажную» и «сетевую». Ну, и, может быть, еще такое пожелание: чаще печатать тех, кто уже ушел от нас. Многие из этих ребят не имели при жизни достаточного количества публикаций. Хотя бы так попробовать восстановить справедливость.
Валерий ПРОКОШИН (ОБНИНСК)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— О существовании журнала «Футурум АРТ» я узнал примерно лет пять назад. И тогда он мне показался довольно интересным, потому что не был похож на привычные, получаемые библиотекой, журналы-«толстяки». К сожалению, читать полностью номера журнала, особенно сдвоенные, с монитора нет возможности. А получать бумажные экземпляры тоже проблема. Но похоже, ситуация за последние годы не изменилась: в «Футуруме» по-прежнему отдается предпочтение зауми, палиндромам, верлибрам, стихопрозе и прочему литературному авангарду. Тем и отличается «Футурум» от большинства литературных российских журналов. То есть, он спокойно занял свою нишу, на которую мало кто рискует претендовать.
— Какие публикации за восемь лет сущестовавния журнала Вам запомнились?
— Не буду скрывать, что такой вид литературы мне не совсем близок. Он интересен, но от него быстро устаешь. Наверное, он хорош в малых дозах. Тем не менее, есть достаточно большое количество авторов, которые пишут именно так, и у этих авторов есть своя аудитория. А вот с печатными изданиями у них, как всегда, проблема. Уверен, что для многих авторов такие журналы, как «Футурум АРТ» или «Другие» — единственные издания, где они могут опубликоваться.
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— Остается пожелать только одного, чтобы выход этих журналов не прекращался, не смотря ни на что.
Михаил ВЯТКИН (МОСКВА)
— Что Вы думаете о журнале «Футурум АРТ»?
— Что бы Вы пожелали журналу «Футурум АРТ»?
— «Футурум Арт» — замечательный журнал. Это форточка со свежим воздухом неоавангарда. А дальше выскажу, может быть, несколько бредовую мысль. Для меня «Футурум Арт» и Дети Ра» складываются в один мегапроект. Один журнал мог бы жить в Интернете, например, «Дети АРТа», а другой — «Футурум РА» выходил бы только в бумажной версии.
«Дети АРТа» собирали бы из регионов Интересные подборки, скажем раз в месяц, и публиковали их на общем сайте.
А каждые полгода «Футурум Ра» печатал бы лучшее — квинтэссенцию из того, что было опубликовано в этих интернет-номерах, но уже структурировав тексты не по географии, а по стилевым направлениям.
Но как бы ни сложилось в будущем наше поэтическое пространство, желаю «Футуруму» и его редактору Евгению Степанову быть в самом эпицентре литературного творчества.
— Какие публикации за восемь лет существования журнала Вам запомнились?
— Я отметил стихотворения, которые мне, как абсурдисту, более интересны и близки. Но это совсем не обязательно означает, что они — абсурдны. Когда-то подкупала искренность чувств, порой хотелось поучиться у автора, иногда это были стихи для наслажденья чтением.
2002, № 2—3, — Света Литвак «Когда пчела садится на цветок»
Я лежу на дивном Ане —
— поневоле завидуешь такому лежанию
— и хочется зевнуть но не от скуки
а для собственного удовольствия
2004, № 5 — «Айвенго»
заумь кроме зауми
должна содержать еще и другие смыслы
Айвенго открыто предлагает улыбаться вместе с ним
2004, № 6 — Александр Федулов. 2004, №. 7—8 — Ры Никонова; Александр Крамер; Татьяна Грауз
Татьяна Грауз совершенно на свой лад
но играет она мелодию
что в родстве с музыкой подаренной нам Еленой Гуро
2005, № 9 — Дмитрий Авалиани «Кедров / Любовь». 2006, № 11 — Георгий Геннис «Шрам голоса»
когда читаешь стихи Георгия Генниса
то от отчаяния невольно в сердце зарождается
детская нежность
2007, № 1—2 (14—15) — Евгений В. Харитоновъ «Осень / Тишина». 2006, № 3 (13) — Джордж Гуницкий «Волна возле окна». 2006, № 12 — Максим Бородин «Unplugged Первый Альбом Группы «Пальто Sorry Band»»; Евгений Степанов «И снова брат идет на брата»
он не боится если даже вдруг его слова
будут свидетельствовать против него самого
в этом — красота стихов Евгения Степанова
№ 3 (16) 2007 — Андрей Коровин «Когда поэты были большими», Сергей Бирюков «Технология сонета»
иногда неоавангардисты на минуточку забывают
что они суть — поэты авангарда
— ловите эти минуточки
№ 2—3 (18 — 19), 2008 — Сергей Кромин «Бърезовбогъ». Его поиски — рождающийся заново поэтический фольклор.
Здесь — аналогия с новейшей историей народных промыслов. Настоящие (крестьянские) промыслы окончательно погасли в России где-то в 60 — 90-е гг. XX века. Но идея их не умерла. Некоторые современные авторы стали подражать старым промыслам, — получилась халтура — сувенирка. Но есть художники, которые стараются пережить заново идеи архаики, прочувствовать изнутри — и случаются успехи.
На сходном пути, по отношению к устному фольклору, находится Сергей Кромин.
Олег Асиновский «Месяцеслов»
сладкое триединство безумия:
безумно это читать
безумно это писать
безумно становиться безумцем
Надя Делаланд «Будничный праздник» —
Надя Завлекает
Почему Так Мало Жаль! Хочется Почитать Еще
Живем И Надеемся